Участь Эшеров - Маккаммон Роберт Рик. Страница 25

— Сколько это продолжается? — спросил он.

— Кажется, целую вечность. А вернее, около шести лет. Тогда Дунстан позвонил в первый раз. Захотел встретиться с папой и обсудить свою идею. Папа счел его полным идиотом, да так ему и сказал.

— Шесть лет? — недоверчиво переспросил Рикс.

В течение шести лет посторонний человек изучает родословную Эшеров? Что натолкнуло Дунстана на мысль заняться этим? С чего он взял, что сможет написать такую книгу?

И самое главное, как далеко старик продвинулся в сборе материала?

— Плохо выглядишь, — сказал Бун. — У тебя, случайно, не приступ?

Рикс решил, что на приступ это не похоже. Голова оставалась ясной, боли не было. Однако желудок, казалось, опустился до колен.

— Нет.

— Если приступ, топай блевать в другое место. Я намерен и дальше сидеть здесь и пить.

Рикс ушел из гостиной к себе наверх. Он закрыл дверь, припер ее стулом, чтобы не забрела Паддинг, и лег на кровать.

В комнате стоял запах Уолена, им успела пропитаться одежда Рикса и его волосы. Внезапно он вскочил как безумный, сорвал с себя одежду и бросился под душ.

Вытираясь, он с ужасом обнаружил, что запах отца въелся в поры его кожи.

Глава 11

На Эшерленд опустилась ночь, и сильный ветер с гор прилетел звенеть окнами в Гейтхаузе.

Около полуночи Рикс, все еще в костюме, который он надел к ужину, вышел из спальни и спустился вниз. Все лампы в коридоре горели, а неосвещенные места напоминали чернильные лужицы. Ветер вился вокруг дома, как разъяренный шершень. Рикс достал из кармана ключ.

Он прошел через игровую и курительную комнаты и остановился перед дверью в библиотеку. Ключ легко повернулся в замке, но его щелчок заставил Рикса вздрогнуть. Как только он шагнул внутрь и включил свет, высокие напольные часы в курительной пробили четверть первого.

Это была одна из самых вместительных комнат в доме. Вдоль стен — книжные стеллажи, на полу из твердого дерева — великолепный черно-малиновый ковер. С высокого дубового потолка свисала большая кованая люстра. В библиотеке стояло несколько легких стульев, черней кожаный диван, резное ореховое бюро и рабочий стол с креслом. На столе — мощная лампа с зеленым абажуром. Над камином из черного мрамора висел герб Эшеров: три серебряных льва на черном поле, отделенные друг от друга красными диагональными полосами.

Вся комната буквально пропиталась затхлым ароматом истории. На стенах между книжными полками висели портреты хозяев Эшерленда, написанные маслом. Дед Рикса, коренастый, атлетического сложения Эрик Эшер, сидел на прекрасном гнедом скакуне. На заднем плане виднелась Лоджия.

Рыжеватые светлые волосы Эрика были напомажены и разделены пробором, а глаза остро смотрели из-за очков в металлической оправе. Аккуратные ухоженные усы. На коленях — трость с головой льва.

На следующем портрете — отец Эрика, Ладлоу Эшер, крупный блондин. Он стоял в сумрачной комнате и смотрел в окно на леса. На Ладлоу был черный костюм, большую часть его бледного точеного лица скрывала тень. За ним — маятник старинных напольных часов, очень похожих на те, что в курительной комнате. Ладлоу опирался на трость с головой льва.

Рядом висел портрет Арама Эшера, отца Ладлоу. Арам был моложавым и энергичным, голову венчала густая шапка песочного цвета кудрей, узкое привлекательное лицо, казалось, излучало свет. На нем был пояс с двумя золотыми пистолетами. Фон картины представлял собой фантасмагорическую сцену с ревущими локомотивами, бегущими лошадьми, дикими индейцами и буйволами. В руке он держал элегантную трость, ее набалдашник — голова льва — лежал на его правом плече.

Со следующего портрета на Рикса мрачно взирал Хадсон Эшер. Как и у Рикса, у него были тускло-серые глаза, в них светилась сила, передававшаяся из поколения в поколение. Он сидел на высоком, напоминающем трон стуле с багряно-красной обивкой. Правая рука крепко сжимала трость, а взгляд был такой проницательный, что хотелось отвести глаза.

Рикс обернулся, чтобы посмотреть на последний портрет, висящий напротив Эрика. Уолен Эшер, широкоплечий, аристократически величественный, одетый в серый костюм-тройку. Позади него Лоджия, ставшая значительно больше по сравнению с той, что была изображена на портрете Эрика; видны голубые пики гор. Обеими руками он держал трость с головой льва, крепко прижимая ее к себе.

