Эра надежд - Величко Андрей Феликсович. Страница 5

Поначалу французы одержали две серьезные победы. Первую – буквально на третий день войны, когда их атлантическая эскадра благодаря разведке с воздуха смогла подловить англичан, движущихся двумя колоннами, по частям. И хорошо вломить сначала первой половине английских морских сил, а потом второй. В это время австрийский флот, хоть и был не бог весть каким боеспособным, вообще не принимал участия в войне. Ибо Англия и Священная Римская империя были, конечно, союзниками, но не настолько, чтобы вот так сразу ринуться помогать друг другу, отодвинув в сторонку собственные шкурные интересы. Так что через четыре месяца австрийцы потерпели поражение в Испании, причем здесь ситуация выглядела зеркально. У англичан имелись сухопутные войска на Пиренеях, но они даже и не подумали помочь избиваемым австрийцам.

Наиболее же сильно отличалось от нашей истории положение и поведение Турции.

Начнем с того, что тут продолжал сидеть на троне все тот же султан Мустафа Второй, чью туфлю в свое время мне так и не дали поцеловать. Жмоты, я ведь уже раскатал было губы на эквивалент полутора тонн золота, выраженный в поставках турецкого зерна в Австралию! Но султана одолела жаба, и мне пришлось ограничиться поясным поклоном за такие смешные деньги, что сумму даже неудобно вспоминать.

Так вот, Людовик в преддверии войны прилагал немалые усилия, в основном финансовые, чтобы втянуть в нее Турцию в качестве своего союзника. Видимо, сверхплановые поступления и способствовали тому, что очередной янычарский бунт в семьсот третьем году, в результате которого в нашей истории Мустафа слетел с трона, здесь кончился неудачей. А главный мулла и верховный толкователь Корана при султане, забыл, как по-ихнему называется эта должность, наконец-то оказался в немилости, где был тихо отравлен, и бразды правления окончательно взял в свои руки великий визирь Хусейн-паша Кёпрелю.

Глядя на ухаживания Людовика за Мустафой, Вильгельм прикинул кое-что к носу и сделал, с моей точки зрения, очень красивый ход. Он договорился о союзе с Венецией, причем ему это обошлось вчетверо дешевле, чем французам в отношении Турции. И участие последней в Войне за испанское наследство свелось к тому, что турки со всем пылом ринулись разбираться с родиной Вивальди. Что не приносило ни малейшей пользы Людовику и ни малейшего вреда Вильгельму. Правда, самой Венеции было совсем худо, и, похоже, теперь она могла прекратить свое существование как государство задолго до Бонапарта, но это никого особенно не волновало.

Ну и Вильгельм, как нетрудно догадаться, здесь и сейчас был живехонек, даже и не собираясь помирать ни от какого воспаления легких. Правда, он заметно постарел на своей ответственной и нервной должности, но это, так сказать, неизбежные издержки профессии.

В Северной Америке тоже вовсю воевали. Обе стороны пытались пакостить супостату руками местных индейцев, но у французов пока получалось явно лучше. Мы это знали точно, потому как там для наблюдения находилась небольшая австралийская эскадра, состоящая из «Чайки» и «Победы» под командованием Михаила Баринова.

Вообще-то это была комплексная экспедиция. Официальным ее прикрытием являлось изучение перспектив прямой торговли с тамошними колониями, на что нам дали разрешение и Англия, и Франция. Обеим сторонам весьма понравились наши старые тридцатимиллиметровые пушки, которых в свое время было наделано десятков пять, но для действий на море они подходили не очень. Ну а тут, где основным типом укреплений был наскоро сооруженный бревенчатый частокол, да и то далеко не всегда, эти легкие орудия оказались в самый раз, да и они могли перевозиться по лесным тропинкам на лошадях.

Кроме того, мы с Ильей в свое время читали Фенимора Купера, да и артист Гойко Митич нам тоже нравился, так что Михаилу предстояло потихоньку донести до индейцев понятие национально-освободительной борьбы. И посмотреть, какие вооружения в этом случае окажутся самыми эффективными, чтобы потом мы поставляли именно их, даже если для этого придется провести новые разработки.

