Прежде чем их повесят - Аберкромби Джо. Страница 11

— Сколько ей лет?

— Наверное, около четырнадцати, наставник, но я не понимаю, какое это имеет значение.

— Значение, инквизитор Харкер, такое, что четырнадцатилетние девчонки редко устраивают заговоры.

— Я полагал, что лучше подойти к делу досконально.

— Досконально? Вы хотя бы задали им какие-либо вопросы?

— Ну, я…

Трость Глокты хлестнула Харкера по лицу. Резкое движение отозвалось острой болью в боку, хромая нога подвернулась, и Глокта был вынужден ухватиться за руку Инея, чтобы не упасть. Инквизитор взвыл от боли и неожиданности, врезался в стену и сполз на загаженный пол.

— Вы не инквизитор, — прошипел Глокта, — вы, мать вашу, просто мясник! Посмотрите, в каком состоянии камера! И вы угробили двоих свидетелей! Какая от них теперь польза, идиот? — Глокта наклонился вперед. — Или, может быть, таково и было ваше намерение? Может быть, Давуст убит завистливым подчиненным? Мелкой сошкой, которая потом заткнула рот свидетелям, а, Харкер? Может быть, мне стоит начать расследование с самой инквизиции?

Харкер попытался подняться на ноги, но на него надвинулся практик Иней, и он снова съежился по полу у стены. Из носа у него закапала кровь.

— Нет! Нет, прошу вас! Это вышло случайно! Я не хотел их убивать! Я хотел узнать, что произошло!

— Случайно? Вы либо предатель, либо полная бездарь, а мне не нужны ни те ни другие! — Глокта наклонился еще ниже, не обращая внимания на боль, простреливающую позвоночник снизу доверху. Его губы растянулись в улыбке, обнажив беззубые десны. — Я уже понял, что твердая рука — самое действенное средство, когда имеешь дело с дикарями, инквизитор. И вы сами убедитесь, что нет руки тверже, чем моя. Ни здесь, ни где-либо еще. Уберите от меня этого слизняка!

Иней ухватил Харкера за одежду и поволок его к двери по грязному осклизлому полу.

— Подождите! — вопил инквизитор, цепляясь за дверной косяк. — Прошу вас! Вы не можете так поступить!

Его крики стихли в глубине коридора. В глазах Витари плясала легкая усмешка, словно эта сцена доставила ей большое удовольствие.

— Что будем делать с этим бардаком?

— Распорядитесь, чтобы здесь прибрали. — Глокта прислонился к стене, ощущая, как в боку все еще пульсирует боль, дрожащей рукой вытер пот с лица. — Помещение вымыть. Тела похоронить.

Витари кивнула в сторону единственной выжившей:

— А куда ее?

— В ванну. Одеть. Покормить. И пусть идет куда хочет.

— Вряд ли стоит ее мыть, если потом она вернется в Нижний город.

«Тут она права».

— Ну хорошо. Она была служанкой Давуста, значит, может служить и мне. Пускай возвращается к работе! — крикнул он через плечо, уже ковыляя к двери.

Нужно было поскорее выйти отсюда. Он задыхался в этой камере.

— Не хочу вас разочаровывать, однако наши стены трудно назвать неприступными в их теперешнем плачевном состоянии… — Оратор запнулся при виде Глокты, который, подволакивая ногу, переступил порог кабинета для совещаний правящего совета Дагоски.

Кабинет являл собой полную противоположность камере внизу.

«Я бы сказал, что это самая прекрасная комната, какую я видел в жизни».

Стены и потолок сплошь украшала тончайшая резьба. Изощренные геометрические узоры вились вокруг сцен из кантийских легенд, изображенных в натуральную величину; картины сверкали золотом и серебром, сияли яркими красными и синими красками. Пол был украшен изумительно сложной мозаикой, длинный стол, инкрустированный спиралями темного дерева и светлыми кусочками слоновой кости, отполирован до блеска. Из высоких окон открывался великолепный вид на пыльные унылые городские просторы и сверкающий залив за ними.

Женщина, поднявшаяся с места, чтобы приветствовать вошедшего Глокту, выглядела под стать великолепному убранству кабинета.

«В высшей степени».

— Я Карлотта дан Эйдер, — сказала она, непринужденно улыбаясь и протягивая гостю обе руки, словно старому другу, — магистр гильдии торговцев пряностями.

Глокта должен был признать, что она произвела на него впечатление.

