Именем любви - Мэй Сандра. Страница 7
Шерри вдруг вскинула голову и прищурилась.
– И вы с Китти… Но это же совсем уж подло! Ты будешь изображать влюбленного сногсшибательного красавца…
– Почему изображать? Я и есть сногсшибательный красавец, разве нет?
– Клоун! Ты будешь за ней ухаживать, возможно, даже переспишь с ней…
– Нет.
– А Китти сказала…
– Есть определенные границы. Внутри них Китти Шарк может просить, требовать и даже приказывать. Но за их пределы ее власть не распространяется. И Китти это прекрасно знает.
– Хорошо, пусть так. Ты просто заставишь ее влюбиться…
Джо погрозил пальцем.
– Шерилин! Стыдись! Нельзя заставить влюбиться. Я просто сыграю свою роль достаточно хорошо, чтобы Элли Морган почувствовала себя нормальной женщиной. Да, не супермоделью. Да, не красавицей. Нормальной женщиной. Довольно, кстати, симпатичной и в чем-то трогательной.
Шерри недоверчиво покачала головой.
– А потом повернешься и уйдешь? Оставишь ее наедине с зеркалом и придурком-мужем?
Джо загадочно улыбнулся.
– Если я все правильно рассчитал, к концу этой недели Филип Форд должен превратиться в пещерного человека.
– Это как?
– В результате моих талантливых стратегических и тактических мероприятий Филип Форд просто перекинет свою молодую жену через плечо и потащит в спальню, рыча и огрызаясь на каждого, кто посмеет встать у него на пути.
– Он надорвется!
– Ты злая, Шерри. Иди сюда.
– Что-о-о?!
– Что слышала. Иди сюда.
И Джозеф Ладлоу встал с кресла, по пути небрежно уронив купальный халат с плеч.
Оказывается, она не целовалась с мужчиной целую вечность.
То есть она ДУМАЛА, что у нее были любовники – Том, Скотт, Джеймс…
Не было никого.
Потому что ни с кем из них не было так… горячо и щекотно, смешно и страшновато, невесомо, легко пугающе отчаянно. Прикосновения тех, чужих, рук не дарили такого острого наслаждения, и кровь не превращалась в шампанское, и ноги не становились слабыми и дрожащими, а тело – невесомым и рвущимся в небеса.
И поцелуи – те, неправильные, – были просто дыхательными упражнениями, чем-то вроде оказания первой помощи методом «рот в рот».
О, этот поцелуй был совсем иным. Дразняще-жарким, смелым, почти жестоким. Этот поцелуй разбудил в холодной и спокойной Шерилин Гейнс ненасытную, страстную и бесстыдную вакханку. Все ее тело горело, руки сами обвились вокруг мускулистой шеи проклятого демона Ладлоу, и Шерри прижалась к нему, с восторгом упиваясь жаром его гладкой кожи, ощущением могучих мускулов, лениво перекатывающихся на плечах и спине…
Мгновение – или вечность – спустя Джо подхватил ее на руки, не отрываясь от ее рта. Мир вокруг качнулся и поплыл; несмотря на белый день за окном, явственно проступили звезды, а еще чуть позже Шерри остатками разума поняла, что лежит на постели, а Джо Ладлоу удивительно быстро и сноровисто освобождает ее от излишков одежды – проще говоря, раздевает.
И лишь когда он прервал поцелуй, чтобы сказать «Как ты прекрасна…», морок спал, и Шерри вырвалась, скатилась с кровати и замерла на полу, прижимая к обнаженной груди подушку. Она задыхалась, щеки горели, а в груди клокотала ярость, способная испепелить десяток Джозефов Ладлоу.
Демон немедленно все понял и улегся на кровати в непринужденной позе загорающего на пляже курортника. Шерри приказала себе смотреть ТОЛЬКО на лицо негодяя.
– Птичка моя, ночи будут жаркими.
– Не будет никаких ночей, Ладлоу.
– Ну это ты врешь. Ночи всегда бывают, это особенность космогонии, так сказать. Вращение вокруг Солнца, земная ось, то-се. Короче, светлые периоды чередуются с темными. Все, как в жизни.
– Не надейся заговорить мне зубы своими погаными прибаутками. Мне больше не семнадцать. И не восемнадцать.
– Да и слава богу. Веришь, я ничуть не сожалею о прекрасной юности. Прыщи, постоянная эрекция и мучительное ощущение, что весь мир смотрит на тебя с осуждением. То ли дело сейчас. Опыт, физический и духовный расцвет, четкое определение моральных границ…
– О, с этим у тебя всегда было все в порядке, Ладлоу. Никакой морали в принципе.
