Мир волшебства - Астор Бьюла. Страница 33

— Зато это правда, — ответила Виктория.

— Только потому, что ты не позвала Нормана?

— Я не могла. Это не тот Норман, которого я знала.

— Ты уверена в этом?

— Да, уверена, абсолютно уверена.

Позже пришел Джек и попытался убедить Пита, что все будет хорошо. Свою желтую сумку он оставил дома, но его теплая улыбка согревала Викторию.

— Вики, расскажи мне о своей книге, — попросил он, но вместо этого она дала посмотреть ему главы, которые уже были отосланы агенту. Джек внимательно прочитал текст, кое-где улыбнувшись и пару раз нахмурившись, и задумчиво вернул его Виктории.

— Что, плохо? — спросила она.

— Совсем нет. Даже очень хорошо. Это лучшее из того, что ты написала, Вики.

— Тогда что не так? — поинтересовалась она, подозревая: сейчас последуют слова, подсказанные Питом.

— Нужно посвящение, — удивил ее Джек.

— И это все?

— Для подобной книги оно необходимо.

Виктория долго смотрела перед собой и, наконец, вздохнув, начала печатать текст посвящения. Только что она могла сказать в нем?

Норман не видел этот дом уже два месяца. Оказывается, он построен из красного кирпича и белого дерева.

Все это время было заполнено работой, заботой о детях Майкла и попытками забыть Викторию Генри. Но вместо бумаг, погонь и расследований, он думал только о карих глазах, наполненных слезами. Слышал ее нежный голос, шепчущий ему, что все будет хорошо, что она помнит о нем.

Последние слова Виктории глубоко ранили его: «Я говорила тебе, но ты не захотел слушать. До тех пор, пока ты действительно не захочешь узнать, что руководило мной, у нас не получится настоящего разговора».

Эти слова бесконечной лентой вились в его сознании. И всякий раз, когда он ломал голову над их смыслом, лента начинала вращаться, будто издеваясь над ним.

В глубине души Норман знал, что кроется за этой фразой — три дня безумных фантазий, превратившихся в прекрасную действительность. И тогда он решил изгнать их из сердца, позволив времени залечить кровоточащую рану так же, как воспоминания о Майкле и Мэри.

Да, Норман попытался бы обмануть себя, если бы не позвонил Пит.

Тот, как обычно, начал с шуток, но постепенно его голос стал серьезным.

— Виктория написала еще одну вещь. Весь этот тарарам на тему, кто такой Норман, позволил, наконец, издать ей книгу под своим именем.

— Отлично, — тупо отозвался Норман, раздражаясь из-за того, что все закончилось для Виктории не так уж плохо.

— Да, но, у ее истории не очень хороший конец.

Норман не знал, что сказать. Похоже, Пит пытался ему на что-то намекнуть, но на что именно?

Пауза длилась достаточно долго, и Пит тяжело вздохнул. Ему стало ясно, что Норман не собирается отвечать.

— Виктория рассказала мне о вашем последнем разговоре в то утро и о том, что заставило ее так поступить.

Услышав последние слова, Норман вздрогнул.

— Ты, верно, понял ее?

— У меня есть основания так думать, — сдержанно ответил Норман.

— Ну, хорошо, звони мне, всегда буду рад с тобой поболтать. Но… на твоем месте я бы приехал к нам, сел у камина и поговорил обо всем, по-настоящему поговорил.

— Я подумаю об этом, Пит.

— Ты сделаешь это, Норман, и, если когда-нибудь скажешь ей, что я звонил, я стукну тебя по твоей глупой башке так, что ты вспомнишь будущее лето.

Норман усмехнулся, но, повесив трубку, ни о чем другом уже думать, не мог. Хватит ли у него мужества сесть рядом с Викторией и спросить, верны ли его догадки о том, почему она так поступила в те дни? Хватит ли у него сил?

Норман позвонил в Казначейство и сказал, что уезжает на пару дней, а затем сел в машину и проделал двести миль. И теперь, не выходя из машины, он смотрел на ее дом, на небо, на нетронутый снег на дорожке и деревьях, но не хотел видеть свои дрожащие руки и бледное лицо, отражавшееся в зеркале заднего вида.

Выругавшись от души, он с размаху открыл дверцу машины, вышел и с силой захлопнул ее за собой.

