И остался Иаков один - Воронель Александр. Страница 2

Религиозный сионизм возник раньше светского, из более глубоких корней еврейского существования, и в XIX веке мог бы быть назван фундаменталистским течением. Этим словом мы называем обычно безоглядную преданность исходным, "фундаментальным" принципам, заложенным в Божественном Откровении. Такая преданность в религиозном сионизме, несомненно, была.

В соответствии с парадоксальной природой реальности все религии содержат неразрешимые противоречия. Все они также в своей традиционной практике вынуждены к непризнанным, идеологически недопустимым компромиссам. Поэтому различные фундаменталистские течения выигрывают, схематизируя Откровение, сосредоточивая внимание верующих лишь на некоторых из начальных заветов, основных, в соответствии со своим сегодняшним уровнем постижения.

Религиозный сионизм провозгласил жизнь и труд в земле Израиля более фундаментальным принципом, чем все остальные и, тем самым, подчеркнул свою верность духу иудаизма даже в условиях, когда это противоречило общепринятой практике и букве учения о Мессии.

Напротив, большая часть еврейского религиозного истеблишмента того времени сочла более фундаментальным буквальное выполнение ритуальных предписаний и веру в Мессию, который придет во плоти и установит торжество праведности одновременно с еврейским Государством.

Религиозный сионизм в XIX веке имел, к счастью, слишком мало сторонников, чтобы всерьез отпугнуть светское общество. Иначе его фундаменталистская основа сделала бы весь сионизм как политическое течение неприемлемым для тех самых еврейских и нееврейских либеральных кругов, из которых он черпал свою основную поддержку.

Однако именно религиозный сионизм имел дерзость найти внутри еврейского вероучения основания для отхода от средневековой позиции пассивного ожидания чудес. Настроение либеральной аудитории того времени отметило лишь этот, достойный уважения, нонконформизм. Интеллектуальное мужество этой небольшой группы обеспечило сионизму то зерно религиозного смысла, которое и сейчас сохраняет для него возможность укорениться в негуманном мире будущего века.

Русский сионизм (т.е. сионизм русских евреев, распространенный в более широких народных кругах, чем в Европе) с самого начала включал фундаменталистское отношение к земле Израиля и языку иврит. На VI Всемирном Сионистском Конгрессе в 1903 году именно голоса русских сионистов отвергли всякое иное территориальное решение еврейского вопроса и, вопреки настояниям и уговорам множества благожелательно настроенных европейских либералов, навсегда закрепили нерасторжимую связь этого движения с землей Израиля. Лорд Бальфур, автор известной Декларации, рассказывал, что был совершенно потрясен абсолютным нежеланием Х.Вейцмана даже взглянуть на "план Уганды".

Теперь, внутри сионизма, в израильской политической жизни, этот спор рационалистов с "фундаменталистами" возобновился с новой силой уже по поводу границ самого этого понятия (земля Израиля), в прямом и переносном смыслах, И на этот раз его решение, по-видимому, определится голосами русских евреев.

Таким образом, сионизм с самого начала оказался движением, которое не вполне укладывалось в рамки своего времени. Оно сложилось как гуманистическое, эмансипационное течение во времена, когда это было актуально, но уже и тогда содержало в себе фундаменталистский элемент, который сообщал ему его неординарный характер, приведший впоследствии к антисионистской резолюции ООН.

Именно эта неординарность дает теперь современному сионистскому движению шанс удержаться в реальности, в которой, возможно, уже не будет места нашим привычным гуманитарным ценностям.

Непредвзятого наблюдателя часто поражает некая заданная неординарность еврейской судьбы в целом, хотя отдельные события еврейской истории имеют аналогии и объяснимые параллели в истории других, достаточно древних, народов. Непонятность здесь заложена уже в явной недостаточности определений.

Казалось бы, еврейство можно определить как религиозную общину. Однако это также и народ, подавляющее большинство которого не придерживается никаких религиозных правил. Поэтому, кажется, трудно и ожидать от этого народа какой-нибудь фундаменталистской идеи.

Еще на памяти нашего поколения нацисты уничтожали евреев как вредную расу. Однако, спустя всего несколько лет после разгрома Германии, как будто в опровержение нацистской идеологии, в государстве Израиль собрались евреи изо всех стран мира, принадлежащие всем человеческим расам. Трудно было, пожалуй, ожидать, что все они смогут ужиться между собой.

Еврейство имеет богатейшую культурную традицию. Однако большинство евреев, прекрасно владея многими современными культурами, лишь очень приблизительно ориентируются в своем собственном наследии. Вместе с тем (т.е. вопреки этому) они сохраняют историческую память и чувство общности, которые бросают вызов самой концепции времени.

Приходится признать, что мы имеем дело с объектом или процессом, который продолжает порождать исторические феномены, ускользая от однозначной определенности, свойственной устоявшимся реальностям. По-видимому, это означает, что еврейство как общность продолжает жить, и эта жизнь (вне определений, как всякая жизнь) остается творческим потоком событий, а не механическим повторением навсегда определившихся циклов.

Существует идея, что еврейство самим своим существованием доказывает первичность сознания по отношению к бытию. Подобно тому, как в прошлом оно сохранилось и выжило благодаря сознательным усилиям своего духовного ядра, оно как бы и будущее имеет в той именно мере, в какой является сознательным и духовным феноменом.

Наука не может отвечать на вопросы о сущности и причинах, а только об условиях и порядке протекания событий. Поэтому религиозная (т.е. фундаменталистская) интерпретация событий еврейской истории нисколько не больше противоречит науке, чем ученые попытки их объяснения совпадением разных материальных и материалистических сил и условий. Непонятными остаются не сами совпадения, а их тенденция повторяться в судьбе именно этого народа, несмотря на грандиозные перемены в судьбах остальных народов во всем остальном мире.

Возникает вопрос. Является ли судьба евреев необыкновенной, потому что они в каком-нибудь смысле необыкновенны сами, или, напротив, они необыкновенны только тем, что, вольно или невольно, принимают для себя всеобщую веру в свою необыкновенную судьбу!

И та, и другая точка зрения, поневоле, и в своем еврейском, и нееврейском аспектах оказывается фундаменталистской.

По-настоящему удивительно то, что эта вера действительно является всеобщей. Весь вопрос, как ни странно, зачастую менее важен для самих евреев, часть из которых, может быть, по-прежнему не прочь избавиться от своей уникальности. Значительное число евреев, гуманистов и либералов, совершенно не признают своей выделенности, тем более избранности, и рассматривают сионизм как заурядную форму национализма.

Однако для громадных масс христиан и мусульман (т.е. для большинства человечества), заинтересованных в неприкосновенности фундаментальных основ своих вероучений, вопрос о избранности евреев не подлежит сомнению. Оба вероучения сугубо небезразличны к жизни евреев.

В обеих мировых религиях роль евреев непропорционально велика не только в их прошлом, т.е. в их истории, но и в настоящем, ибо еврейская судьба, с их точки зрения, догматически определена. От адекватности этих определений зависит сохранность их веры сейчас и, соответственно, планы на будущее.

С христианской точки зрения, евреи своевременно не приняли истинного Мессию, и благодать теперь может вернуться к ним не иначе, как вместе с признанием Иисуса Христа. Такое возвращение, однако, в принципе не исключено, так как оно (вместе с подтверждением догмата об избранности) недвусмысленно предусмотрено апостолом Павлом:

"Итак спрашиваю: неужели Бог отверг народ свой? Никак... Не отверг Бог народа своего, который Он наперед знал. ...Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам...Если начаток свят, то и целое. И если корень свят, то и ветви.