Поющие в терновнике - Маккалоу Колин. Страница 60

Братья побежали за лошадьми, работники высыпали из бараков, миссис Смит отперла один из сараев-складов и десятками раздавала дерюжные мешки. Дым встает на западе, и ветер дует с запада – значит, пожар надвигается сюда, на усадьбу. Фиа сбросила длинную юбку, натянула брюки Пэдди и вместе с Мэгги побежала к конюшням – сейчас на счету каждая пара рук, способных держать мешок.

На кухне миссис Смит, не жалея дров, жарко затопила плиту, ее помощницы снимали с вбитых в потолок крючьев огромные котлы.

– Хорошо, что вчера закололи вола, – сказала экономка. – Минни, вот тебе ключ от кладовой, где спиртное. Подите с Кэт, притащите все пиво и ром, сколько есть, потом принимайтесь печь лепешки, а я буду тушить мясо. Да поскорей вы, поскорей!

Лошадей взбудоражила буря, а теперь они еще и дым учуяли и не давались седлать; Фиа с Мэгги вывели двух беспокойных, упирающихся чистокровок во двор, чтобы легче с ними совладать. Пока Мэгги воевала с каурой кобылой, по проселку, ведущему от джиленбоунской дороги, тяжело топая, подбежали двое – явно бродяги-сезонники.

– Пожар, хозяйка, пожар! Найдется у вас еще пара лошадей? Давайте мешки!

– Возьмите вон там, у сарая. Господи, хоть бы никого из ваших огонь не захватил! – сказала Мэгги, не знала она, где в эту минуту был ее отец.

Они схватили дерюжные мешки и бурдюки с водой, которые дала им миссис Смит; Боб и все мужчины с Главной усадьбы уже минут пять как уехали. Эти двое поскакали вдогонку, Фиа с Мэгги выехали последними – галопом к реке, на другой берег и дальше, навстречу дыму.

У дома остался Том, старик садовник; работая насосом, он наполнил грузовик-цистерну, завел мотор. Конечно, такой пожар никакими запасами не потушишь, разве только хлынет проливной дождь, но надо подвезти воду, чтобы мочить мешки, да и одежду людей, которые ими орудуют. Том переключил машину на малую скорость, одолевая подъем на противоположный берег, и мимолетно оглянулся – вот он стоит, опустелый дом главного овчара, и за ним еще два пустующих домика, это – самое уязвимое место Главной усадьбы, только здесь то, что может загореться, оказалось близко к деревьям на другом берегу. Старик Том посмотрел на запад, покачал головой, с внезапной решимостью стал пятить машину и ухитрился задом вывести ее обратно через реку на ближний берег. Пожар там, на выгонах, никакая сила не остановит, люди вернутся ни с чем. Над устьем ущелья, у дома главного овчара, где и сам он, бывало, квартировал, Том привернул к цистерне шланг и щедро полил дом, потом перешел к двум домикам поменьше, облил и их. Вот где он поможет вернее всего – пропитает эти дома водой насквозь, чтобы ни в коем случае не загорелись.

Мэгги и Фиа ехали рядом, а туча дыма на западе росла, и ветер сильнее и сильнее обдавал запахом гари. Быстро темнело; с запада по выгону мчалось все больше разной живности – кенгуру и дикие кабаны, перепуганные овцы и коровы, страусы эму, и огромные ящерицы гоанны, и тысячи кроликов. Выезжая с Водоемного на Бил-Бил (в Дрохеде у каждого выгона было свое название), Мэгги заметила – Боб оставил все ворота настежь. Но у овец не хватало ума бежать в открытые ворота, они останавливались в трех шагах левее или правее и слепо, бестолково тыкались в изгородь.

Когда всадники подъехали к краю пожара, он был уже на десять миль ближе, огонь распространялся и вширь, все шире с каждой секундой. Лошади пугливо плясали под седоками, а они беспомощно смотрели на запад – яростные порывы ветра переносили пламя по высокой сухой траве от дерева к дереву, от рощи к роще. Нечего и думать остановить его здесь, на равнине, его и целая армия не остановит. Надо вернуться на усадьбу и попробовать отстоять хотя бы ее. Пожар наступает уже фронтом шириной в пять миль; если не погнать сейчас же усталых лошадей во всю мочь, от него не уйти. Жаль овец, очень, очень жаль. Но ничего не поделаешь.

Они вброд возвращались через реку, копыта зашлепали по мелкой воде; старик Том все еще поливал пустые дома на восточном берегу.

– Молодчина, Том! – закричал Боб. – Продолжай, пока не станет жарко, да смотри вовремя унеси ноги, слышишь? Зря не геройствуй, ты стоишь куда дороже, чем доски да стекла.

