Камень звезд - Бэрд Элисон. Страница 8

Чтобы не встречаться со жрецами, он быстро свернул в боковую улочку. Но сразу же раздался быстрый перестук сапог, и из-за угла вышла небольшая процессия одетых в черное. Это тоже были зимбурийцы, и Дамион отодвинулся дальше в переулок, чтобы пропустить их, шагающих, как победители на параде, хоть их и была горстка. Они знали, что остров уже принадлежит им. Впереди шагал коренастый бородатый капитан в черных кожаных доспехах. На жарком солнце обычно бледное лицо зимбурийца обрело густой красный цвет. С десяток его подчиненных шагали следом, и один тащил что-то за собой. При виде этой последней фигуры у Дамиона от неожиданности перехватило дыхание.

Это не был зимбуриец: кожа его была чернее черного дерева, и черные волосы не прямые, а вьющиеся. По крайней мере, наполовину он был мохарцем, хотя как мог возникнуть такой союз – совершенно непонятно. Зимбурийцы считали мохарцев низшей расой, и смешанные браки сурово преследовались. Чудо, что полукровке вообще разрешили жить, не то что стать солдатом. Вид у него был вызывающий: черная кожаная рубаха раскрыта на груди, показывая отличную мускулатуру, а в левом ухе сверкало медное кольцо, в котором болтался клык какого-то зверя – льва, наверное? Свирепого вида усы закрывали верхнюю губу, под тяжелыми бровями угольями сверкали глаза. На миг они встретились с глазами Дамиона, и огонек в них вспыхнул вдруг ярче: злостью – а может, презрением? Чернокожий демонстративно отвернулся и зашагал дальше. Дамион смотрел ему вслед со смешанным чувством жалости и негодования, пока этот человек не скрылся в толпе вместе со всей процессией. Наверное, он у зимбурийцев раб – но тогда откуда такое презрение к западному священнику?

Эти солдаты, как понял Дамион, шли к святилищу. Снова шевеление в толпе, потом крики – и звук, которого Дамион в жизни не слышал, разорвал воздух.

Это был вопль человека – резкий, отчаянный, полный страдания.

Зимбурийские солдаты возвышались над худощавыми, малорослыми островитянами, и в руках их предводителя что-то было – то ли сверток, то ли свиток темно-коричневой материи. Разумеется, какая-то священная реликвия, вырванная из храма актом намеренного кощунства. Толпа застонала. И вдруг взревела. Мелькнуло что-то, и грузный потеющий капитан споткнулся и постыдно рухнул, исчез под напором тел. Неужто кто-то посмел подставить ему подножку?

В глубине сознания Дамион понимал, что дело пахнет опасностью и надо уходить, но он остался, прикованный к месту разворачивающейся перед ним драмой. Кто-то бежал в его сторону через толпу. Молодой священник не видел этого человека, но за бегущим оставался след машущих рук и покачнувшихся тел – так качается высокая трава, когда по ней бежит зверь. Снова над толпой возникла голова и плечи предводителя зимбурийцев: он сумел подняться, но свертка при нем уже не было. Лицо его стало еще краснее, теперь уже от злости. И он крикнул в толпу по-каански:

– Держи его!

Суматоха смещалась в сторону Дамиона, к переулку, где он стоял. Вглядываясь в налезающие друг на друга тела, он увидел, как мелькнула тощая жилистая фигурка, виляющая среди рук и ног. Мальчишка с виду лет четырнадцати, одетый в нищенские лохмотья, с грязным матерчатым тюрбаном на голове. К удивлению Дамиона, лицо чертенка было таким же, как у него самого, с веснушчатым носом и прядями белокурых волос из-под тюрбана. Уличный мальчишка – с запада! Светлые голубые глаза вскинулись на Дамиона, снова отвернулись, и парнишка стал пробиваться сквозь шевелящуюся толпу.

Под мышкой он держал тот самый сверток.

Зимбурийцы с криками раздвигали толпу ударами мечей плашмя. Двое солдат в черном одновременно бросились на вора, который ловко увернулся, и они столкнулись. Мальчишка перекатился набок, уходя от третьего преследователя, тут же снова оказался на ногах, летя изо всех сил к Дамиону.

– Эй, поп, быстро за мной!

Беспризорник схватил Дамиона за руку и дернул в переулок.

Дамион сам не заметил, как побежал с ним рядом.

– Что у тебя тут?

