Записки районного хирурга - Правдин Дмитрий. Страница 68

Старшая сестра промолчала.

— У вас есть конкретные претензии к работе Минусинского?

— Конкретно к работе — нет!

— Тогда все. Я вас выслушал, будут замечания по работе — приходите снова.

Старшая сестра ушла, а я задумался: «Неужто Вольдемарыч и вправду такой двуличный или наговаривают злые языки? Меня, помнится, тоже в свое время зверем окрестили. Нет, надо во всем разобраться!»

Работа захватила нас, поток больных усилился, и вопрос о Вольдемарыче отодвинулся на второй план, если не исчез совсем. Оперировали мы много и на редкость удачно. Минусинский поражал своей безукоризненной техникой. Вскоре у него завязались нежные отношения с одной из медсестер отделения, незамужней Лидочкой.

В отделении было много и других симпатичных незамужних медсестер, причем бездетных. А Вольдемарыч воспылал внезапной страстью к Лидочке, в одиночку воспитывающей двоих малышей, но владеющей шикарной четырехкомнатной квартирой, доставшейся ей в наследство от бабушки. Злые языки утверждали, что Минусинскому нужна жилплощадь, а не ее хозяйка. Лучше жить в отдельной квартире, чем в комнате в общежитии с одним туалетом на этаже.

Первые симптомы нечистоплотности обаятельного хирурга обнаружил как раз я. Как-то зайдя в процедурку, я увидел на столе пакеты с кровью.

— Кто переливает кровь? — спросил я у постовой медсестры.

— Доктор Минусинский!

— А он провел пробы на совместимость?

— При мне не проводил!

Прежде чем перелить кровь, необходимо провести пробы на совместимость группы и резус-фактора. Это даже не обсуждается. Нарушение этого правила — тягчайшее профессиональное преступление. Да, известна группа донора, она пишется на пакете с препаратами крови; известна группа реципиента; но проба на совместимость — обязательна! Без нее врач не имеет права переливать кровь, это в нас вдалбливают еще в институте.

— Где Минусинский?

— Кажется, в палате.

— Позовите его.

Появился Вольдемарыч:

— О, шеф! Что случилось, будет операция?

— Пока нет. А скажи-ка мне, Петя, это ты кровь затеял переливать?

— Я, у Думбадзе из второй палаты ранение печени, гемоглобин низкий, решил восполнить, а что?

— А ты пробы на совместимость проводил?

— А как же!

— А покажи мне, где пробирка с его сывороткой?

— В холодильнике, — слегка побледнел Минусинский.

— Ну, неси.

Вольдемарыч исчез и через пару минут появился снова.

— Дима, ты знаешь, сыворотки Думбадзе нет. Может, медсестра вылила?

— Я ничего не выливала! — заявила медсестра.

— Петя, как можно вылить то, чего там никогда не было?

— Как не было? Я же сам совмещал!

— Петя, вчера ночью, когда я оперировал Думбадзе, мы ему кровь на совместимость не брали, потому что выполнили реинфузию. Когда собственную кровь переливают, пробу на совместимость не берут. А ты этого не видел, так как мне Степа ассистировал.

— Ну, значит, сегодня утром взяли.

— И утром не брали. Я не просил, и ты тоже, процедурная медсестра подтвердила. Петя, ты соврал мне!

— Дима, ну прости! Знаешь, заработался, туда-сюда! Из головы вылетело! Ну какая разница, делал пробу, не делал? На этикетках же группа стоит!

— Ты что, глупый? Это же преступление!

— Ну, сразу и преступление?

— Петя, да! Это преступление! А не зайди я сюда, ты бы еще протокол переливания заполнил, где указал, что пробы выполнил. А это еще и подлог документации!

— Слушай, ну не кипятись! — попытался успокоить меня Вольдемарыч. — Виноват, сейчас все исправлю. Я, между прочим, твоему больному кровь хотел перелить, ты же его оперировал!

— Моему? Он что, мой личный? Ты, кажется старший ординатор, а я, напомню тебе, освобожденный заведующий! Не хочешь в стационаре работать, иди на прием в поликлинику!

— Ну все, разошелся! Я же пошутил! Что из мухи слона делать?

— Петя, больной не слон, а кровь не муха!

— Но я же не перелил!

Я не стал раскручивать эту историю, сам не знаю почему. Может, потому, что Минусинский клятвенно обещал больше ничего подобного не допускать… Но до меня дошло наконец-то, что почувствовали все остальные: Вольдемарыч ох как непрост.

После этой истории Минусинский стал еще вежливее разговаривать со мной и с преувеличенным рвением исполнять малейшие мои просьбы.