Джо ехидно ухмыльнулся.
– Стало быть, ты была действительно развратной и бессовестной женщиной, раз связалась с таким негодяем?
– Я…
– Но я лично склонен утверждать, что ты просто разглядела мою чистую душу под внешним блеском.
– Блеск, скажешь тоже! Сплошные прыщи и язык без костей!
– Но ведь ты согласилась?
– Я влюбилась в тебя, придурок! Я тебе поверила. Всем твоим лживым, сладеньким словам поверила, как дура, – я и была дура, деревенская девчонка…
– Ти-хо! Девчонка – да. Но не дура. Видишь ли, Шерри, трудно требовать от молодого человека – я имею в виду просто молодого человека, независимо от пола, – чтобы он с рождения разбирался в жизни и людях. Даже если бы я был тем, кем ты меня пытаешься представить, то есть растлителем и беспринципным типом…
– А ты не был?
– Не был. Я вообще, если хочешь знать, был девственником.
– Что-о?
– Что слышала. Ты была моей первой женщиной, так уж получилось.
Ошеломленная Шерри уставилась на Джо Ладлоу, даже забыв о том, что он валяется перед ней на кровати совершенно голый, да и на ней самой из одежды осталась только подушка.
– Ладлоу, если ты опять врешь…
В шоколадных очах зажглась мировая скорбь.
– У меня нет никаких доказательств, ненаглядная, а битье себя в грудь, поедание земли и выдирание волос и зубов – не мой стиль. Клясться не буду, что хочешь, то и думай. Шерри, почему мы ведем себя, как идиоты?
– Ты это о чем?
– Я это о том, что в комнате находятся два голых человека. Один из них лежит на кровати, другая сидит на полу в обнимку с подушкой, и оба выясняют, кто кого бросил десять лет назад. Верх идиотизма, учитывая, что сейчас мы здесь, и ничто не мешает…
– Даже не надейся!
– А зачем мне это? Я же знаю точно – ты меня хочешь. Злишься, выдумываешь обидки, пытаешься улизнуть – но хочешь. Я не прав?
Шерри вскинула на Джо изумрудные глаза, исполненные тоскливого ужаса.
– Ты прав. Это все мое тело. Оно меня предало…
– Пуританская чушь! Тело не может предать. Предает разум. Хитрость, расчетливость, подлость. Человек вообще единственное живое существо на Земле, способное на предательство. Наше тело – это последнее, что роднит нас с природой. Не противься ей, Шерри, иди сюда.
– Я не…
– Не ври себе, ну и мне тоже. У тебя масса причин сделать это.
– Интересно, какие же это причины?
– Исходя из того же тела – если я тебе действительно противен, то у нас ничего не выйдет. Потом – теперь ты уже не юная наивная девочка, у тебя наверняка были мужчины, и ты прекрасно знаешь, что сексом иногда занимаются и без любви, но все равно с удовольствием. И, наконец, третье…
Джо вдруг скатился с кровати и оказался совсем близко. Шерри почувствовала, что тонет в этих немыслимых карих глазах… Голос Джо опустился до хрипловатого шепота:
– Третье – это то, что я умираю без тебя, Шерри. Я хочу тебя, моя принцесса, я скончаюсь в страшных мучениях, если ты не позволишь мне…
Шерри погибала и знала это. А еще она знала, что, уступи она сейчас Джо, ее жизнь кончится. Еще раз, но теперь уже навсегда. Поэтому Шерри сделала единственно возможную вещь. Она изо всех сил стукнула Джо Ладлоу подушкой по голове.
Оглоушить подушкой нельзя – если, конечно, она набита не камнями и песком. Но привести противника в некоторое замешательство – вполне. Шерри хватило трех секунд, чтобы вскочить, натянуть на голое тело платье – слава китайцам, подарившим миру шелк! – и метнуться к двери. Как была, босая и растрепанная, красная как помидор, Шерилин Гейнс вылетела в коридор, захлопнув за собой дверь.
Оставшись один, Джо Ладлоу обессиленно привалился спиной к кровати и невесело ухмыльнулся. Потом упругим движением поднялся на ноги, направился в ванную и недрогнувшей рукой открутил кран холодной воды на полную мощность. Подмигнул своему отражению в зеркале – и с душераздирающим воплем ринулся под душ.