Том 7. Моникины - Купер Джеймс Фенимор. Страница 68

Тогда я откровенно признался, что природа не сподобила меня так замечательно кувыркаться в воздухе, как мой друг судья, и когда подадут команду «сделать полный переворот», я могу совсем опозориться. Это их немного смутило, и они с сомнением переглянулись.

— Но, по крайней мере, вы сумеете при необходимости быстро повернуться?—спросил один из них после некоторого молчания.

— Конечно, сэр, — ответил я и тут же наглядно подтвердил, что я не пустой хвастун, повернувшись на каблуках и за самое краткое время.

— Очень хорошо! Превосходно! — в один голос воскликнули они. — В умении выполнять необходимые маневры, хотя бы по сути, и заключается основа политики, а легкость их выполнения — это уже дело личных способностей.

— Но я очень мало знаю о вашей конституции и законах, джентльмены, — не более того, что сумел почерпнуть из двух-трех бесед с моими спутниками.

— Это не имеет значения, сэр! Наша конституция, в отличие от конституции Высокопрыгии, записана на бумаге, и тот, кто выставляет свою кандидатуру, всегда успеет прочесть ее. А кроме того, у нас в палате есть свой политический правофланговый. Он совершенно избавляет депутатов от необходимости изучать сложные вопросы и ломать над ними голову. Достаточно следить за его движениями, и клянусь жизнью, вы сумеете поднимать руку не хуже самых старых депутатов.

— Как, сэр, неужели все члены палаты повторяют движения правофлангового?

— Все горизонталисты, сэр. У вертикалистов есть свой правофланговый.

— Ну, джентльмены, я вижу, что в этом деле я не судья, и потому отдаю себя в полное распоряжение моих друзей.

Такой ответ вызвал шумное одобрение, и они все заявили, что он свидетельствует об огромных политических способностях. В Низкопрыгии государственный деятель, передающий все в руки своих друзей, неизменно достигает самых высоких должностей. Комитет записал мое имя и поспешил вернуться на шхуну, чтобы поскорее вернуться в порт и объявить о выдвижении нового кандидата. Не успели эти господа сойти с корабля, как с другого борта уже поднялась на палубу новая компания. Они назвали себя комитетом по выдвижению кандидатур от вертикалистов, и прибыли они с точно такой же целью, как их противники. Они тоже желали заручиться симпатиями иностранцев и подыскивали подходящего кандидата. Капитан Пок внимательно прислушивался ко всему, что предшествовало моему выдвижению в кандидаты. Теперь он выступил вперед и предложил свои услуги. Поскольку этот комитет был не более привередлив, чем первый, а к тому же, по собственному признанию, не располагал временем, так как горизонталисты их опередили, дело было улажено за пять минут, и гости отбыли с красивым плакатом, который гласил:

(все, кроме имени, было тщательно написано заранее). Когда комитет отъехал от нашего корабля, Ной отвел меня в сторону и попросил извинения за то, что на этих важных выборах стал моим противником. Его объяснения были многочисленны, хитроумны и, как обычно, несколько многословны. Их можно подытожить следующим образом. Он никогда не заседал в парламенте, и ему хотелось бы испытать это ощущение. Уважение к нему команды корабля несомненно возрастет, когда она увидит, как высоко его ставят в чужом порту. В Станингтоне у него уже был некоторый политический опыт: он там почитывал газеты; и сам он не сомневался в своих способностях, а это основной залог успеха в законодательном собрании. Член конгресса от его штата ничем не лучше его самого, и не боги горшки обжигают. Он знает, что миссис Пок будет очень довольна, когда услышит об его избрании. Хотелось бы ему знать, будут ли его титуловать «достопочтенный Ной Пок» и будет ли он получать восемь долларов суточных, а также проездные с места, где корабль сейчас находится. Вертикалисты могут твердо на него рассчитывать: его слово крепко. А что до конституции, так он у себя на родине жил при своей конституции, проживет и при всякой другой. В палате же он не намерен особенно разглагольствовать, но хотел бы, чтобы то, что он все-таки скажет, было записано в поучение его детям, и далее все в том же роде с бесконечным количеством таких же доводов и извинений.

