Узы крови - Шелдон Сидни. Страница 43

В спальне арендованной квартиры на Руа дос Бомберос, одной из извилистых, мрачных улочек в трущобах Альто Эсторил, шли съемки эпизода фильма. В комнате находилось четверо. У кинокамеры оператор, на кровати двое занятых в эпизоде актеров: мужчина средних лет и молодая блондинка с великолепной фигурой. На ней ничего не было, кроме ярко-красной ленты, повязанной на шее. Мужчина был огромен: с модными плечами борца, мускулистой, бочкообразной, до неприличия безволосой грудью. Его член, даже в состоянии покоя, казался огромным. Четвертым в комнате находился зритель, сидевший в темном углу в надвинутой на лоб широкополой шляпе и черных очках.

Оператор вопросительно посмотрел в его сторону, и тот кивнул. Оператор нажал на кнопку, и камера застрекотала.

– Внимание. Начали! – скомандовал он актерам.

Мужчина встал на колени рядом с блондинкой, и та взяла его пенис в рот. Он тотчас начал вставать. Блондинка вынула его изо рта и сказала:

– Боже, до чего же он огромен!

– Суй его в нее! – приказал оператор.

Мужчина улегся на блондинку и сунул пенис промеж ее ног.

– Осторожнее, милок. – Тон ее был резким и раздраженным.

– Делай вид, что тебе это нравится.

– Как? Он же размером с е… арбуз.

Зритель, подавшись вперед, не отрываясь следил за каждым движением пары. Девушка сказала:

– Боже, до чего же хорошо. Только ради бога, беби, не спеши.

Зритель, глядя на кровать, задышал чаще и прерывистее. Девушка была третьей по счету, и во много раз красивее, чем предыдущие.

Вскрикивая, она теперь металась в постели из стороны в сторону.

– О-о, только не останавливайся!

Она обхватила бедра мужчины и с силой притянула его к себе. Ритм ее партнера стал более мощным и интенсивным, он словно наносил ей своим телом частые, сильные удары. Ее движения убыстрились, ногти впились в голую спину мужчины.

– О-о, – стонала она. – О, я кончаю.

Оператор оглянулся на зрителя, и тот, сверкая глазами за черными стеклами, утвердительно кивнул.

Девушка в тисках своего блаженства и неистового безумства, даже не расслышала, что он сказал. Когда наслаждение, волной накатившее на нее, отразилось в счастливой улыбке на ее лице и тело задрожало мелкой трепетной дрожью, огромные руки мужчины сомкнулись на ее горле и стали стискивать его, не давая ей дышать. Она сначала с недоумением подняла на него глаза, но когда осознала, что происходит, они вдруг наполнились ужасом.

В мозгу зрителя звенело: «Вот этот миг! Боже мой! Какие глаза!» В глазах ее застыл ужас. Она безуспешно пыталась оторвать от своего горла стиснувшие его стальные пальцы. Тело ее еще содрогалось в блаженных спазмах сексуального наслаждения, и судороги оргазма и судороги предсмертной агонии слились воедино.

Тело зрителя было покрыто потом. Возбуждение до краев переполняло его. Девушка умирала в миг наивысшего блаженства жизни, глядя прямо в глаза смерти. И это было прекрасно!

Но вот наступил конец. Зритель, тяжело и прерывисто дыша, изнемогший от наслаждения, устало откинулся на стуле. Девушка была наказана.

Зритель чувствовал себя богом.

Главная штаб-квартира «Роффа и сыновей» раскинулась на шестидесяти акрах земли вдоль Шпреттенбах на западной окраине Цюриха. Административное, в двенадцать этажей здание возвышалось над жавшимися к нему снизу постройками для научных исследований, производственными цехами, экспериментальными лабораториями, складами и сетью подъездных железнодорожных путей. Это был мозговой центр обширной империи «Роффа и сыновей».

Вестибюль здания, окрашенный в зеленые и белые тона, был обставлен ультрасовременной датской мебелью. За стеклянной конторкой сидела женщина-администратор, и тех, кого она впускала внутрь здания, обязательно сопровождали специальные служащие. Справа, в глубине вестибюля, располагалось несколько пассажирских лифтов и специальный экспресс-лифт для президента концерна.

В это утро экспресс-лифт с небольшими промежутками поднимал наверх членов Совета директоров. В течение последних нескольких часов самолетами, вертолетами и на лимузинах они прибыли сюда из различных частей света и теперь все вместе находились в просторном, отделанном дубом конференц-зале: сэр Алек Николз, Вальтер Гасснер, Иво Палацци и Шарль Мартель. Единственным из присутствующих в зале, кто не являлся членом Совета, был Рис Уильямз.

На столике в изобилии стояли закуски и напитки, но никто к ним не притрагивался. Все они нервничали, были напряжены, и каждый был занят своей собственной проблемой.

В зал вошла Кэйт Эрлинг, немолодая, но энергичная и знающая свое дело швейцарка.

– Прибыла машина мисс Рофф.

Глаза ее быстро обежали зал, чтобы удостовериться все ли на месте – ручки, блокноты, полны ли серебряные графины с водой, поставленные на стол перед каждым из членов Совета, приготовлены ли сигареты, пепельницы и спички. Кэйт Эрлинг в течение пятнадцати лет была секретарем Сэма Роффа. То, что он был мертв, не могло служить для нее причиной безответственного отношения к своим обязанностям. Удовлетворенная, она кивнула головой и удалилась.

Внизу перед административным зданием остановился лимузин, и из него вышла Элизабет Рофф. На ней был строгих линий черный костюм и белая блузка. На лице полностью отсутствовала косметика. Она выглядела явно моложе своих двадцати четырех лет, очень хрупкой и легко ранимой.

Пресса уже ждала ее. Едва она направилась в сторону здания, как со всех сторон ее тотчас обступили теле-, радио-, и газетные репортеры с фотоаппаратами и микрофонами.

– Представитель «L'Europeo», мисс Рофф. Хотелось бы узнать, кто, по вашему мнению, займет в концерне место вашего отца, в связи…

– Взгляните сюда, мисс Рофф. Улыбнитесь-ка нашим читателям.

– Ассошиэйтед Пресс, мисс Рофф. Что вам известно о завещании отца?

– «Нью-Йорк дейли ньюз». Ваш отец, насколько нам известно, был опытным альпинистом. Выяснилось, каким образом…

– «Уолл-стрит джорнел». Не могли бы вы рассказать более подробно о финансовом состоянии концерна?