Птица не упадет - Смит Уилбур. Страница 74

— Где тебя носило? Я послал тебя в отряд с сообщением и ждал обратно. Ты прекрасно знаешь: я не хотел, чтобы ты участвовал в боях. Ты в моем штабе!

Марк устал, он был раздражен и подавлен из-за всего, что видел и делал в этот день. И был не настроен терпеть капризы генерала.

Вызов на его лице невозможно было не понять.

— Сэр, — начал он, и Шон закричал:

— И не говорите со мной таким тоном, молодой человек!

Безрассудный, совершенно безотчетный черный гнев овладел Марком. Не думая о последствиях, бледный от ярости, он подался вперед и высказался.

Отряд, собравшийся внизу, стоял на дороге аккуратными симметричными прямоугольниками в хаки, шестьсот человек строем в три ряда глубиной.

Унтер-офицеры строили каждый взвод и один за другим командовали «вольно».

С вершины стального копра в ярком желтом свете раннего утра они выглядели незабываемо.

— Готова, милая? — прошептал Фергюс Макдональд, и Хелен молча кивнула. Явь давно поблекла и сменилась чем-то вроде зыбкого сна. Плечи Хелен жгло, ремни тяжелых ящиков с патронами натерли кожу, но боли не было — только оцепенение. Руки словно опухли, сделались неловкими, под обломанными ногтями чернели полумесяцы грязи; жесткий брезент лент с патронами казался гладким, как шелк, медные гильзы патронов — прохладными, и ей хотелось прижать их к сухим растрескавшимся губам.

Почему Фергюс так странно смотрит на меня, раздраженно подумала она, но досада продержалась недолго, снова сменившись отрешенностью.

— Теперь можешь спуститься, — негромко сказал Фергюс. — Тебе не обязательно оставаться.

Он казался очень старым, лицо осунулось и покрылось морщинами. Щетина на подбородке и щеках серебрилась, как алмазная пыль, а кожу покрывали пятна копоти, грязи и пота.

Только глаза под полотняной шапкой с острым верхом горели прежним фанатичным светом.

Хелен покачала головой. Она хотела, чтобы он замолчал, звуки мешали ей, и она отвернулась.

Люди внизу стояли плечо к плечу в тесном упорядоченном строю. На солнце от их ног на пыльную дорогу ложились длинные тени.

Фергюс еще секунду смотрел на жену. Она казалась незнакомкой, бледной, осунувшейся, кости выступали под кожей, плотно обтянувшей лицо; черные волосы были убраны под платок.

— Ну хорошо, — сказал Фергюс и осторожно постучал по стволу «виккерса», поворачивая его чуть влево.

В голове колонны — группа офицеров. Один из них мощный, рослый, с темной бородой. Солнце блеснуло на нашивках на его плече; Фергюс опустил голову и посмотрел через прицел «виккерса».

Рядом с первым стоял второй офицер, молодой и стройный, и Фергюс дважды моргнул: что-то ожило в глубинах его памяти.

Он подцепил автоматический предохранитель и поднял его, нацелив пулемет и положив пальцы на гашетку.

Потом снова моргнул. Лицо молодого офицера о чем-то ему напоминало; что-то подрывало его решимость, и он яростно отбросил это что-то и обоими пальцами нажал на гашетку.

Пулемет загрохотал на треножнике и начал жадно втягивать длинную патронную ленту. Бледные пальцы Хелен аккуратно вели ее, из-под пулемета, со звоном ударяясь о стальные балки копра и отскакивая, посыпались пустые гильзы.

Оглушительный гул заполнил голову Хелен и ударил ее по глазам, как крылья пойманной птицы.

Даже самому опытному стрелку грозит опасность взять слишком высоко, когда он стреляет сверху вниз. С вершины копра приходилось стрелять под очень острым углом, и яркий утренний свет еще больше сбил Фергюсу прицел. Первая очередь прошла чересчур высоко, на уровне плеча, а должна была ударить на уровне живота — в случае пулеметного огня это убийственная очередь.

Первые пули ударили раньше, чем Марк услышал выстрелы. Одна из них впилась высоко в массивное тело Шона Кортни.

Пуля швырнула его грудью на грудь Марку, и оба упали на дорогу.

