Хирург на районе (Записки районного хирурга) - Правдин Дмитрий. Страница 22

— У него три класса всего образование, может, он дебил? Его обследовать надо!

И военком с ней в унисон:

— Не возьмем мы такого в армию! Там техника, электроника. Куда он с тремя классами?

Тут мамаша парня заскочила в кабинет, типично деревенская хабалка:

— Как это не возьмете? Он здоровый парень! Берите его в армию!

— Да поймите вы, мамаша, не можем его взять, он малограмотный!

— Какой такой малограмотный, его дед два класса закончил и до Берлина дошел! Вся грудь, вона, в орденах!

— Тогда время другое было!

— Ничего не знаю! Мужа у меня нет, а детей трое! Я на этого картошку не заготавливала! Знала, что в армию пойдет, и там на всем готовом будет, продала его долю! Забирайте! У меня все рассчитано! Чем я его кормить буду?

Не знаю, чем там все у них закончилось, так как это был последний день работы призывной комиссии, и я больше в военкомат не ходил, но случай показательный.

Были дети, которые не ходили в школу из-за того, что у них не было одежды, особенно зимней. Да и многие школы позакрывались. Учителя тоже бежали в город. А те, кто оставался, преподавал по несколько предметов. Много ли толку от такой науки?..

В классах сельских школ иногда бывает по 5–6 учеников. РОНО такие учебные заведения прикрывает и переводит в более крупные села, до которых десятки километров. Интернаты закрывали, выделив автобус, чтоб учеников развозить. Но этот четырехколесный гроб на колесиках так часто ломается и простаивает в ремонте, что, если б он был лошадью, его давно бы пристрелили.

Вот и вынуждены дети сидеть дома, наблюдая, как папка с мамкой пьют горькую от безысходности да дерутся друг с другом, и чадам своим не забывая оплеух отвесить. Вырастут такие детишки, возмужают, окрепнут и присоединятся к родителям, да еще поколачивать их станут.

Дети предоставлены сами себе, что им на ум придет, то и вытворяют.

Толя Кудрявцев, тринадцатилетний баловник, рос любознательным мальцом. Воспитанием его никто не занимался, мама пила, папы просто не было. Слонялся Толя по деревне, как среднеазиатский кустарник перекати-поле, и не знал, куда себя деть.

То ли из озорства, то ли из любопытства, но однажды он залез на остановившийся по каким-то своим непонятным делам электровоз. Если бы Толя ходил в школу, то наверняка бы этого не сделал. В школе бы Толе разъяснили, что это очень опасно, что электровоз питается током, проходящим по проводам. Ничего этого Толя не знал, так как прервал обучение, перейдя в третий класс. Зима задалась холодная, из обуви он вырос, а купить новые валенки было не на что, все денежные пособия, выделяемые на него государством, мама пропускала через печень.

Непонятно, как озорнику удалось залезть на самую крышу локомотива. Неизвестно, какое напряжение было в тот момент в контактной сети, только Толя остался жив. От удара током вспыхнула его одежда, самого мальчика сбросило вниз, в густую траву, росшую вдоль железной дороги. Машинист сбил пламя и делал искусственное дыхание и закрытый массаж сердца до приезда «скорой».

Как-то я на себе испытал воздействие электрического тока. Заехав в новую квартиру, выделенную мне больницей, я не обнаружил в ванной комнате ни одного гвоздя, даже мочалку было не на что повесить. «Что ж я, не мужик?» — подумал я, взял молоток и гвоздь и впендюрил его в стену аккурат над душем. Через пару часов залез в ванну, намылился, прикоснулся мокрой мочалкой к свежевбитому гвоздю — а меня как шибанет! Я стоял по щиколотку в воде и видел, как синяя дуга, вынырнув из мочалки, прошла сквозь руку, туловище и, охватив ноги фееричным обручем, скрылась в воде, пыхнув напоследок легким дымком. Меня выбросило из ванны, я лбом открыл дверь и, голый и мокрый, шлепнулся на пол. Сердце выскакивало из груди, просясь наружу.

