Хроники странного королевства. Возвращение (Дилогия) - Панкеева Оксана Петровна. Страница 85

– Вот те раз! Ты же сам напросился! Если ты собираешься брать у меня уроки, я должен хотя бы знать, откуда начинать? Может, тебя и учить-то нечему, а может, ты учился на слух и не знаешь нот… И мне придется объяснять тебе для начала, что их семь…

– Я знаком с нотной грамотой, – Кантор начал сердиться и сожалеть, что напросился, – и нечего со мной по-дурацки шутить. А то я сам не знаю, что нот двенадцать!

Будущий наставник долго и подозрительно выспрашивал, откуда такие сведения, не в силах определить, разыгрывают его или же судьба свела его с воинствующим невеждой. Когда же выяснилось, что причиной недоразумения стали вопиющие различия в нотной грамоте разных миров, бедняга окончательно скис.

– Ну вот… – горестно развел руками переселенец. – А ты говоришь – давать уроки! Какие уроки, когда я, оказывается, нот не знаю!

– Это мелочи, – заверил его Кантор. – Теорию всегда можно подогнать. Я тебе помогу. Но только держи язык за зубами! Пусть все думают, что я твой ученик, и не более! И не болтай на каждом углу о моих якобы сказочных талантах!

А что он еще мог сделать? Не убивать же… Оставалось только надеяться, что этот чернокожий музыкант не такое трепло, как Жак…

Путь барда труден и тернист. Это Кантор знал всегда и никогда не роптал по этому поводу. Но сейчас его просто коробило от унижения и обиды. Нет, он, конечно, не ожидал от судьбы подарков и не замахивался на главные роли, но это превосходило все мыслимые границы. Третий ряд кордебалета! Небо, за что?

Молчи, проворчал внутренний голос, и радуйся, что вообще взяли.

Я и молчу, огрызнулся Кантор и немедленно сбился с такта.

– Стоп! – зазвенел голосок хореографа. – Так есть совсем нехорошо! Монсир слева третий ряд, о чем ви думать? Ви иметь уши? Ви слышалль счет? Начать опять! И внимательно весьма! И не деллать резкий движений, будто ви рубить враг ваш меч! Плавно и медленно!

Позорище! Мало того, что его поставили в третий ряд, так он и тут, оказывается, не блистает…

И эта пушистая старушка совершенно справедливо делает ему замечания и срамит перед всем кордебалетом. Не на что обижаться, маэстро, совершенно не на что. Прошли те времена, когда тебя носили на руках и забрасывали цветами и золотом. Начинать сначала всегда непросто, к тому же танцы – не самая сильная твоя сторона… Как бы ни хвалили тебя на балах, истинную цену себе узнаешь, только попав в руки профессионала. И истинная цена тебе как танцору – посредственность. И место твое – в третьем ряду. Так что не ной, не страдай и не майся дурью, а делай, что сказано, и утешайся тем, что сказала тебе это сама непревзойденная мадам Бежар, кто бы мог подумать, что она до сих пор жива… Слушай счет, двигайся медленно и плавно и представляй что-нибудь приятное, а не избиение Артуро Сан-Барреды… А то еще и отсюда выгонят. Сказал же король, что дело будет долгим и потребует от тебя прежде всего терпения и смирения, фу, как противно звучит… И, как обычно, оказался прав. Третий ряд кордебалета! Чтобы это пережить, действительно требуется бездна смирения, а это ценное качество в нем всегда отсутствовало начисто. Даже лагерь не научил.

Может, все-таки не стоило связываться с танцами? Но, с другой стороны, хвалиться своими музыкальными достижениями было бы еще неуместнее, ибо хвалиться особенно нечем. Научился не промахиваться мимо струн, вот и все достижения. О голосе и говорить не стоит. Конечно, интересно будет поработать с Гарри, похрипеть задушевные негритянские песни, но еще неизвестно, что из этого выйдет и выйдет ли вообще что-нибудь. В актерский состав соваться боязно – всех прослушивает Карлос, а перед ним светиться нежелательно… Так что будем плясать, пока не выгнали. А выгонят – тогда уже придется думать дальше. А может, и получится. Ведь так вроде быстро и удачно все начиналось…

Но ни терпение, ни смирение не помогли. Видимо, танцевальная карьера товарища Кантора каким-то образом противоречила непостижимым помыслам судьбы. Иного объяснения он не нашел.