— Смотри, Дима, скоро какать не сможешь, — как-то подколол меня Иван.

— С чего это вдруг?

— Да Минусинский тебе скоро весь зад залижет!

— От дурак! Он просто исполнительный!

— Ой, уморил, исполнительный! — захохотал Иван. — Не будь ты начальником, он бы тебя давно послал!

— А что, тебя уже посылал?

— Ну, меня, сам знаешь, посылать вредно для здоровья! Но если я его о чем попрошу, он сто отговорок найдет, лишь бы не делать!

— Ну, наверное, плохо просишь?

— Он уже в нашем отделении адаптировался и всех мягко и интеллигентно посылает куда подальше. Только ты один этого избежал. Ох, хлебнешь ты с ним!

И я снова пропустил мимо ушей слова Ивана. Я не был искушен в интригах, не распространял сплетни и вообще не играл в подобные игры, а привык доверять только своим собственным глазам и ушам.

Доктор Минусинский как хирург совершенно меня устраивал и, кроме того, освобождал меня для административной работы. И я решил, что, если он негодяй, то рано или поздно это всплывет.

Ждать пришлось недолго.

Перед Новым годом в дверь моего кабинета требовательно постучали.

— Войдите, не заперто! — крикнул я, не отрывая взгляд от годового отчета, над которым в тот момент работал.

— Вы заведующий хирургического отделения? — без предисловий спросила разгневанная женщина, отряхивая снег с одежды прямо на пол.

— Я, а в чем дело?

— Отлично, вы-то мне и нужны, наконец-то застала! — заявила гостья и плюхнулась на диван, расстегнув пуговицы на дешевом и стареньком бордовом пальто.

— Вообще-то я ни от кого не прячусь. А кто вы и что вам нужно?

— Не прячетесь? Странно, а мне сказали, что вы в командировке. Я вас третий день караулю!

— Прекратите говорить загадками и выскажитесь по существу или оставьте мой кабинет. У меня много работы.

— Я думала, вы мне все объясните.

— Хорошо, — попробовал успокоиться я. — Начнем с имен. Я — Дмитрий Андреевич Правдин, а вы?

— Нина Петровна Теплакова! — подсказала незнакомка.

— Нина Петровна, я действительно очень занят: пишу годовой отчет. Так что, если у вас что-то серьезное, начните говорить об этом, а если пришли подурачиться, тогда закройте дверь с той стороны.

— Действительно, мои действия могут показаться вам странными, — согласилась Нина Петровна. — Я почти тридцать лет проработала учительницей в сельской школе, преподаю русский и литературу. Я — сельская училка! Возможно, с головой у меня и не все в порядке, но вы знаете, какая у меня зарплата?

— Понятия не имею, — ответил я, подозревая, что дама слегка не в себе.

— Что вы отодвигаетесь от меня? — словно читая мои мысли, произнесла Нина Петровна. — Не бойтесь, я не сумасшедшая! Я жена Теплакова Геннадия Яковлевича, вы ему неделю назад удалили камни из желчного пузыря и пупочную грыжу!

— Помню, — подтвердил я. — А разве с ним что-то случилось? Я утром на обходе смотрел, настораживающих моментов не увидел.

— Настораживающих моментов, как вы изволили выразиться, нет! Это правда! Но меня настораживает ваш аппетит! Это безобразие, господин Правдин! У меня нет таких денег!

— Так. Стоп. О каких деньгах вы говорите?

— О тех, которые вы взяли за операцию!

— Ничего не понимаю… Мы оперируем бесплатно! И никаких денег ни с вашего мужа, ни с кого другого я не брал!

— Правильно, вы сами не берете, — кивнула Нина Петровна. — Вы других врачей подсылаете! Они берут и вам приносят!

— Что за чушь! — возмутился я. — Вы отдаете себе отчет, в чем вы меня обвиняете?

— Я отдаю! А вы понимаете, что мы с мужем живем только на мою зарплату? Он инвалид — пенсия копеечная, а у нас еще дочь-студентка, ее надо на ноги поднять! Я и так себе часов набрала выше крыши, еще репетиторством занимаюсь! Мы с вами договорились, что за две операции, за желчный пузырь и пупочную грыжу, я вам передам десять тысяч рублей! Я передала! А сейчас вы требуете еще пять тысяч! Где я их возьму? Вы и так меня разорили! Я требую, чтобы вы вернули мне все деньги! Немедленно! А иначе я пойду в газету и расскажу о ваших художествах! Еще и в милицию заявление напишу! Вам небо с овчинку покажется! Теперь я ясно выражаюсь?