Поездка в Испанию - Уинтерз Ребекка. Страница 23

Что и говорить, разница между мужчиной и женщиной очевидна. Но неужели он думает, что женщина... разве и она не подвержена соблазну? Мужское превосходство, упругая кожа мускулистого мужского тела, благородные черты лица, гордый лоб — ко всему этому она должна остаться равнодушной? Как объяснить те чувства, что испытываешь, когда тебя сжимают и защищают теплые, сильные, надежные руки... или когда вдруг разбиваешься вдребезги, натолкнувшись на неприступность и жестокость? Когда огонь в крови передается от одного другому, а сердца стучат в едином бешеном ритме?.. С ней это случилось лишь сейчас — такого не было никогда прежде...

Не на шутку испугавшись, что не совладает с собой и, забыв о всякой гордости, бросится к Винсенту, Рейчел не придумала ничего лучшего, чем вскочить на лошадь. Скорее оказаться как можно дальше от него — вот единственный выход!

Он окликнул ее, но она, сделав вид, что не слышит, поскакала вперед. Предвкушение уединенного обеда, спокойная прогулка в горы — все растворилось в буре эмоций. Нет, она не в силах с собой справиться...

Но что это? Раскат ли грома так напугал Пакиту, что она понеслась вниз по склону горы, как испуганный кролик? Нет, не гром, а топот мощных копыт нагоняющего их жеребца... Молниеносно Винсент настиг ее и, перехватив поводья, заставил лошадь перейти на шаг и наконец остановиться. Среди деревьев Рейчел заметила вымощенную дорогу: они уже недалеко от конюшни.

— Madre de Dios, Рейчел! — Винсент был бледен как полотно. — Что это на вас нашло? — Он тяжело дышал. — Представляете вы себе, как недалеки были от того, чтобы сломать свою прекрасную шейку? Пакита неслась прямо на дорогу! Вам ничего не стоило столкнуться с машиной!

Рейчел не смела на него взглянуть и лишь ерзала в седле, дрожа от испуга и облегчения.

— Я... О, простите... я не хотела...

Он пробормотал сквозь зубы что-то неразборчивое и спешился.

— Оставайтесь в седле, а я проверю копыто Аль Халифа. У него с левой задней ногой неладно, а он разрезвился. На Паките вам безопаснее.

Статный жеребец храпел и крутился на месте, пока Винсент, напевая что-то по-испански, пытался осмотреть его ногу. Спросить бы, что он там нашел... Да нет, еще помешает, — пожалуй, не стоит. Минуты бежали... Вдруг тишину разорвал звук клаксона — вдоль ущелья неслась машина. В следующий миг встревоженный жеребец, лягнув от неожиданности ногой, отбросил Винсента на землю...

— Винсент! — закричала Рейчел. И, забыв о всякой опасности, спрыгнула на землю и понеслась к нему... Пока она его осматривала, Аль Халиф обнюхивал хозяина. Но Рейчел этого не замечала, а видела только, что на голове у Винсента показалась кровь и что он недвижен. — Мой дорогой Винсент! — Она гладила его лицо, умоляла открыть глаза. — Господи! Не умирай! Пожалуйста, только не умирай! — Она почти обезумела.

А жеребец, чувствуя неладное, все тыкался мордой в хозяина — старался его пробудить.

Рейчел не колебалась ни минуты — вскочила на Пакиту и понеслась во весь опор. Минута — и она уже позвала на помощь людей, стоявших у конюшни. С десяток рабочих бросились ей навстречу, иные верхом, без седла. Вся группа последовала за Рейчел туда, где, бледный, неподвижный, лежал их хозяин... У Рейчел сердце выскакивало из груди, она утирала катившиеся по щекам слезы. О Боже, очнется ли он? Жив ли?.. Все поплыло у нее перед глазами, когда сеньора бережно подняли с земли и передали в руки одного из тех, кто сидел на лошади без седла.

— На обратном пути Рейчел держалась рядом с Винсентом, не сводя глаз с любимого лица.

