Ошибка молодости (сборник) - Метлицкая Мария. Страница 20

Муж внимательно посмотрел на меня и вздохнул:

– Да, здорово, правда.

Конечно, мы снимали всю эту немыслимую красоту: и розовый закат, и почти малиновое солнце, и медленно темнеющее море, становившееся из светло-бирюзового темно-изумрудным. Снимали и на камеру, и на фотоаппарат.

Но пора было собираться обратно.

Приехали мы к почти заканчивающемуся ужину. Есть хотелось очень. Мы почти вбежали в столовую и увидели такую картину: столы были сдвинуты, на них стояло огромное количество еды и множество бутылок. За столом сидели и наши, и не наши. Кто-то пил, кто-то ел, кто-то звонко чокался, перекрикивая друг друга, громко смеясь и жарко что-то обсуждая. Мы в растерянности остановились. Нас увидела Галина и замахала руками. Подскочила Женя, бросилась с поцелуями. Шатаясь, подошла пьяненькая Наташа и повисла на шее у моего растерявшегося мужа. Мы замерли в недоумении. А мои подружки уже тащили нас за стол. Подскочил официант и налил нам вина. Женя положила какой-то еды.

– По какому поводу гуляем? – осторожно поинтересовался муж.

И все, перебивая друг друга, шумно затараторили.

Повод, оказывается, имелся. И даже не повод, а целое событие. Девочка-болгарка девяти лет уплыла на надувном матрасе. Унесло ее довольно далеко. Матрас по какой-то причине начал сдуваться, бедный ребенок страшно перепугался и стал тонуть. Вот где были ее беспечные родители? А они нежились у бассейна. Иностранцы предпочитают морю это хлорированное и сомнительное удовольствие. То, что девочка ушла на берег, они просто не заметили. Папаша читал газету, а мамаша мирно подремывала. Девочка же в это время, захлебываясь, тонула, и жалобный слабый писк ее был почти не слышен на берегу, тем более что в баре на берегу громко играла музыка.

Ребенка увидела Наташа. От ужаса у нее случился спазм связок, поэтому закричать и позвать на помощь она не смогла и бросилась в воду. Пловчиха она слабоватая, но в тот момент ей было не до анализа своих спортивных возможностей.

Наташа схватила ребенка за волосы, потом за руку и поплыла к берегу. Сил уже почти не было. Да и девочка билась в истерике, вырывала руку и захлебывалась. Тут Галина хватилась подруги – куда ту понесло? Обо всех передвижениях они обычно друг другу докладывали. Галина посмотрела на воду, все поняла и, конечно, бросилась вслед. На берегу началась суета. Через несколько минут молодой мускулистый бездельник-спасатель плыл к ним навстречу.

В общем, все были спасены, живы и почти здоровы. Девочка дрожала как осиновый лист и тихо плакала, умоляя ничего не говорить родителям, которые лежали у бассейна, находясь в неведении.

Женя потащила замерзшего ребенка под горячий душ.

Хуже было бедной Наташе. Она лежала молча и смотрела в одну точку, в синее невозмутимое небо. Не моргая.

Ее укрыли полотенцами, принесли горячего чаю. Кто-то пытался влить в плотно сжатый рот стакан виски.

Спустя полчаса Наташа встала и молча подошла к бару. Бармен – без слов – налил ей водки и протянул кусок пиццы. Она медленно, по глоточку, не отрываясь, выпила водку, медленно, с расстановкой, сжевала всю пиццу. Вытерла салфеткой – тоже тщательно – рот и руки и медленно, слегка пошатываясь, пошла в корпус. Женя и Галина бросились за ней.

В номере Наташа рухнула на кровать и проспала до самого вечера.

Конечно, в отеле поднялся страшный переполох. Прибежали менеджеры и все сотрудники, запоздало примчался врач и начал откачивать воющую мамашу ребенка. Девочке вызвали «Скорую». Ее папаша молча накачивался в баре – пил водку из горла.

Незадачливого спасателя, задремавшего на посту, выгнали с территории отеля. Вслед ему неслись проклятия на всех языках.

А Наташа спала, тревожно вскрикивая во сне. Рядом, справа и слева, молча сидели верные подруги, карауля ее некрепкий сон.

К ужину сотрудники отеля накрыли богатые столы и выставили спиртное – за счет заведения. Шеф-повар запек две бараньи ноги, кондитер сварганил огромный праздничный торт. Родители девочки притащили необъятный букет палевых роз, поставили его в ведро для шампанского.

Ни о чем не подозревающие подруги, замученные и обессиленные, без обычных нарядов и вечернего макияжа, спустились в ресторан. И тут заиграл праздничный туш – для этого срочно вызвали пожилого тапера.

Они растерялись и замешкались на пороге. К ногам Наташи отец спасенной девочки поставил ведро с цветами.

Она расплакалась и хотела как-нибудь незаметно исчезнуть, но подруги крепко держали ее за руки. Ну а дальше… Понятно, что было дальше – тосты за мужественную и отчаянную русскую женщину. Иностранцы кричали: «Браво, Россия. Виват, Горбачев, Ельцин и Путин». Словом, вспомнили всех. Никого не забыли. Мамаша девочки сняла с пальца дорогое кольцо и умоляла Наташу его надеть. Та отказывалась, мотая головой. Опять плакала. Кольцо решительным жестом взяла Женя и с трудом надела его на палец подруги.

