Последнее Правило Волшебника, или Исповедница. Книга 1 - Гудкайнд Терри. Страница 4

– Но это невозможно! – выкрикнул Ричард и метнулся вперед, стараясь сомкнуть обе руки на горле мрачной фигуры.

Плащ смялся в его руках. Внутри него ничего не было.

Он услышал лишь короткий слабый звук, словно закрылась дверь в мир мертвых.

Рядом с ним лишь поднимались облачка его собственного тяжелого дыхания посреди темной зимней ночи.

Спустя, как ему показалось, не содержащую никаких событий вечность Ричард вновь улегся и использовал плащ, чтобы прикрыть свое дрожащее тело, но так и не смог заставить себя сомкнуть глаза.

Далеко на западе, у самого горизонта, мерцали отсветы молний. С востока быстро приближался рассвет первого дня зимы.

Между молнией и рассветом, посреди логова врага, исчисляемого миллионами, Ричард Рал, предводитель Д’харианской империи, лежал, прикованный цепями к повозке, и думал о своей плененной жене и о посетившем его третьем отроке напасти.

Глава 3

Кэлен лежала на полу практически в полной темноте, безуспешно пытаясь заснуть. На своей кровати, где-то высоко над ней, сопел во сне Джегань. У самой дальней стены на деревянном сундуке с художественной резьбой стояла одинокая масляная лампа, фитиль которой почти до конца опущен, так что свет мало рассеивал мрак внутренних покоев императора.

Аромат масла лишь слегка приглушал вонь, сопровождавшую каждую стоянку – запахи дыма и копоти костров, пота и отбросов, отхожих мест, лошадей и других животных и навоза, смешанные во всепроникающее зловоние. Ей неизменно приходили на ум, внушая ужас, воспоминания о тех усеянных насекомыми гниющих трупах, что она видела во время путешествия, от которых шел безошибочно узнаваемый, незабываемый, удушливый запах смерти. Столь же неприятен был и этот лагерь, с его характерным смрадом, таким же отвратительным, как и Имперский Орден. С момента появления в лагере Кэлен все время старалась не вдыхать слишком глубоко. Этот запах всегда будет связан в ее памяти с мучениями, горем и смертью, которыми солдаты Имперского Ордена одаряли все, чего только касались.

В представлении Кэлен люди, которые верят в учения Имперского Ордена, поддерживают их и сражаются за них, не принадлежат к миру живого и к тем, кто ценит жизнь.

Сквозь просвечивающую ткань, закрывавшую вентиляционные отверстия в самой верхней части шатра, Кэлен могла видеть отсветы яростных вспышек молний, возникающих где-то к западу, освещающие небо над головой, объявляя о приближении бури. Императорский шатер, благодаря драпировкам, коврам и дополнительно увешанным мягкой тканью стенам, был относительно тихим местом, принимая во внимание постоянный шум от протянувшегося через равнину лагеря, и услышать гром было затруднительно, но временами она могла чувствовать рокот его раскатов, растекающийся по земле.

Мало того что холодало, дождь предвещал сделать погоду еще более скверной.

Будучи неимоверно уставшей, Кэлен все же не могла заставить себя перестать думать о том человеке, которого видела в начале этого дня, о человеке, глянувшем на нее из клетки, которую перевозили через лагерь, о человеке с серыми глазами, о человеке, который был способен видеть ее – он посмотрел прямо на нее – и произнес ее имя. Для нее это было самое возбуждающее происшествие.

Чтобы кто-то мог видеть ее – такое граничило в ее представлениях с чем-то сверхъестественным. Кэлен была невидима почти для всех. Хотя «невидима» было не вполне точным выражением: люди на самом деле видели ее, но просто моментально забывали об увиденном, забывали, что осознавали ее присутствие всего лишь миг назад. Так что, не будучи реально невидимкой, она по сути оставалась таковой.

Кэлен на себе испытала леденящее прикосновение забвения. Та же самая магия, что заставляла людей вычеркивать ее из памяти, едва они ее видели, уничтожила до последней крупицы ту память, которую сама она имела о своем прошлом. И какой бы ни была ее жизнь до встречи с сестрами Тьмы, теперь она полностью утрачена.