К огромной ее радости, он скоро стал подавать признаки жизни: когда подъехали к патио — там собралась вся прислуга, — он открыл глаза. На мгновение эти черные глаза сосредоточились на Рейчел, но тщетно она пыталась понять, что он хотел бы сказать ей. Зато тут же попробовал самостоятельно встать на ноги, вызвав громкие протесты окружающих. Никакие заверения — ни устные, ни письменные — тут не требовались, ясно: для всех них patron — дорогой и уважаемый человек. Не обращая внимания на сгрудившихся вокруг него женщин, Винсент поднялся, отверг всякую помощь и, пошатываясь, направился в дом. «Гордость великого де Рьяно никогда не принимает ничьей помощи — разве что при самой крайней необходимости», — подумала Рейчел и благоразумно отступила, вознося благодарность Господу: молитвы ее услышаны.

Все быстро разошлись, а Рейчел поспешила к себе наверх — надо успеть принять душ и переодеться до того, как проснется Луиза. Остаток дня и вечер тянулись мучительно долго: Винсент ни разу не зашел в детскую — это так на него не похоже. Потеряв наконец терпение, Рейчел потребовала от Катаны, которая принесла бутылочку, новостей о хозяине. По ее словам, он не выходил из комнаты, запретил экономке вызывать врача и никого не впускал. Да, таким — сильным, мужественным — она его и полюбила. Что сказала Кармен о дяде? Она отлично помнит: из всей прислуги Шэром единственная не боится сеньора.

Пожалуй, хватит с нее информации. Рейчел уложила Луизу и пошла в свою комнату сменить туфли — у нее найдутся помягче. Переодеться — скинуть ночную сорочку и халатик — нет времени, тем более — уложить волосы, она их только просушила и расчесала после утреннего купания с Луизой.

Скользнув в босоножки на низком каблуке, она побежала по мозаичному полу в другое крыло дома, что называется, не касаясь земли. Полагаясь на инстинкт, петляла по лабиринту проходов: стройные колонны, всюду изысканный декор; убранные коврами лестницы вели в разные уголки виллы — такая могла бы принадлежать восточному властителю, только здесь — безупречный вкус, хотя и роскошно; преобладает светлый колорит. На каждом повороте ее встречало изобилие цветущих растений, наполнявших ночной воздух множеством ароматов, дурманящих голову: жасмин, розы, еще какие-то цветы, незнакомые... Во всем этом для нее — сама Испания, теперь она навсегда останется в ее сердце. Жгучее воспоминание о черноволосом, черноглазом испанце и его доме полетит с ней в Нью-Йорк, и она вечно будет лелеять его в душе.

«Прошу тебя, Господи! Пусть с ним не случится ничего серьезного!» — шептала она свои молитвы, пока преодолевала очередной лестничный пролет, ведущий в глубь длинного коридора. Пожилая экономка у двустворчатых дверей заламывала руки и что-то бормотала про себя. Рейчел точно знала, что она чувствует: в обоих домах де Рьяно, где ей довелось побывать, все любили сеньора. Как знала и то, что гордость не позволит ему демонстрировать слабость ни перед кем из своих людей. Но она-то к ним не принадлежала, она в его глазах — что-то вроде проклятия. Вот почему ее мало волновало, что он подумает, как отреагирует на ее вторжение, пусть она и не будет ему полезна. Увидев Рейчел, экономка перекрестилась.

— Вам Катана сказала? У сеньора травма, никого не впускает. И дверь запер.

Рейчел, ничего другого и не ожидавшая, набралась храбрости:

— А у вас есть ключ от этой двери?

Седовласая женщина, сначала, казалось, ошарашенная, слегка вздохнула, радостно закивала, вынула из кармана ключ и с готовностью передала его Рейчел.

— Да хранит тебя Пресвятая Дева! — Перекрестилась еще раз и тихонько удалилась.

Бормоча собственные заклинания, Рейчел осторожно вложила ключ в замок и повернула. Слабый щелчок, поворот латунных ручек — и дверь открылась... В темной комнате ни проблеска света, а она сейчас явно в прихожей. Рейчел заколебалась: она не была еще в этой части виллы. Спальня сеньора де Рьяно, считала она, как и все остальные, расположена на той стороне виллы, откуда открывается вид на горы. Но ей-то что в том, раз она ничего не видит на шаг впереди себя.

В темноте послышался раздраженный мужской голос, произносивший проклятия по-испански. Рейчел подпрыгнула от неожиданности, но почувствовала облегчение: она хоть слышит Винсента, но боится не его, а за него. Воображение уже рисовало ей картину распростертого на полу тела: он без сознания... или еще хуже...

— Теперь, когда я знаю, что вы живы, пожалуйста, говорите по-английски, сеньор.