Рядом было зарезервировано место для нового хозяина Эшерленда.

«Бун, вероятно, захочет, чтобы его запечатлели на скаковой лошади, в костюме для верховой езды, — размышлял Рикс. — Эту чертову трость он, чего доброго, зажмет в зубах. А вдруг здесь, на стене, появится изображение Кэт?»

Он представил, как затрясутся от негодования старые кости на кладбище Эшеров.

Стены библиотеки были также украшены образцами оружия Эшеров. Винтовка для охоты на бизонов, запущенная в производство в 1854-м, револьвер «Марк III» 1886 года, который был принят на вооружение китайским флотом, кавалерийский автоматический пистолет 1900 года и другие, включая семизарядный револьвер «инфорсер» 45-го калибра 1902 года выпуска, использовавшийся полицией от Чикаго до Гонконга. Из него можно разнести голову человека с расстояния в десять ярдов, и он был принят на вооружение британской армией во время Первой мировой войны.

Вокруг письменного стола стояло несколько коробок с бумагами. Рикс заглянул в один и обнаружил пожелтевшие письма, стянутые резинками, кипы счетов и чеков, похожих на старые закладные, а также журналы. Почти на всех проступали серо-зеленые полоски плесени. Он достал книгу в кожаном коричневом переплете, и из нее, как сухие листья, посыпались на пол старые фотографии.

На всех изображалась Лоджия. Рикс отложил альбом в сторону и нагнулся, чтобы собрать снимки. На одном из них Эрик в твидовом костюме вызывающе улыбался в камеру, в то время как на заднем плане рабочие карабкались по строительным лесам, которыми была обнесена Лоджия. На другом Эрик сидел на белой лошади посреди моста, и снова сзади была стройка. Рикс заметил, что глаза Эрика не улыбались, а смотрели в камеру с надменным вызовом. Видимо, этот человек принадлежал к числу тех, кто не умеет просто улыбаться — такие способны лишь кривить рот в одну или другую сторону.

На большинстве фотографий была Лоджия, снятая с разных сторон. В паутине строительных лесов смутно виднелись рабочие. Рикс понял, что они расширяли постройку. Снимки были сделаны в разные времена года. Вот стоят одетые пышной летней зеленью деревья, вот их же припорошенные снегом скелеты зимой. На крыше тоже снег, из труб вьется дымок. И рабочие здесь, с молотками и зубилами в руках, поднимают гранитную или мраморную плиту, чтобы сделать дом еще вместительнее.

Почему Эрик надстраивал Лоджию? Какой в этом смысл, если она и так самый большой дом в стране? Рикс посмотрел на две фотографии Эрика и внезапно понял, что в них чего-то недоставало.

Трость.

У Эрика на этих фотографиях не было трости с головой льва.

Когда Рикс убирал снимки обратно в альбом, один из них привлек внимание. Это был вид на Лоджию издалека, запечатленный, вероятно, с берега озера. На верхнем балконе восточного крыла стояла белая фигура. Женщина, решил Рикс, приглядевшись. В длинном белом платье. Кто это? Одна из многочисленных любовниц Эрика? Мать Уолена?

Он опять полез в коробку и нашел кучу старых фотокопий, скатанных в рулоны и скрепленных резинками. Рикс развернул рулон на письменном столе и включил лампу. Фотокопии оказались чертежами некоторых видов продукции «Эшер армаментс» выпуска 1941 года. Был чертеж противотанковой мины в разрезе, переносной ракетной пусковой установки, огнемета и различных пулеметов.

Следующей вещью, заинтересовавшей Рикса, стала маленькая потрепанная тетрадь в черном переплете, вся покрытая плесенью. Он открыл ее под лампой, и некоторые страницы чуть не вывалились. Бумага от старости пожелтела, страницы были готовы рассыпаться. Рикс аккуратно листал их и все больше дивился. Тетрадь была вся исписана математическими формулами, некоторые переходили со страницы на страницу. Присутствовали еще и странные рисунки, напоминающие подкову на пьедестале. Формулы располагались так густо, что Рикс не мог найти в них ни начала, ни конца. Они сменились нотами. И опять рисунки подков, затем — длинных прутьев с круглым, треугольным или серповидным основанием. Последняя страница книги была испорчена водой и заплесневела — ничего не разобрать. Озадаченный Рикс положил тетрадь обратно в коробку и посидел, растерянно глядя на это изобилие документов.