Среди миллионов солдат, собранных на обширной голой равнине, пленившим ее удалось найти лишь горстку людей, которые могли видеть ее, – всего сорок три, если говорить точно. Эти сорок три были теми людьми, которые, подобно кольцу на ее шее, подобно сестрам и самому Джеганю, стояли между ней и свободой.

Кэлен задалась целью изучить каждого из этих сорока трех человек, узнать их сильные и слабые стороны. Она молча наблюдала за ними, делая в уме заметки. Каждый из них имел особенности, по-своему ходил, по-своему следил за окружающим и происходящим вокруг него, обращая на что-то внимание, или, наоборот, пренебрегая чем-то, как мог выполнял работу стража. Она узнала все, что сумела, об их индивидуальных привычках.

Сестры были уверены, что именно аномалии в действии магии, запущенной ими, причина того, что изредка встречаются люди, способные осознавать присутствие Кэлен. Вполне возможно, что среди огромной армии Ордена есть и другие, кто может видеть и помнить ее, но пока что Джегань больше таких не нашел. Только эти сорок три солдата могли быть использованы в качестве ее стражей.

Разумеется, сам Джегань мог видеть ее, как могли видеть и сестры, которые и запустили ту самую магию. К великому ужасу сестер, они оказались захвачены в плен Джеганем и завершили свое путешествие там же, где и Кэлен, – в этом отвратительном лагере Имперского Ордена. Никто из тех немногих, кто способен видеть ее, кроме сестер и Джеганя, не знал, кто она такая, и не знал ничего о ее прошлом – которого не знала даже сама Кэлен.

Но тот человек, в клетке, был другого сорта. Он знал ее. Она же не могла даже вспомнить, видела ли его раньше. Это означало только то, он был кем-то, кто знал ее в прошлом.

Джегань обещал ей, что, когда она наконец-то обретет память и узнает, кем была, когда узнает все, – только тогда для нее и начнется самый настоящий ужас. Он наслаждался, подробно и точно выписывая яркие детали того, что намеревается сделать с нею, как собирается превратить ее жизнь в сплошное бесконечное страдание. А поскольку она не помнила своего прошлого, его обещания душевных мук не значили для нее так много, как ему бы хотелось. Невзирая на это, все, что он обещал, было достаточно ужасающим и само по себе.

Всякий раз, когда Джегань обещал эти муки, Кэлен реагировала на это лишь пустым взглядом. Это был способ скрывать от него собственные эмоции. Она не хотела, чтобы он был доволен тем, что видит ее переживания и страх. Кэлен даже гордилась тем, что заслужила враждебность столь мерзкого, отвратительного человека, хотя это дорого ей обходилось. Это укрепляло ее уверенность, что все, что она ни делала в прошлом, ее взгляды и убеждения были направлены против желаний и воли Ордена.

Из-за угрозы ужасных мучений, о которой Джегань постоянно напоминал, Кэлен страшилась вспомнить свое прошлое, однако после того, как увидела неприкрытое возбуждение в глазах того пленника, у нее возникло непреодолимое стремление узнать о себе как можно больше. Его радостная реакция при виде ее резко контрастировала с реакцией всех, кто окружал ее, кто ее презирал и оскорблял. Ей было очень интересно, кем она была, кто та женщина, которая могла быть удостоена такого внимания со стороны того человека.

Ей хотелось, чтобы у нее было больше времени рассмотреть его, нежели тот короткий миг, на который ей это довелось сделать. Она была вынуждена отвернуться. Если ее интерес к пленнику оказался бы замечен, Джегань наверняка убил бы его. Кэлен чувствовала ответственность за этого человека. Она не хотела по недосмотру принести зло кому-либо, кто знал ее, кому-то, кто столь очевидно обрадовался при виде ее.

Кэлен очередной раз попыталась дать отдых своему истерзанному рассудку. Она зевнула, продолжая наблюдать за отсветами молний на небольшом кусочке темного неба. Уже скоро рассвет, и ей необходимо поспать.

С рассветом наступит первый день зимы. Она не знала почему, но сама мысль о первом дне зимы внушала ей беспокойство. Она не могла даже представить истинную причину этого, но что-то, касающееся этого дня, стягивало всю ее изнутри, наполняя беспокойством и страхом. Это казалось чем-то таким, что, заслоненное подсознательной способностью запоминать скрытые опасности, она не могла даже вообразить.