Ленка-пенка (СИ) - Арсеньев Сергей Владимирович. Страница 6

Сашка. Подошёл и встал рядом со мной. Стоит. И я стою. И он стоит. Так и стоим рядом. Молча. В пустой окоп смотрим. Ну что он привязался ко мне? Неужели настолько сложно оставить человека в покое? Какой же он мерзкий тип!

Тут раздался какой-то странный не то свист, не то вой. Потом земля у меня под ногами вздрогнула, а по ушам ударил чудовищный грохот. Ничего не понимая, оглядываюсь вокруг. Что это было? Сашка рядом со мной также бестолково вертит головой. Он тоже ничего не понимает. И снова такой же свист, грохот, а на трамвайной остановке, прямо среди людей, поднимается фонтан земли. Взрывы? Откуда? Тревогу не объявляли и самолётов не слышно.

А Сашка бросает свой портфель на землю и сильно толкает меня руками в спину. Не удержавшись на ногах, падаю прямо в окоп. Вместе с портфелем. Сверху же на меня валится Сашка.

Я так удивилась, что некоторое время даже вырваться не пыталась. Но потом всё-таки начала делать попытки встать на ноги. Только вот Сашка явно сильнее меня, не даёт подняться. И так мы с ним и возимся на дне окопа. Снизу я, сверху он.

Опять грохот. Стенки окопа трясутся, а мне прямо на голову сыплются песок и мелкие камушки. Да что он себе позволяет?!

— Сашка, пусти!

— Лежи, не дёргайся.

— Пусти, гад!

— Да лежи ты, дура!

— Ты сам дурак. Я всё маме расскажу!

— Ленка, не дрыгай ногами!

— Пусти!

— Лен, стреляют же. Куда ты?

— Кто стреляет?

— Немцы. Фашисты.

— Как это? Тревоги не было ведь. И самолётов не слышно.

— Ох. Что, все девчонки такие тупые, или только ты, а?

— Сам дурак.

— Да не с самолётов стреляют, Лен. Ты что, не поняла?

— Не с самолётов? А откуда?

— Фашисты из пушек начали по нам стрелять.

Из пушек? Они так близко? Из пушек. Но это… Это же всё. Я ведь не совсем дура. Раз они могут стрелять по городу из пушек, значит город обречён. Нет!! Я не хочу. Я не согласна!

Обстрел, тем временем, прекратился. Сашка сполз с меня, вылез из окопа и помог выбраться мне. Ой, ну и коленки! А платье на что похоже? Стирать однозначно. Всё в глине. Я как чушка. В школу в чём идти завтра?

Со стороны трамвайной остановки до нас доносится какой-то очень страшный, нечеловеческий вой. Что там? Подходим ближе. Какая-то колбаса лежит на дороге. На неё зачем-то надели женскую туфельку. И тут я её узнала. Это не колбаса. Это оторванная нога тёти Веры. Это её туфелька!

А потом мне стало плохо. Повернувшись к Сашке, я с рёвом обняла его и уткнулась ему в плечо. Он хоть и гад, но в этой толпе единственный человек, который мне хоть как-то знаком. И я стояла рядом с Сашкой, обнимала его и ревела. А он одной рукой обнимал меня за плечи, а другой гладил по голове и говорил, что всё будет хорошо.

На земле же с широко открытыми глазами лежала тётя Вера. У неё не было нижней половины тела. Это была она, но лишь до пояса. Дальше не было ничего. А невдалеке лежали два мёртвых ребёнка тёти Веры. Двое детей, которых она так и не успела родить…

Глава 7

Сашка дома отпаивал меня горячим чаем минут двадцать. Меня трясло всю после такого ужаса. Но, в конце концов, я успокоилась. Родителей дома не было. Нужно было делать уроки, но… Какие тут уроки, когда фашисты стреляют по городу? Мама роет окопы. Папа не может. Но я-то могу! Пусть я плохой копатель. Но плохой копатель —это больше, чем совсем никакого копателя.

Я сказала Сашке, что сейчас пойду помогать маме. Нужно копать окопы. А он заявил, что пойдёт со мной. И Вовка тоже из-за двери буркнул, что пойдёт.

Сашка с Вовкой поругался. Мы когда вернулись с Сашкой домой, так Вовка по привычке опять запел своё «Ленка-пенка-колбаса». И здесь Сашка удивил меня. Он так рявкнул на своего брата, что того будто ветром сдуло из коридора.