Помимо вышеперечисленного перед экспедицией стояла задача изучить места залегания утонувших кораблей с грузом золота, серебра и драгоценностей, ибо мы собирались пополнять свои валютные запасы еще и таким образом. Первого из утопленников, галеон «Санта-Паулу», Михаил уже нашел вблизи побережья Флориды, практически там, где он был обозначен на моей карте. Этот корабль застрял меж двух подводных скал на глубине пятидесяти метров, и туда уже спускались наши водолазы. Они оценили находящиеся в трюме галеона сокровища примерно в три миллиона австралийских рублей, и в данный момент проходили работы по подъему всего ценного на поверхность.

Кстати, деятельность экспедиции Михаила являлась неплохой иллюстрацией нашей экономической политики. В возне вокруг «Санта-Паулы» принимало участие чуть меньше ста человек, а на прибыль от их работы уже сейчас можно было закупить такое количество зерна, для выращивания которого на наших полях понадобилось бы не меньше пяти тысяч рабочих, а то и все десять. И ведь это был первый из семнадцати затонувших на доступных глубинах кораблей, месторасположение которых я знал.

В силу чего достижение Австралией продовольственной независимости хоть и оставалось задачей государственной важности, но выделять на нее людские ресурсы предполагалось чуть позже.

Наконец, на Земле в это время существовала еще одна империя. По экономической мощи она, пожалуй, превосходила всю Европу, вместе взятую, но ухитрялась этого никому и никак не показывать. Причем вроде все было как положено. Население неуклонно росло и жило не так чтобы уж совсем плохо, имелась какая-то армия, империя потихоньку расширялась во все стороны. Но представителей любых прочих государств в ней рассматривали как людей второго сорта, у которых настоящему китайцу учиться просто нечему. Зная, что будет происходить в ближайшее по историческим меркам время, мы решили потихоньку вмешаться.

Сейчас в Китае правила династия Цин, и она целеустремленно вела дело к изоляции Китая. Хоть объемы внешней торговли пока не падали, постоянно сокращалось число мест, откуда она могла производиться. За этим направлением у нас присматривал филиппинский купец Гонсало, сделавший неплохое состояние на поставках китайского шелка и не желающий в будущем лишаться такого источника дохода.

Правда, тут имелась небольшая тонкость, совершенно неважная для нас, но существенно осложнявшая жизнь англичанам. Дело было в том, что китайцы не желали покупать никаких промышленных товаров из Европы, и вся торговля шла за золото, серебро и драгоценные камни. Но пытливая человеческая мысль способна преодолеть любые преграды, так что один не в меру предприимчивый английский купец уже догадался предложить китайцам опиум, хотя в моих источниках было написано, что подобные вещи начнутся только в конце восемнадцатого века. Не тратя времени на выяснение, с чего оно вдруг так получилось, мы просто чуть добавили почтенному Гонсало денег и дали неофициальное разрешение тайком закупить десяток пятидесятимиллиметровых пушек, а дальше он прекрасно справился сам. Ну пираты же кругом, что с ними сделаешь! В общем, весь экипаж перевозящего опиум корабля оказался вырезан, сама посудина сожжена, и до всех заинтересованных лиц дошли слухи, что так будет с каждым, кто вздумает возить хоть что-нибудь подобное. Филиппинскому купцу были совершенно ни к чему конкуренты, а нам – торговцы наркотой, все равно, откуда и куда они тащат свою отраву.

Вряд ли Вильгельм в ближайшее время поднимет эту тему – ведь официально Австралия тут ни сном ни духом. Но если все же заинтересуется, я скажу, что есть у австралийцев такая маленькая слабость – ну не переносят они наркотиков. А так как деньги пока в опиумном бизнесе крутятся совсем небольшие, то вряд ли король пожелает углубляться в эту скользкую тему, портя тем самым отношения с выгодным кредитором и ставя под удар поставки оружия.

Ибо наша империя, как и положено великой державе, уже пять лет имела свой государственный банк, директором которого был его святость Викторий Второй, а вице-директором с правом утверждающей подписи – его сиятельство обер-барон Моисей Ротшильд. Причем и Людовик, и Вильгельм уже были должны этому банку шестизначные суммы в австралийских рублях, одной из самых устойчивых валют мира.