Фергюс легонько постучал по прицелу, чуть приопуская его, на уровень живота, и дал длинную неторопливую очередь по рядам солдат; в те несколько секунд, что они стояли, парализованные неожиданностью, «виккерс» косил их, как серпом.

Поток пуль захлестнул их, разбросал вповалку, одного на другого, мертвых и раненых вместе — их крики, истошные, пронзительные, перекрывали грохот пулеметного огня.

Шон скатился с Марка, лицо его было перекошено от боли и гнева, он пытался встать на колени, но одна его рука бессильно висела. Его кровь залила их обоих.

Марк выбрался из-под него и посмотрел на копер. Вспышки выстрелов создавали иллюзию, что на забитую людьми дорогу под торжествующий рокот пулемета летят светляки. Даже в своем смятении и отчаянии Марк отметил, какую удачную позицию выбрал пулеметчик.

Его трудно будет достать.

Потом он посмотрел на дорогу, и словно кто-то холодными пальцами сжал его внутренности: там шла бойня. Ряды нарушились, люди, спотыкаясь и падая, метались в поисках укрытия, бежали за машины, в канавы, но на дороге все еще было столпотворение.

Люди лежали рядами и вповалку, они ползли, кричали, корчились в пыли, и их кровь превращала грязь в красно-коричневую массу, а пулеметчик все время поворачивал ствол из стороны в сторону, поднимая над дорогой столбы пыли и осколков гравия; очереди полосовали груды раненых и начинали обратное движение.

Марк присел и просунул руку под грудь генерала. Тот был невероятно тяжел, но Марк вдруг открыл в себе силы, о существовании которых не подозревал; его подгонял рокот «виккерса».

Шон Кортни приподнялся, как бык, попавший в зыбучий песок, и Марк поставил его на ноги.

Принимая на себя половину его веса, он не давал генералу упасть. Шон трясся, как пьяный, он согнулся — рана кровоточила — и тяжело дышал, а Марк заставлял его неуклюже бежать.

Очередь прошла рядом с ними, разорвав спину молодому лейтенанту, который полз к канаве, волоча ставшие бесполезными ноги. Лейтенант упал ничком и застыл.

Они добрались до дренажной канавы и перевалились в нее. Она была не больше восемнадцати дюймов глубиной — недостаточно, чтобы полностью скрыть генерала, даже когда он лежит на животе… а «виккерс» продолжал свою охоту.

Теперь пулеметчик стрелял не продолжительными, а короткими очередями по отдельным целям; это приносит больший результат, чем беспорядочный огонь; к тому же не дает стволу перегреваться и сберегает патроны. Обдумав все это, Марк понял, что там, наверху, опытный солдат.

— Куда вас ранило? — спросил он, и Шон раздраженно развел руками и, повернув голову, посмотрел на высокий копер.

— Сможешь достать его, Марк? — прохрипел он, зажимая пальцами плечо, откуда шла кровь, темная и густая, как патока.

— Не отсюда, — сразу ответил Марк. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы оценить вероятность удачного выстрела. — Он там хорошо закрепился.

— Милосердный Боже! Мои бедные парни!

— Он устроил себе там гнездо.

Марк изучал стальную конструкцию.

Платформа под колесами — из толстых деревянных балок, соединенных со стальными опорами.

Пулеметчик окружил себя четырьмя стенами из этих балок; стены примерно в два фута толщиной. Марк видел просветы в толстых досках и смог определить форму и размеры гнезда.

— Он может там продержаться весь день!

Шон посмотрел на груды тел в хаки на дороге, и оба поняли, что за это время многие раненые погибнут от потери крови.

Никто не посмеет к ним подойти.

Снова вернулась очередь, взрывая землю над их головами, и они уткнулись лицом в грунт, прижимаясь всем телом ко дну мелкой канавы.

Местность по направлению к стальной башне незаметно понижается; уклон становится заметен, только когда лежишь плашмя.

— Кто-то должен подобраться под него или зайти сзади, — быстро заговорил Марк, продолжая обдумывать положение.

— До самой башни все открыто, — ответил Шон.

За дорогой, в пятидесяти ярдах от нее, по открытой, поросшей травой земле к самой башне тянулись узкие рельсы — по ним из шахты в отвал, расположенный в полумиле отсюда, перевозили пустую породу.