На Главной усадьбе полно было машин, и по дороге из Джилли подъезжали новые, издали виднелись яркие пляшущие огни фар; когда Боб свернул на конный двор, тут в ожидании уже толпились мужчины.

– Большой пожар, Боб? – спросил Мартин Кинг.

– Очень большой, – с отчаянием ответил Боб. – Боюсь, не сладим. В ширину, по-моему, захватило миль пять, и ветром гонит с такой скоростью – лошадь галопом еле уходит. Уж не знаю, отстоим ли мы усадьбу, а вот Хорри, наверное, надо приготовиться. До него скоро дойдет, мы-то огонь навряд ли остановим.

– Что ж, большому пожару давно время. С девятнадцатого года не было. Я соберу отряд, пошлю на Бил-Бил, но и тут народу хватит, вон еще подъезжают. Джилли может выставить против пожара до пятисот мужчин. Ну, и тут кое-кто из нас останется помогать. Одно скажу, слава Богу, моя земля западнее Дрохеды.

Боб усмехнулся:

– Вы мастер утешать, Мартин.

Мартин огляделся по сторонам:

– А где отец, Боб?

– Западнее пожара, наверное, где-то около Бугелы. Он поехал на выгон Вилга за суягными овцами, а пожар начался, я так думаю, миль на пять восточнее.

– Больше ни за кого не тревожишься?

– Слава Богу, сегодня в той стороне никого нет.

Как будто война, подумала Мэгги, входя в дом: быстрота без суетливости, забота о пище и питье, о том, чтобы собрать все силы и не падать духом. И грозная, неминуемая опасность.

На Главную усадьбу прибывали еще и еще люди и тотчас принимались помогать – рубили немногие деревья, что стояли слишком близко к берегу, широким кольцом скашивали чересчур высоко поднявшуюся кое-где траву. Мэгги вспомнилось, как, впервые приехав в Дрохеду, она пожалела, что вокруг Большого дома голо и мрачно, куда красивее было бы, стой он среди великолепных могучих деревьев, их так много кругом. Теперь она поняла. Главная усадьба – просто огромная круглая просека для защиты от пожара.

Все толковали о пожарах, что бывали в джиленбоунской округе за семьдесят с лишком лет. Как ни странно, в пору долгой засухи пожар был не такой страшной опасностью – по скудной траве огонь не мог перекинуться далеко. А вот через год или два после обильных дождей, когда травы, как сейчас, поднимались густые, высокие и сухие, точно порох, – тогда-то и вспыхивали пожары, с какими иной раз не удавалось совладать, и опустошали все окрест на сотни миль.

Мартин Кинг взялся командовать тремя сотнями людей, остающихся защищать Дрохеду. Он был старшим среди джиленбоунских фермеров-скотоводов и уже полвека воевал с пожарами.

– У меня в Бугеле полтораста тысяч акров, – сказал он, – и в тысяча девятьсот пятом я потерял все как есть, ни одной овцы не осталось и ни единого дерева. Пятнадцать лет прошло, покуда я опять стал на ноги, а одно время думал, и вовсе не оправлюсь, от шерсти тогда доходу было чуть, и от говядины тоже.

По-прежнему выл ураганный ветер, неотвязно пахло гарью. Настала ночь, а небо на западе зловеще рдело, дым опускался ниже, и люди уже начали кашлять. Вскоре показалось и пламя, огненные языки и спирали взметались в туче дыма на сто футов, и стал слышен рев, будто неистовствовала на футбольном матче многотысячная толпа. Западный ряд деревьев, окаймляющих Главную усадьбу, разом занялся, на месте его встала сплошная стена огня. Мэгги, окаменев, смотрела с веранды, как на этом огненном фоне скачут и мечутся крохотные черные человечки, словно грешники в аду.

– Поди сюда, Мэгги, выставь все тарелки на буфет. Да поживей, у нас тут не гулянье! – послышался голос матери.

Мэгги с трудом оторвалась от страшной картины.

Два часа спустя первая партия измученных людей притащилась подкрепиться едой и питьем, иначе не хватило бы сил бороться дальше. Для того и хлопотали без роздыха женщины – чтобы для всех трехсот человек вдоволь было лепешек и тушеного мяса, чаю, рома и пива. Когда пожар, каждый делает, что может и умеет лучше всего, а потому женщины стряпают, чтобы поддержать силы мужчин. Ящик за ящиком вносили пиво и опустевшие заменяли новыми; черные, закопченные, шатаясь от усталости, мужчины стоя жадно пили, наспех глотали большущие куски лепешек, мигом очищали тарелку едва остывшего тушеного мяса, осушали последний стакан рома и вновь спешили навстречу огню.