«Хотя бы своей выдержкой. Ни малейших признаков отвращения. Она приветствует меня так, словно я вовсе не дергающийся кособокий урод и развалина. Она приветствует меня так, словно на вид я не хуже ее самой».

На Карлотте было длинное платье в южном стиле — голубой шелк с серебряной отделкой; оно мерцало и переливалось вокруг ее тела под прохладным ветерком, долетавшим из высоких окон. Украшения потрясающей ценности поблескивали на ее пальцах, запястьях, шее. Глокта уловил странный аромат, когда она подошла ближе.

«Сладко. Как те самые пряности, что создали ее богатство».

И все это, как оказалось, действовало на него.

«Я, в конце концов, мужчина. Просто немного меньше, чем прежде».

— Мне следует извиниться за свой наряд, но в жару кантийская одежда так удобна! Я очень привыкла к ней за эти годы.

«Она извиняется за свой внешний вид, как гений мог бы просить прощения за свою глупость».

— Ничего страшного. — Глокта поклонился низко, как только смог с учетом бесполезной ноги и острой боли в спине. — Наставник Глокта, к вашим услугам.

— Мы страшно рады видеть вас. Нас очень обеспокоило исчезновение вашего предшественника, наставника Давуста.

«Хотя некоторые из вас, подозреваю, обеспокоены меньше других».

— Я надеюсь пролить свет на эту историю, — сказал Глокта.

— Мы все на это надеемся. — Она взяла Глокту под локоть с непринужденной уверенностью. — Позвольте, я представлю вам собравшихся.

Глокта не дал сдвинуть себя с места.

— Благодарю вас, магистр, но я полагаю, что справлюсь сам. — Он дотащился до стола собственными силами, насколько они у него были. — Вы, должно быть, генерал Виссбрук — тот самый, на кого возложена защита города.

Генералу было около сорока пяти, у него уже намечалась небольшая лысина, он обильно потел в своем вычурном мундире, застегнутом, несмотря на жару, до самого подбородка.

«Я помню тебя. Ты воевал в Гуркхуле. Майор личной королевской охраны, широко известный осел. Похоже, с тех пор твои дела шли по меньшей мере неплохо — как обычно и получается у ослов».

— Рад знакомству, — промолвил Виссбрук, едва потрудившись оторвать глаза от своих бумаг.

— Еще бы, тем более что знакомство весьма давнее.

— Мы встречались?

— Мы вместе сражались в Гуркхуле.

— Правда? — Потное лицо Виссбрука передернулось от потрясения. — Что?.. Так вы… тот самый Глокта?

— Да, я действительно, как вы выразились, тот самый Глокта.

Генерал заморгал.

— Э-э, ну что ж… э-э… как вы поживаете?

— В ужасных страданиях, спасибо, что спросили. Зато вы, как я вижу, процветаете, и это является для меня огромным утешением.

Виссбрук снова заморгал, но Глокта не дал ему времени ответить.

— А это, очевидно, лорд-губернатор Вюрмс. Огромная честь, ваша милость.

Старик был карикатурно дряхлым: фигура, съежившаяся под роскошной парадной мантией, словно сушеная слива в ворсистой кожуре. Его руки зябко дрожали, несмотря на жару, а на голове сияла лысина в обрамлении нескольких белых прядок. Он прищурил на Глокту слабые слезящиеся глаза.

— Что он сказал? — Лорд-губернатор растерянно повел взглядом вокруг себя. — Кто этот человек?

Генерал Виссбрук наклонился к нему так близко, что его губы почти коснулись уха старика.

— Наставник Глокта, ваша милость! Прислали взамен Давуста!

— Глокта? Глокта? А куда, черт побери, подевался Давуст?

Никто не потрудился ему ответить.

— Я Корстен дан Вюрмс. — Сын лорд-губернатора выговорил собственное имя, словно магическое заклинание, и протянул Глокте руку так, будто она была бесценным даром.

Он небрежно раскинулся на стуле — светловолосый и красивый, загорелый, сияющий здоровьем, настолько же атлетически гибкий и сильный, насколько его отец был дряхлым и немощным.

«Я уже презираю его».

— Как я понимаю, вы когда-то были неплохим фехтовальщиком. — Вюрмс с глумливой ухмылкой оглядел Глокту сверху донизу. — Я тоже фехтую, но здесь нет никого, кто мог бы стать моим партнером. Может, как-нибудь устроим встречу?