Далее пошли тосты за дружбу, за русских – всех сразу и каждого в отдельности. За Великую Победу в сорок пятом. За перестройку и гласность. За мужество русских людей и их терпение. За великие просторы нашей Родины. За первый полет в космос. За Гагарина – разумеется. За русскую икру и лучший напиток в мире – нашу родимую беленькую.

Пьяненький немец просил у Галины прощения за вторжение в сорок первом. Очень настойчиво просил. Галина сказала:

– Расслабься. Тебя тогда и на свете не было.

Тогда немец заплакал и стал целовать Галинину руку.

Тапер, напрягши всю свою профессиональную память, заиграл «Калинку». Спасибо, что не «Интернационал».

Вскоре пафос мероприятия начал падать, и стало легче. Все задышали свободнее. Начались пляски и песни на разных языках.

Вот тут и появились мы, находящиеся в полном неведении относительно последних событий.

Мой сдержанный супруг, наконец-то окончательно расслабившись и расчувствовавшись, пригласил на танец виновницу торжества – Наташу.

Потом плюхнулся на стул и качнул головой:

– А наши-то! А?

– Наши – лучше всех! – уверенно кивнула я, вспомнив старый анекдот.

Женя предложила мне прогуляться до берега, сославшись на то, что от шума и суеты у нее сильно разболелась голова.

Мы сели в шезлонг.

– Такие вот дела, – грустно начала Женя и, вздохнув, добавила: – А завтра все кончится.

– Ну почему все? – ответила я. – Не все, только отпуск. А дальше будет жизнь. Просто жизнь. Обычная, без особых праздников. Наши нормальные, рядовые будни.

– Рядовые? – усмехнулась она. – Да, ты права. Именно – рядовые. У меня работа и парализованная мать. А еще – бывший муж, пьяница, бездельник и драчун, короче – сволочь законченная. Живем в одном доме, деваться некуда. Дочка уехала в Питер и почти не звонит. Живет с каким-то цыганом. (Конечно, тот на ней не женится. Женятся они на своих.) Только просит денег прислать, примерно раз в полгода. Говорит, что сожитель в казино проигрался. Не пришлю – порежут обоих. У Галки – сын с ДЦП. Передвигается только по квартире, и то – в ходунках. Муж сбежал, когда ребенку был год. Ну, когда стало все ясно. У нее бизнес – две палатки на рынке. Два раза поджигали и три обворовывали. Вся в долгах уже лет восемь, никак не выкарабкается. А еще старики в деревне. Болеют все время. И сестра безработная и беспутная. Галка и их содержит. Да еще сиделку для мальчика.

А Натаха… Вообще говорить не хочется. Первого родила в семнадцать. От проезжего молодца. Тянула сына, как могла. Родители ее из дома выгнали. Шалавой объявили. Она у родни жила – тетка пожалела. Пожалеть пожалела, а вот всю работу на нее свалила. Там, в поселке, хозяйство, скотины целый двор. Тетка богатая, на рынке торгует – творог там, сметана, молоко. Вот Наташка в пять утра трех коров доила. А ребенок до двух лет по ночам орал как резаный, она тогда спала пару часов в сутки. А еще кашеварила на всю семью, в доме убиралась и обстирывала этих кулаков. Короче, сделали из нее рабыню Изауру. По полной.

Галка ее через два года к себе забрала, так Наташка неделю спала. Встанет, в туалет, чайку попьет и опять дрыхнет. А еще через год сошлась с чеченцем Асланом. Любовь у них была… Как в сказке. И даже лучше. Аслан этот ее на руках носил. Одел как принцессу. Квартиру купил, диван бархатный, люстру хрустальную. Зажила Натаха как барыня. Родила Аслану близнецов – девулек-красотулек. Асланчик от дочек с ума сходил. В общем, жить бы и радоваться. Но не получается у нас как-то долго жить и радоваться. Убили Аслана. Какие-то разборки. В те годы это было через день. И опять нищета. Как жить? Как деток поднимать? Приехала его родня, кинул брат пачку денег, но Наташку и девчонок не признал. Спасибо, что хату не отобрал. Квартира-то на Асланчика записана, а женаты они с Наташкой не были. Ну, какое-то время она жила на эти деньги. Потом, когда кончились, стала продавать золото, тряпки. Затем сняла хрустальную люстру. Вынесли бархатный диван. Ну и так далее. На работу не устроишься – девчонок не с кем оставить. Пошла по ночам подъезды мыть. Ели хлеб и крупу. Ну а потом девчонки пошли в садик, и она туда же нянечкой. Вроде стали выживать. А в четырнадцать лет пацан ее сел по малолетке. Ограбил киоск на вокзале. В общем, зона, передачи. Она тогда на семнадцать килограммов похудела. А всегда была такой пышкой. Вернулся парень ее беспутный и стал кровь из матери попивать. Не человек пришел, а чистый уголовник. Ну и подался в бандюки. А куда еще? Опять сел. Когда вернулся, снова здорово. После третьей отсидки вообще сгинул. Жив ли, мертв – никто не знает. А она по нему всё слезы льет. Понятно – мать. – Женя замолчала и потерла виски. – Вот такие у нас будни и рядовая жизнь, как ты говоришь. – Она усмехнулась. – Собираем вот денежку весь год. Во всем себе отказываем, чтобы поехать на моря, есть от пуза, дрыхнуть без задних ног, тряпки покупать. Короче, бабами себя почувствовать. Хотя бы несколько недель в году. Ну а если какой-нибудь мужичонка попадется, мы не отказываемся. Дома-то у нас этой радости совсем нет. Столько лет – и все одни. А ведь не кривые и не косые. Просто судьба такая…