С первого взгляда - Мэй Сандра. Страница 30
Рефлексы — вещь хорошая и удивительная. Никто не знает, в какой момент они проявятся, и слава богу. Лили Роуз Чэдвик все еще стояла на пороге кладовой, собираясь взять бутылку вина, но ее руки действовали совершенно автономно — среагировав на очередной непонятный звук, они выдернули из-за пояса «беретту», передернули затвор…
Она обернулась и прикрыла глаза — чтобы лучше слышать. Звук закрывающейся двери… ощущение пустоты в доме…
Лили Роуз кинулась обратно по коридору, привычно фиксируя все боковые двери, пустые пространства, темные углы…
Нет и не было никаких семи лет. Есть привычки, въевшиеся в кровь и мозг, потому что от них когда-то — и сейчас тоже — зависела твоя жизнь и жизнь твоего напарника.
Лили Роуз вылетела в холл, прижалась к стене.
Дика в доме не было. Дверь плотно закрыта и, Лили не сомневалась, приперта чем-то снаружи. Бредовый вариант — запер, чтобы она сгорела в полном одиночестве, — отметаем, так что остается только одно.
Дик встретил Тиля Рикмана лицом к лицу.
12
СХВАТКА
Он шел сквозь дым, не видя земли, и потому создавалось диковатое ощущение, что земли под ногами и вовсе нет, есть только зыбкая, потусторонняя дымка, а под ней — под ней, вероятно, ад, и грешники в смоляных пылающих ямах, и Аксель Рикман хохочет окровавленным ртом, в который раз прижимая скальпель к шее Лили…
Дик Хантер не очень любил анализировать собственные поступки, больше полагаясь на инстинкты. Возможно, именно это и спасало ему жизнь в самых рискованных случаях. Сейчас был самый рискованный из них — и Дик не хотел размышлять логически. Ибо никакая логика не позволила бы ему переться за убийцей в замкнутое пространство темного и задымленного сарая. Но Дик не размышлял. Он просто — только никому не говорите, ладно? — устал бояться и ждать удара из-за угла… Появление Тиля Рикмана во плоти — а Дик не сомневался, что это никакой не фантом и не призрак, — означало в любом случае конец этой истории. Да, еще надо бы успеть извиниться перед Лили Роуз.
Он-то думал, что она будет сдерживать его, мешать ему, но вышло наоборот. Еще вчера Дик Хантер был совершенно не уверен в том, что выйдет победителем из схватки с Тилем Рикманом, но сегодня, сейчас у него просто не было другого выхода. За его спиной, в старом доме, оставалась женщина, которую он любил. Женщина, которую он боготворил. Женщина, к которой он ни при каких обстоятельствах не должен подпустить безумного убийцу…
Дик подошел к самому сараю. За ручьем бушевал пожар, тянуло гарью и жаром, но на этом берегу все было спокойно. Пока спокойно. Дик осторожно взялся за ручку двери, скрипнуло старое дерево… В сарае было пусто и тихо. Дик стоял на пороге и оглядывал углы — никого. Совсем никого.
Он сделал всего один шаг вперед — даже полшага, просто переступил порог. Помещение было пустым настолько, что даже самый подозрительный оперативник не усомнился бы в его пустоте.
Взгляд Дика скользил по дощатым стенам, пыльному полу, струйкам дыма под потолком… по старому верстаку деда Хантера, на котором он учил маленького Дика работать рашпилем и рубанком…
Никого в сарае не было. Причем, судя по следам, вернее их отсутствию — очень давно. Дик Хантер сделал еще один маленький шажок…
И потолок обрушился на него.
Лили все же подергала дверь. Та не поддавалась. Лили повернулась и кинулась по коридору вправо. За кухней и кладовкой было нечто вроде летней террасы, правда, застекленной — оттуда можно было выйти.
Она почти добралась до террасы, уже миновала кухню, как вдруг до нее донесся веселый и звонкий, совершенно неуместный здесь и сейчас голос очень молодого человека:
— Лили Роуз Чэдви-ик! Ты где спряталась, плутовка? Выходи! Пора умирать!