Тут нас остановила третья шхуна, и с нее явился еще один комитет, члены которого представились нам в качестве уполномоченных партии касательных. Они не очень многочисленны, но все же успешно сохраняют равновесие в тех случаях, когда горизонталисты и вертикалисты пересекаются под прямым углом, как на этот раз. И вот теперь они решили выдвинуть одного своего кандидата. Вполне естественно, что они тоже хотели заручиться иностранной поддержкой и прибыли в поисках подходящего лица. Я предложил первого помощника, но Ной возразил, заявив, что корабль ни в коем случае нельзя оставлять без надзора. Времени было мало, и, пока капитан и его подчиненный горячо спорили о праве помощника выставлять свою кандидатуру, Боб, который уже успел вкусить сладость политического влияния в роли мнимого наследного принца, тихонько подкрался к членам комитета и назвал свое имя. Ной был поглощен спором и не заметил этого ловкого маневра, и к тому моменту, когда он поклялся выкинуть первого помощника за борт, если тот немедленно не откажется от всяких честолюбивых поползновений, оказалось, что касательные уже отбыли. Полагая, что они отправились на какой-нибудь другой корабль, капитан дал себя умиротворить, и все вошло в обычную колею.

С этого времени и до той минуты, когда мы бросили якорь в бухте Бивуака, спокойствие и дисциплина на борту «Моржа» ничем не нарушались. Я воспользовался случаем изучить конституцию Низкопрыгии, экземпляр которой оказался у судьи, а заодно узнать у своих спутников все, что могло быть полезно для моей будущей карьеры. Я думал о том, как приятно будет иностранцу толковать низкопрыгийцам их собственные законы и разъяснять им применение их собственных принципов! От судьи, впрочем, было мало проку: он был слишком занят расчетами, касавшимися малого колеса и опиравшимися на сведения, полученные от руководителя одного из комитетов.

Я стал расспрашивать бригадира, почему, собственно, на рынках Низкопрыгии столь высоко ценятся взгляды Высокопрыгии на учреждения, общественную жизнь и нравы самой Низкопрыгии. Ответил он довольно невразумительно, и я понял только, что соотечественники бригадира очистили все, что касается упомянутых вопросов, от пыли веков, развернули заново деятельность на основе философии и здравого смысла и теперь горят желанием узнать, что думают другие народы об успехе их эксперимента.

— Право, бригадир, я ожидаю увидеть нацию мудрецов, нацию, в которой даже дети глубоко усвоили великие истины вашей страны. А что касается моникинш, то я даже боюсь того, что произойдет, когда мое теоретическое невежество столкнется с их огромным практическим знанием организации вашего правления.

— Политику наши дети всасывают с молоком матери.

— Не сомневаюсь, сэр, не сомневаюсь. Как сильно моникинши должны отличаться от своих сестер в других странах! Как глубоко прониклись они великими принципами вашей системы, как преданно воспитывают они своих детей в духе этих возвышенных истин, как неутомимо стремятся они во всем разобраться, пусть даже ютясь под самым бедным кровом!

— Гм!

— Даже в Англии, сэр, стране далеко не самой варварской на земле, хоть вы и найдете женщин красивых, умных, образованных и патриотичных, но их политическая мудрость подчинена интересам клики, и все их красноречие по национальным вопросам величайшей важности сводится к прочувствованным пожеланиям гибели их противников.

— Если уж говорить правду, то и в Станингтоне дело обстоит точно так же, — заметил Ной, слушавший этот разговор.

— Вместо того, чтобы наставлять малышей, цепляющихся за их юбки, в духе справедливых и беспристрастных общественных идей и симпатий, они мелочными выпадами против какого-нибудь незадачливого деятеля противной партии всячески разжигают чувство вражды в юных сердцах.