Записки районного хирурга - Правдин Дмитрий. Страница 44

— Доктор! Дмитрий Андреевич, — услышал я сквозь сон голос медсестры. — У девочки по дренажу кровь потекла.

— Кровь? — Я подпрыгнул в кровати. — Давно?

— Нет, только что! Я хотела пульс посчитать, а гляжу — по трубке из живота кровь побежала.

— Неужто ДВС развился?

— Что вы говорите?

— Ничего, пойдемте посмотрим.

Последние сомнения рассеялись после осмотра: повязка на животе обильно промокла кровью и по дренажу истекала красная жидкость. Сочившаяся кровь не сворачивалась. Я попросил вызвать лаборанта и установить время свертывание крови (ВСК) и длительность кровотечения (ДК), те лабораторные показатели, которые наиболее информативны при данной патологии.

Результаты оказались неутешительными: и ВСК и ДК были в четыре раза выше нормы. Веденные кровоостанавливающие препараты не работали, только свежая кровь могла остановить кровотечение.

— У вас есть доноры, кто ими занимается? — спросил я у медсестры.

— Есть! Виталий Петрович, анестезиолог занимается? Что, вызываем?

— Вызываем!

Хорошо, что в описываемое время нам еще разрешали заниматься донорами, не обследованными на СПИД. Сейчас строго запрещено переливать кровь, если донор в день кроводачи не обследовался на эту страшную инфекцию. В 1997 году еще было можно.

Резервных доноров с нужной группой оказалось всего пять человек, мы взяли у них в общей сложности два с половиной литра, но этого оказалось мало; кровотечение продолжалось. Объявили по радио, и через полчаса желающие сдать кровь уже не помещались во дворе хирургии.

Лишь после того, как мы влили десять литров, кровотечение наконец остановилось и по дренажу и из повязки больше ничего не бежало.

— Да, Дима, задал ты работки! — утирая пот, произнес анестезиолог. — Похоже, что все же больше шести часов прошло, а?

— Да, похоже, что больше.

— Ладно, кровотечение остановили, а это самое главное!

— Извините меня, я же хотел как лучше!

— Да я тоже хорош, вот знал же, что может такое произойти, а пошел у тебя на поводу! Это всем нам урок! Сказано: после шести часов от момента травмы не лить, значит — не лить, и точка!

Мне было очень стыдно.

К счастью, девочка поправилась. Но пока она лежала в хирургии, я слышал, что за моей спиной постоянно шепчутся, обсуждая мою недальновидность.

До конца командировки оставалось еще почти три недели, и мне надо было как-то реабилитироваться в глазах окружающих. И вскоре представился случай.

Двадцатитрехлетний сержант милиции Коля Пирогов разнимал дерущихся пьяных лесорубов и получил удар ножом в живот. Ранение оказалось неопасным — в двух местах была повреждена тонкая кишка. Я быстро зашил раны, промыл брюшную полость и установил дренаж.

Послеоперационный период поначалу протекал гладко, Коля быстро шел на поправку. Но на пятый день у него возникли схваткообразные боли и вздутие живота, присоединилась рвота, не приносящая облегчения. Налицо была клиника ранней спаечной непроходимости.

Операция показала множество спаек, опутавших тонкий кишечник. С трудом разъединив их и восстановив пассаж пищи, я зашил живот.

Через пять дней все повторилось — боли, вздутие живота, рвота. И в третий раз мы взяли Колю на операцию. Картина оказалась хуже — спаек больше, но кишки жизнеспособные. «Странно, как они так быстро образуются?»

На самом деле спаечная болезнь и спаечная непроходимость — бич хирургии. Я читал в литературных источниках о спаечной непроходимости, возникшей через пятьдесят лет после операции на органах брюшной полости. Но чтобы вот так, два раза подряд в течение десяти дней?..

На третьей операции я установил специальные катетеры в брюшную полость — чтобы вводить лекарства, рассасывающие спайки. Но на пятый день снова возникла кишечная непроходимость. Пришлось в четвертый раз брать бедного сержанта на операцию.