Самое жуткое несоответствие — бодрая интонация этого молодого голоса и жуткое значение слов. Лили почувствовала, как тошнотворный ужас захлестывает ей горло удушьем, как немеют руки и ноги…
А потом пришла ярость — спокойная, холодная и чистая, как горный ледник. Четкая и пронзительная мысль — он не должен уйти отсюда живым. «Служить и защищать» — это было написано на ее жетоне, на жетоне Дика, на жетонах парней и девчонок, которых она хорошо знала, с кем вместе работала, кого хоронила время от времени на кладбище Чикаго…
Вот в этом он и ошибся, маленький засранец. Он думал, что гонит испуганную женщину средних лет, растерянную и дезориентированную. Только это было неправдой. Лили Роуз Чэдвик — офицер полиции Чикаго. Девочка, воспитанная дикой и своевольной Джуди Чэдвик — лучшей байкершей и соло-гитаристкой Западного побережья. Дочь смелых и честных людей, Ричарда и Клэр Чэдвик…
Нам часто кажется, что мы идем по жизни в одиночку. Это не так. Вместе с нами незримыми и стройными рядами шествуют по жизни все те, кто любил нас и кого любили мы. Мы никогда не бываем в одиночестве — ведь у наших ангелов-хранителей вполне узнаваемые лица. Здравствуй, бабуля. Дед, привет! Друг мой, я помню о тебе. Я скучаю по тебе, друг мой…
Лили Роуз Чэдвик выскользнула из стеклянных дверей террасы бесшумно, как сама смерть. Кинулась в белесую мглу, растворилась в душном мареве. Старый дом настороженно молчал.
Дик Хантер с трудом разлепил тяжелые веки. В голове стреляло и барабанило, перед глазами то и дело мелькали золотые сполохи, в горле стоял противный сгусток дыма и блевотины пополам с невысказанными ругательствами…
Он лежал на полу мастерской, спеленатый тонким капроновым жгутом, тем самым, который он припас для Тиля Рикмана. Ноги были притянуты сзади к копчику, руки вывернуты и скручены, еще одна петля охватывала шею. Простой, но эффективный способ — при малейшем движении жертва неминуемо причиняет себе дикую боль в той или другой части тела.
Он лежал на боку, а прямо перед ним стоял небольшой натюрморт — несколько динамитных шашек, связанных изолентой и соединенных тонким проводком. Другой конец проводка тянулся куда-то под Дика — он видел, как красная тонкая змейка утекает под него, теряется в пыли…
Очень болела голова. Судя по всему, на нее уронили тонну чего-то твердого и тяжелого. Хотя… если тонну… то можно и легкого — все равно же тонна?
Он засмеялся собственным дурацким мыслям, и эхом откликнулся ему чужой смех откуда-то из угла мастерской.
Дик извернулся, насколько мог, посмотрел в темный угол…
Он был совсем мальчишкой, этот ужасный Тиль Рикман. Никаких двадцати лет ему дать было нельзя, и восемнадцати нельзя, и даже шестнадцати… ну с трудом. Белобрысый, худощавый, высокий, но очень узкоплечий. Редкий белый пух на подбородке. Голубые, почти бесцветные глаза, очень маленькие зрачки. Волосы коротко стриженные, на затылке чудом, как и у всех этих тинейджеров, держится бейсболка. Бесформенная куртка, клетчатая рубашка-ковбойка, под ней светлая футболка. Джинсы из новомодных — когда гульфик болтается на уровне колен, а исподнее вылезает сверху. Кеды. Почти невинный взгляд. Дик вдруг представил, что чувствовали те ребята, перед кем этот ангел смерти появлялся в их последний миг и сообщал, что сейчас убьет их… Да, трудно поверить. В образ компьютерного гения он вполне вписывается, а вот в образ убийцы — вряд ли. Правда, от этого только страшнее. Дик с трудом разлепил ссохшиеся губы.
— Воды… дай…
Тиль Рикман засмеялся веселым мальчишечьим смехом.
— Хантер, ты пошлый человек. Этот пример описан на первых страницах полицейского учебника. Неужели ты думаешь, что я его не читал? Я ведь собирался охотиться на копов — конечно же я изучил его от и до. Я не дам тебе пить, солнышко. Еще я не поведу тебя по нужде — можешь обоссаться прямо здесь, это ведь твой дом, не мой. Кроме того, можешь не затруднять себя ловкими психологическими ловушками насчет твоей бабы — она все равно никуда не денется. Спряталась в доме — ну и пусть сидит боится. Я не собираюсь ее искать.