Что, спрашивается, забыли на репетиции кордебалета главный режиссер и его ученица? За каким еще хреном они могли припереться, кроме как по велению все той же злобной судьбы? Какая цель могла у них быть, кроме как заставить Кантора отвлечься, занервничать, в который раз сбиться со счета и шагнуть не в ту сторону?

– Стоп! Стоп! Что это есть такое? Ви понимать, что есть право и лево? Даже глюпий тролль понимать, право есть рука, которая держать дубина! Только совсем глюпий гоблин не понимать, что есть право и лево!

Хихиканье коллег вызывало настойчивое желание развернуться, дать всем в глаз, после чего пойти и действительно застрелиться.

– Вот это он. – Ольга сказала это негромко, но Кантор услышал. – Тот самый, который сбился.

– Похож, – так же негромко прокомментировал Карлос. – Но не он. Действительно не он.

Еще веселее! Маэстро пришел специально на него посмотреть и сличить со светлым обликом пропавшего приятеля! Пусть не узнал, но раз он пришел специально – значит, заподозрил! А если заподозрил, значит, у него были на то какие-то основания! Значит, Ольга рассказала наставнику что-то, что могло натолкнуть его на подобную мысль. И, что хуже всего, он мог поделиться своими подозрениями…

Разумеется, мучимый сомнениями и догадками Кантор не мог сосредоточиться на работе, получил еще три замечания и, по всей видимости, окончательно упал в глазах престарелой балерины. У него еще оставалась надежда, что отсев негодящих кадров происходит не так быстро и шанс реабилитироваться представится на следующей репетиции, но судьба была неумолима, как ей и положено.

Приступ начался резко, словно выстрелили в голову. Если бы Кантор в этот момент хотя бы твердо стоял на двух ногах, возможно, он бы успел овладеть собой и продержаться до конца репетиции. Сбился бы, конечно, выслушал бы еще пару «лестных» слов, но как-то дотерпел бы. Однако прыжок на правой ноге с высоко вскинутым левым коленом никак не способствовал удержанию равновесия в столь ответственный момент. Стоило Кантору на какой-то миг пошатнуться, и в следующий момент его многострадальная голова на хорошей скорости встретилась с очень твердыми и жесткими досками пола…

По всей видимости, без сознания он оставался не более десяти минут, но злорадной судьбе хватило и этой малости, чтобы похоронить планы и надежды товарища Кантора.

– Как это быть возможно?! Мадемуазель Ольга, я все понимать, но этот монсир не танцевать мой ансамбль! Никогда! Он есть хромой один нога и совсем больной голова! Больной человек должен лежать постель, а не виступать театр! Один прекрасный день он здесь умереть посреди репетиция, и что тогда? Тогда я тоже умереть от ужас и огорчений! Если этот милый юнош совсем нечего кушать и очень нужна работа, пусть будет сторожить зданий или откривать дверь, но танец есть тяжелый труд, и этот труд не для больной человек!

– Да он ведь не ради денег… – тихо и безнадежно произнесла Ольга. – Ладно, что тут поделаешь… Вы, конечно, правы, мадам Бежар… Извините, что отвлекли вас…

Когда за хореографом хлопнула дверь, подал голос маэстро Карлос:

– Объясни, будь добра, как он сюда вообще попал?

– Его привела Азиль.

– Ты можешь растолковать своей доброй подруге, что здесь не богадельня? А куда смотрела мадам Бежар, когда брала его на испытательный срок?

– Она же не знала, что он болен! И Азиль, наверное, не знала! Признался бы он, как же! А так, если не считать этих регулярных приступов, он действительно хорошо танцует. И вовсе он не хромой… Что мне с ним теперь делать?

– Если в ближайшие четверть часа не придет в себя, обратиться к врачу.

Кантор представил, что после всего пережитого сегодня позора ему придется еще и встретиться с доктором Кинг (а ведь ни на что другое у Ольги фантазии не хватит!), и не смог более молчать.

– Не надо! – И торопливо добавил: – Объяснять тоже ничего не надо, я сейчас уйду.

– Так с закрытыми глазами и пойдешь? – очень грустно поинтересовалась Ольга. – Давно слушаешь?