Придя в себя, я оделся и вызвал электрика. Тот долго смеялся, и я тоже, когда понял, из-за чего пострадал. Оказалось, в тот момент, когда я вбивал гвоздь, в доме, среди белого дня, отключили свет — у нас это часто бывает, поэтому и не заметил ошибки, так как пользовался в тот момент естественным освещением. И гвоздь прошел точно между двумя полярными жилами электропроводки, вмурованной в толщу стены. Если бы электричество работало, меня бы стукнуло раньше. Зато теперь я не понаслышке знал об электротравме.

Вернемся к мальчику Толе. Он получил 76 % ожогов второй и третьей степени. Не пострадали голова, пах и ягодицы. Когда я попытался переложить мальчика с носилок на стол перевязочной, то взял за кожаный брючный ремень — тот рассыпался в труху. Три дня мы без сна и отдыха боролись за жизнь пацана. Наконец стало ясно, что нам удалось вывести его из ожогового шока. Тогда мы отправили его санитарной авиацией в отделение термических поражений областной больницы. А мама его так ни разу и не пришла. Заявилась где-то через неделю, благоухая винными парами и сияя смачным синяком под левым глазом. Понять, что она хотела, нам не удалось.

Второй раз я пообщался с ней, когда Толю выписали из больницы: мать пришла выбивать сыну пенсию. Она явилась трезвая и без синяков, Толю иначе как «сыночкой» не называла. За пять месяцев, что ее ребенок провел в больнице, мать ни разу его не навестила. Но как только речь зашла о пенсии, сразу задвигалась.

Толе повезло, он выжил, хоть и стал инвалидом. У него сохранились кожные контрактуры (неподвижность) плечевых и коленных суставов. В дальнейшем предполагались еще пластические операции по устранению осложнений, но не знаю, были ли они.

Электротравмы непредсказуемы. Человек сразу погибает не от ожогов — это уже потом, а от нарушения ритма сердца. Ток «стряхивает» сердечный ритм, и наступает смерть. Если ток пощадил сердце, приходит очередь ожоговой болезни; здесь тоже важно, сколько времени и как электричество воздействовало на ткани.

Юра Хлюпиков помочился на открытую трансформаторную будку среди бела дня, неподалеку от больницы. Конечно же он был нетрезв, видимо, хотел что-то показать собутыльникам, герой. Юру ударило током прямо в пах. Его член вспыхнул ярким пламенем и пеплом ссыпался на землю. Вроде мужские причиндалы далеко от сердца, но у Юры развилась такая фибрилляция [18] сердечной мышцы, которую никак не удавалось прекратить. Мы применяли дефибриллятор (били сердце током, чтобы выровнять ритм), но Юра все равно помер.

В общем, чем дальше в лес, тем толще партизаны.

Свободно лежащий металл скоро иссяк, воровать тоже стало не с руки: хозяева все металлические инструменты и посуду прятали под замок. Даже железные бочки, в которые собиралась дождевая вода, заменили на старые деревянные.

Тут-то ушлые люди и вспомнили про старые воинские склады. Когда-то в этих местах, километрах в 30 от райцентра, располагались склады боеприпасов. Но в 1983 году на этих складах был страшный пожар. Рассказывали, что огонь бушевал с неделю, все это время снаряды, мины и ракеты разрывались и разлетались по округе. Отдельные фрагменты находили в 8-10 километрах от эпицентра. В те годы такие ЧП не афишировали. По-тихому собрали, что на поверхности лежало, воронки засыпали, местным жителям вставили выбитые взрывной волной в домах стекла и как бы похоронили проблему.

Не раз грибники и ягодники натыкались на остатки ракет и снарядов; попадались и целые, неразорвавшиеся. Но многие годы люди их обходили стороной. А что представляет собой боевой снаряд или мина? Правильно, кусок цветного металла, начиненного взрывчатым веществом.

При грамотном подходе к делу можно извлечь взрывчатку из латунной оболочки без ущерба для здоровья? Наверное, можно, но дюже опасно!

Но не перевелись на земле русской кулибины! Решили проблему, смогли обезвредить старые боеприпасы. Как только сошел снег, и в лесу высохла влага, народ рванул по снаряды. И потекли ручейки бывших смертельно опасных снарядов, обезвреженных деревенскими умельцами, на склады Вторцветмета.

Но видно, кулибины где-то просчитались: стали пополнятся и ряды раненых и убитых в морге и хирургическом отделении. Их было много, пациентов с минно-взрывной травмой, но мне часто вспоминаются первые двое, потому что это были дети.