Виктория стояла под душем в надежде снять напряжение после работы над главами «Белой лжи». Смогла ли она написать так, что, прочитав книгу, Норман позвонит ей? Поймет ли он отчаянную мольбу вернуться, все то, что она вложила в эти строки?

Но душ не принес желанного облегчения, ее слезы были так же горячи, как и стекающие по телу струи.

Виктория выключила воду, быстро вытерлась и, натянув халат, спустилась вниз. Сейчас ей больше всего хотелось горячего кофе, щедро разбавленного бренди. Она улыбнулась. Пит, по-видимому, уже пришел и, ожидая, когда она выйдет из ванной, сварил его. В холодном воздухе витал чудесный аромат. Бросив взгляд в гостиную, Виктория поняла, что Пит в отличном расположении духа. В камине весело потрескивал огонь, а рядом на полу были разбросаны подушки.

Виктория прошла на кухню, но и там никого не было.

— Пит! — крикнула она, удивившись, что дверь в кабинет закрыта, и осторожно отворила ее, опасаясь застать брата таким же рассерженным, как и накануне.

Его имя замерло у нее на губах, когда она поняла, кто сидел за машинкой и быстро печатал. Ее сердце болезненно сжалось, прежде чем бешено забиться. Виктории показалось, что она вот-вот задохнется. На мгновение ей захотелось зажмурить глаза, а потом снова открыть, чтобы убедиться, не сон ли это.

Мужчина не поворачивался, и Виктория, наконец, позвала его:

— Норман?

Его пальцы застыли, казалось, как и все в нем. Некоторое время он оставался неподвижным, затем медленно, очень медленно поднял голову и встретил ее взгляд.

Огонь его глаз опалил Викторию и зажег ответное пламя, которое ему так и не удалось потушить холодными словами и ледяным взором.

— Виктория. — Он произнес ее имя так, словно не мог поверить, что она рядом.

— Как ты здесь оказался? — пробормотала она, цепляясь за ручку двери, чтобы удержаться на ногах и не в силах вымолвить того, что хотела.

Слабая, почти неуловимая улыбка пробежала по губам Нормана, когда он поднялся со стула. Виктория испугалась: если он подойдет и прикоснется к ней, она упадет на колени, и будет умолять его остаться.

— Я тебе как-то говорил, что не существует таких замков, которые могли бы удержать меня… или помешать вернуться.

Виктория попыталась подавить внезапную надежду, которая охватила ее, точно штормовой ветер. Она хорошо знала, что за надеждой по пятам следует отчаяние. Виктория не смогла отвести взгляд, хотя понимала, что он может увидеть в нем слишком много. Что ж, пусть.

— Я думал о том, что ты сказала, — проговорил он и снова умолк.

Виктория заметила, что его руки дрожат, а лицо бледное, наверное, как и у нее. Мысль о том, что он взволнован, не успокоила, а только обострила ее тревогу.

— Я очень много думал об этом, — повторил Норман. — И смог найти только одну причину, объясняющую, почему ты сделала… почему ты сказала, что любишь меня, почему согласилась на близость со мной. Только одну причину.

Виктория заморгала в страхе оттого, что может услышать.

— Ты имела в виду именно то, что сказала, — резко прохрипел он и отвел глаза. — Все просто. Ты действительно любила и хотела меня. — По лицу Нормана пробежала дрожь, и он с облегчением вздохнул.

— Это все, Виктория. Все, что я хотел тебе сказать. Я не мог бы жить… в согласии с собой… если бы не признался себе, что понял, — ты объяснилась мне в любви.

Слезы, застилавшие глаза Виктории, теперь горячими ручьями потекли по застывшему лицу.

— И если я не прав, Виктория… если причина не в этом… не в том, что… ты любила меня тогда… сказала, что любишь. — Норман топтался на месте, повернувшись к ней спиной. Костяшки его пальцев побелели, а руки судорожно сжимались и разжимались. Он запрокинул голову и устремил взгляд в потолок. — Тогда я не хочу слышать об этом. Я… не хочу ничего знать. Я собирался напечатать это и уйти. Но раз ты вошла…

Виктория была не в силах говорить. Она желала только одного — чтобы он подошел к ней, обнял и объяснил, почему не хочет знать.