Эволюция чувств (СИ) - Морьентес Диана. Страница 30

Как только вернулась к своим одноклассникам, девчонки обступили ее со всех сторон. «Ты его знаешь?», «Ты с ним общаешься после уроков?», «Вы что, дружите?» — сыпалось на нее слева, справа… «Расскажи о нем что-нибудь!», «Познакомь нас поближе!», «У него есть девушка?»…

— Есть! — очнулась Наталья. — Оставьте меня в покое!

Выбралась из толпы и отошла в сторону. Девчонки обиделись.

— Какое разное воспитание, — задумчиво произнес Максим Викторович, глядя Наташе вслед. Потом перевел взгляд на географичку: — Мы с ней разговаривали, Вы пришли, помешали, а извинилась почему-то Наташа!

— Ой, — спохватилась учительница и закокетничала еще больше, пытаясь сгладить неприятное впечатление: — Я так обрадовалась, когда Вас увидела, что забыла обо всем на свете!

— Людмила, я сейчас вообще-то занят. Поговорим потом.

— Может, вечером? — девушка обольстительно улыбнулась.

— Нет. Не стану Вас обманывать и выдумывать причины. Просто нет.

Зайти к нему в кабинет после уроков Наташа так и не решилась. Не смогла придумать, что же она ему скажет. И задерживаться у Андрея тоже не стала, как и все три дня до этого, чтобы не столкнуться с Максимом, когда он будет уходить. Сегодня Андрей на прощание сказал ей:

— Вы такие смешные после «Мельницы»! Прячетесь друг от друга… Макс боится здесь задержаться на пару минут, и ты точно такая же! Я спрашиваю у Макса: «Тебе что, стыдно?», а он мне: «Нет». Тогда, говорю, чего ты так себя ведешь? А он плечами пожимает.

В пятницу с трудом выдержала первый урок физики, а впереди еще второй. Все сорок минут чувствовала себя неловко, встречаясь с учителем взглядом. Неловко даже скорее оттого, что так и не пришла к нему вчера. Собственно, ведь и не обещала…

Сейчас перемена. Максим Викторович куда-то ушел, хотя обычно оставался в классе. Но так даже лучше. Так легче будет собраться с мыслями перед второй физикой.

Ему, наверно, проще. Он уже знает, как себя вести с подружкой после таких «пустяков». А у Наташи все в первый раз: танцы с ним, поцелуи с ним… С единственным любимым человеком… Как можно выкинуть это из головы?! Обещала не предъявлять претензий, а сама готова в любой момент не сдержаться и упрекнуть: Вы же понимаете, как сильно я Вас люблю! Неужели совесть позволяет Вам так жестоко играться моими чувствами?! Предложить после такой романтической ночи остаться друзьями… Неужели, он просто не влюблен в нее?! Неужели, она сама себе все напридумывала?! Как же понять этих взрослых, если у них собственные правила к любой игре?!

Я хочу быть Вашей девушкой. Я не хочу быть игрушкой, как Кучерявая! Да, Вы были правы — мне всегда нужно больше, чем возможно… Наташа сложила на столе гнездышко из рук и спрятала там лицо. Нос почти касался раскрытой тетрадки. Ну и почерк! Каракули расплывались, и условные обозначения уже не угадывались. Закрыла глаза. Если не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней… Я всё Вам прощу за одну Вашу улыбку, за ямочки на щеках… Просто будьте рядом! Будьте моим другом, и у меня все получится! Получится сдержать свое слово…

Собственный внутренний голос звучал намного громче, чем двадцать голосов в кабинете плюс шум за открытой дверью. Кто-то просил: «Ленка, не надо!», но Наташа не обратила на эту фразу внимания, как и на все, что творилось вокруг. Лежала на столе, закрыв глаза, пока в какое-то мгновение не почувствовала, как на коже головы завибрировало: «хрррясь», и струнки волос порвались одна за другой. Наташа вскинула голову. Ленка, вздрогнув, видимо не рассчитывая, что Наташа это почувствует, стояла с острыми маникюрными ножничками и прядью длинных темных волос в руках. Наташа растерянно пощупала голову: на гладких, шелковистых волосах сантиметрах в десяти от макушки отчетливо ощущались неровно срезанные кончики.

— Это тебе за физика! — объяснила Ленка и кинула прядь на парту.