Выполнив четвертое чревосечение, я загрустил: кишечник еле определялся, он был опутан спайками, будто паутиной. Разъединяя их, я лихорадочно думал: «А что дальше делать? В пятый раз я просто не войду в живот, спайки разрастутся, словно мифическая гидра. Где я уберу одну, вырастут три!»

— Дмитрий Андреевич, а вы попробуйте операцию Нобля применить, — услышал я тихий голос Любови Андреевны.

— А что это за операция? Я, честно говоря, первый раз слышу.

— Если постоянно возникают спайки, то можно уложить кишечник так, что б он сросся без особого ущерба для прохождения пищи, как батарею отопления, — и сестра показала мне, как это сделать. — Вот так укладываем, сшиваем друг с другом, и думаю, все будет нормально.

Я поразился простоте решения и сшил кишки, как показала операционная сестра. Наш разговор никто не слышал, поэтому в конце операции Любовь Андреевна громко, во всеуслышание сообщила:

— Ну, Дмитрий Андреевич, молодец! Вы нашли правильное решение!

Я хотел возразить, что это она мне подсказала выход, но Любовь Андреевна заговорщицки подмигнула, и мне пришлось принять лавры победителя. Все, кто был в операционной, восхищенно посмотрели на меня.

— Ну, Дима, молодец! Если поправится, то сразу реабилитируешься! — похвалил анестезиолог.

— Слушай, после случая с реинфузией я боюсь делать какие-либо прогнозы.

— Ну ты это брось! Всякое в жизни бывает, не паникуй.

— Дмитрий Андреевич, руки у вас на месте, голова тоже работает, сегодня вот доказали, — поддержала разговор старшая сестра. — Кто из нас не ошибался! Не вешайте нос! Хирург из вас хороший выйдет, это вам я точно говорю, а я-то на всяких насмотрелась.

— Спасибо вам всем! — поблагодарил я присутствующих и поклонился в пояс.

Коля и в самом деле пошел на поправку после операции Нобля. К сожалению, я его долечить не успел — командировка закончилась. После моего отъезда его выписали, и больше в хирургию парень не попадал.

В этой командировке я узнал, что до сих пор есть больницы слабее нашей, и научился работать в еще более сложных условиях. Но какие же прекрасные люди работали в богом забытом Амазаре!

Уезжать было, честно сказать, довольно грустно. Главврач слово сдержал и не подвел — деньги я действительно получил хорошие, но как же не хотелось уезжать! Мы договорились со Штилерманом, что в следующий свой отпуск я обязательно приеду снова поработать в отделении.

В больнице, провожая меня, устроили небольшой праздничный обед, сказали много приятного, и никто не упомянул случай с реинфузией.

— Дмитрий Андреевич, может, насовсем к нам переедете? — спросила Любовь Андреевна.

— Точно, Дима, переезжай к нам! Мы тебе квартиру выбьем, благоустроенную! На охоту вместе будем ходить! — поддержал Виталий.

— Спасибо огромное, но у меня в поселке Серышево, на юге Амурской области, и квартира, и семья. Я к вам в отпуск буду приезжать, если не возражаете.

— Приезжай-приезжай! — понеслось со всех сторон.

На поезд меня сажали практически всем отделением.

Главный врач выделил «скорую», но все желающие в нее не вместились. С собой мне выдали гостинцев — мяса дикого кабана, оленя и красной рыбы. Я отказывался, но Виталий буквально силой заставил принять:

— Ешь, и нас вспоминай! Может, передумаешь, да и махнешь в наши края навсегда!

Потом я еще одиннадцать раз ездил помогать сельскому здравоохранению отдаленного северного региона. Было много интересных операций, и каждый раз меня встречали и провожали как близкого родственника.

Одно время я даже чуть было не поддался на уговоры и не переехал в далекий Амазар, но дочка пошла в школу, а жена не захотела менять работу. Но я до сих пор вспоминаю таежный поселок, его людей и свою первую командировку.

Глава 14

Опять о Новом Годе

Домой я добрался без приключений. Поздно вечером 30 декабря мой отпуск закончился, и на следующий день я вышел на работу. За время моего отсутствия ничего особенно не изменилось. Бурлаков вел себя дисциплинированно, заведующему даже в какой-то момент показалось, что Саныч исправился и завязал с «зеленым змием».