И мы пошли помогать маме. Только вот у меня не было подходящей одежды. У меня только платья и юбки есть. А копать в платье ну совсем неудобно. Одежда моих братьев мне очень сильно велика. Куда мама дела все штаны, в которых Мишка и Лёнька ходили, когда были моих лет, я не знаю. Может, отдала кому. У меня лишь лыжный костюм есть. Но он зимний, я сварюсь в нём сейчас на улице. Немного подумав, я постучалась в дверь Сашкиной комнаты и попросила помочь. А Сашка Круглов вовсе не стал смеяться или дразниться, как я опасалась. Он молча повернулся к шкафу и начал в нём копаться. Вскоре Сашка выудил оттуда мятые, но чистые штаны. По-моему, в прошлом году Сашка в них в школу ходил. Наверное, сейчас Сашке они стали малы. Вовке же явно велики, это сразу видно. И Сашка дал эти штаны мне. А вот на меня они были в самый раз! Я их надела, и мы пошли помогать маме.

Только покопать нам не дали. Мы пришли к месту, где наши рыли окопы и какую-то длинную глубокую канаву метров пяти шириной. Там нашли руководившего процессом командира с кобурой на боку. Сашка шёпотом сказал мне, что это старший лейтенант. Как будто я сама не знаю, петлицы красноармейцев я разбираю очень хорошо. У меня, всё-таки, два старших брата. А когда у девочки есть сразу два старших брата, но нет ни одной сестры, то это определённый отпечаток на воспитание накладывает. Я вообще лет до четырёх тоже считала себя мальчиком. Пока мама не объяснила мне, что я, всё-таки, девочка.

Мальчишки ведь всё время были рядом со мной. Они забирали меня из садика, кормили меня, гуляли со мной. И буквам меня учил Мишка. А ещё браться играли со мной. У меня до сих пор солдатиков и машинок больше, чем кукол. Особенно же много корабликов. Мишка просто бредил морем в детстве. Обязательно хотел стать моряком. А его кумир —это адмирал Ушаков. Он прочитал про него всё, что только смог найти в библиотеке. С морем же связано и моё самое первое детское воспоминание.

Помню, лежу я в постели, только что проснулась. Не знаю, сколько мне было лет. Совсем кроха. Года два, наверное. Открыла глаза и вижу странное сооружение в центре нашей комнаты. Не сразу поняла я, что это братья затащили на наш стол стулья, обвешали их одеялами и играют в море:

— Поднять паруса!

— Есть поднять паруса!

— Полный вперёд!

— Есть полный вперёд!

— Открыть пушечные порты!

— Есть открыть пушечные порты!

— По местам стоять, к бою иметь полную готовность!..

Вот, очень хорошо это помню, хоть и была тогда совсем мелкой. А потом, когда я начала подрастать, братья и меня в свои игры стали включать. «Кордебаталия», «поворот оверштаг», «авангард», «ретирада», «абордаж», «пробоина ниже ватерлинии». Это всё слова из моего раннего детства. Я выросла с ними. Так что не удивительно, что звание красного командира смогла опознать и без помощи Сашки. Мы обратились к нему. Что мы хотим помочь. Дайте нам лопаты и покажите, где нужно копать.

А он нас прогнал. Сказал, что мы ещё мелкие. А меня вообще отправил играть в куклы. Вовка засопел и, кажется, собирался зареветь. И тогда я сказала этому страшному лейтенанту, что когда в город придут фашисты, то мне точно будет не до кукол. Я пришла сюда для того, чтобы сюда не пришли фашисты. И дома мне нужно не играть, а делать уроки. Но я пришла сюда. Пусть я мелкая и слабая. Но копать-то я могу! Я ведь не прошу дать мне винтовку и отправить в штыковую атаку. Я просто хочу помочь хоть как-нибудь. Где моё место?!

Ой. Последнюю фразу я как-то неожиданно для себя самой выкрикнула. Сама испугалась этого. Крикнула и язык прикусила себе. Мамочки. Кричать на красного командира?..

Против ожидания, тот не рассердился. Немного задумавшись, внимательнее посмотрел на нас, а затем всё же согласился дать нам работу. Только копать он нас не поставил, иное придумал. Работавших на постройке укреплений людей, видимо, недавно кормили обедом. Невдалеке стояла полевая кухня, а пожилой боец укладывал в прицепленной к ней тележке десятки грязных жестяных мисок. Вот эти-то миски нас троих и отправили мыть.

Мы отцепили тележку от кухни и покатили её в сторону колонки. А ещё колдовавший у кухни боец дал нам две не слишком чистых тряпки и большой кусок хозяйственного мыла. Мы втроём пришли на колонку, Вовка повис у неё на ручке, пуская воду, а я с Сашей стала отмывать миски.