Наташа почувствовала, как ее медленно заполняет ярость. Она растила волосы столько лет, ухаживала за ними, даже не красила… А эта идиотка осмелилась… Наташа вскочила и шлепнула одноклассницу ладонью по щеке. Та взамен толкнула Наташу в плечо. Мало кто знал, что злить Наташу опасно — она всегда считалась тихоней. Девушка размахнулась и отшвырнула ее — ударившись об угол стола, Ленка неудобно рухнула на стул. Одноклассники встали в кружок и с интересом наблюдали. Но их интерес вскоре сменился испугом: Наташа отобрала у Ленки ножницы, прижала ее к парте, схватила одной рукой за горло, поднесла острие ножниц к Ленкиному носу… Та боялась пошевелиться, только завизжала:

— Отпусти, дура, больно!

Наташа сжала пальцы еще сильней. Ленка вцепилась в ее запястье и попыталась оттянуть руку, но ничего не могла поделать. Глотала ртом воздух, откашливалась и не сводила глаз с ножниц…

Наташа уже хотела с размаху засадить ножницы Ленке в лицо, занесла руку… Только на мгновение замерла — заметила, что держать ножницы больно… Это отвлекло ее от всего! Охладило голову. Удивительное ощущение — как в жаркий майский день ныряешь в еще ледяное море… Все тело занемело, оружие зависло в воздухе…

— Ты что делаешь?! — учитель схватил ее руку. — Отпусти ее! Сумасшедшая!

Наташа оставила напуганную Ленку, отшатнулась от нее… Надя тем временем объяснила учителю:

— Ленка ей волосы отрезала.

— Отдай ножницы! — потребовал Максим Викторович. Но девушка не слушалась.

— Клянусь, я бы убила ее! — прошептала Наташа, ища спасение в его глазах. Только сейчас оценила всю жуть своего гнева. Всхлипнула. Стало страшно самой. По щекам покатились слезы.

— Отдай ножницы, — повторил Максим. — А то я заберу сам, и могу случайно тебя поранить.

Наташа послушно разжала пальцы. Правая ладошка была в крови, а между большим и указательным пальцами сиял глубокий колотый источник. Ножнички маленькие, чуть больше ладони. Она порезалась, когда вытаскивала их из Ленкиной хватки, ведь взяться тогда можно было только за лезвия, а это — правая рука, которой Наташа плохо владеет. Максим достал платок и приложил к ранке. У Наташи дрожали руки. Кружилась голова.

— Я бы ее убила… — шептала она себе с ужасом. — Я бы убила человека за прядь своих волос…

— Пойдем в медпункт, — предложил учитель.

Девушка только плакала в ответ. Поднимала на него глаза — и отворачивалась: это все из-за него… А что взамен?

Надя стояла рядом и гладила ее по голове:

— Наташ, не переживай, можно сделать стрижку и длину сохранить. Здесь совсем чуть-чуть.

Ленка нервно поправляла одежду, ее трясло, как осиновый лист. На нее никто не обращал внимания — королевой вечеринки была Наташа. Девчонки шептались только об одном: о том, как нежно Максим Викторович обнимает Фролову.

Медсестра перевязала руку, смазав ранку йодом, и дала Наташе успокоительного.

— Ты, наверно, несколько дней ручку держать не сможешь, — предположила врачиха.

— Я левша, — улыбнулась девушка. — Так что халява отменяется…

Здесь было тихо и спокойно и пахло лекарствами. На стенах висели плакаты, и нарисованные Наташей в том числе: о вреде курения, о СПИДе, о способах предохранения от нежелательной беременности. Медсестра оставила их одних и ушла в маленькую комнатку, где обычно делали уколы в попу. А здесь, в «предбаннике», Наташа сидела в креслице, вытирая забинтованной рукой последние слезы, а другой рукой выясняла, насколько коротко теперь придется стричься. Максим сидел рядом и гладил ее коленки.

— Почему Никитина это сделала? — спросил он.

Девушка задержала на нем взгляд.

— Вы не догадываетесь?

Максим понял, на что она намекает. В груди похолодело — Макс поклялся себе начать бороться со своей природной доверчивостью: знал же, что эта школьница не станет хранить его непедагогичное поведение в тайне… Тихо, чтобы не слышала медсестра, уточнил:

— Кто знает про нас?

— Никто, — Наташа оскорблено отвернулась, но у Максима стало легко на сердце. — Я не совсем чокнутая, чтобы рассказывать кому-то, что веду себя, как шлюха!