– Времени нет, – выдохнул мальчишка на бегу. Он быстро оглянулся и произнес мерзкое и отчетливое каанское ругательство. – Я слышу, они бегут сюда. Отнесите это в монастырь, святой отец, а я заманю их в другой переулок.

Дамион не успел сообразить, что происходит, как у него в руках оказался этот предмет. Разинув рот, он только и мог сказать:

– Эй, погоди…

Но парнишка только нетерпеливо пихнул его.

– Беги! – рявкнул он и припустил со всех ног в другой переулок.

Раздались крики – преследователи заметили, куда метнулась их дичь, и бросились следом. Только топот сапог прогрохотал и стал затихать.

Дамион стоял будто вкопанный. «Мне полагалось бы испугаться», – подумал он, все еще не в силах поверить, что это наяву. С каким-то странным любопытством смотрел он, как приближаются зимбурийцы. Потом они завопили, увидев, как стоит перед ними Дамион, служитель соперничающей религии, держа в руках их добычу.

Более Дамион не размышлял. Он повернулся и со всех ног побежал по узкой полоске в лабиринт переулков. В полном смятении мыслей он даже не подумал выбросить сверток: напорот, прижимал его еще крепче. Единственное, о чем он мог думать, был гнев на лице предводителя зимбурийцев и хриплый крик, который донесся тогда из святилища. Глянув мельком на сверток, он с неприятным чувством заметил красный мазок на собственной рясе. Кровь?

Эти задворки оказались настоящей трассой бега с препятствиями: валяющиеся в грязи попрошайки, бесцельно шляющиеся бродячие собаки, кучи мусора, веревки с бельем от стены до стены. Он бежал, пригибаясь и виляя, вскоре запыхался, но не смел остановиться: топот сапог слышался за спиной, доносились ругательства и выкрики – это солдаты налетали на те же препятствия. Он рискнул оглянуться: их не видно было. Подобрав рукой подол рясы, Дамион сделал отчаянный рывок, хотя в боку жгло огнем.

Он даже не знал, какое деяние совершил невольно, но знал только, что возврата уже нет. Разве они поверят, будто он не имел отношения к похищению свертка? Могли бы, если бы он сдался им сразу. Но теперь они уверены, что он соучастник какого-то плана, что был в сговоре с тем мальчишкой в тюрбане… что бы ни было в этом свертке.

Жара стала невыносимой, но он не смел даже остановиться смахнуть со лба струйки пота. Только моргал, когда заливало глаза. Резко завернув за угол, он споткнулся о поломанную тачку посреди мостовой и растянулся во весь рост. Секунду он пролежал оглушенный, тяжело дыша. Потом с усилием поднял упавший сверток и с трудом встал на ноги, держась за перевернутую тачку. При попытке опереться на левую ногу голеностопный сустав пронзило кинжальной болью. Ободранная голень кровоточила. Морщась и вздрагивая от боли, Дамион заставил себя прохромать несколько шагов. Переулок здесь расширялся в продолговатый двор между домами, стены этих домов осыпались и сочились сыростью. На земле была здоровенная куча самого разного мусора – от грязных тряпок и рваной одежды до гниющих овощей. С гудением кружились над ней мухи. За дальней аркой начинался другой мерзкий переулок. Надо бежать – но так болит нога…

Солдаты приближались. И Дамион понял вдруг, что ему не удрать от них – в таком состоянии.

Отчаянным взглядом он обежал двор и остановился на куче мусора.

– Именно так, брат: идут зимбурийцы. Уже одна галера вошла в порт, и армада всего в дне пути от сюда, как я слышал.

Аббат Шан произнес это, не изменившись ни в лице, ни в голосе, но приор Дол в ужасе отвернулся.

– Отец наш небесный! – выдохнул он.

В стенах монастыря Неизменного Покоя, который стоял на втором по высоте из холмов Ярдъяна, царил дух осажденной крепости. Никогда еще не было названия монастыря настолько не соответствующим моменту. Монахи в нарушение традиции превратили священные внутренние покои обители в убежище, и когда-то безмолвные коридоры звенели взволнованным говором беженцев.

– Я думаю, друг мой, что вам и вашим маурийским братьям лучше всего уехать, пока это возможно, – продолжал аббат-каанец тем же звучным и спокойным голосом. – Ваша миссия завершена. Я рад, что мог предоставить вам сегодня убежище, но вскоре и эти стены не смогут вас защитить. Зимбурийцы не питают любви к гражданам западного Содружества, как вам хорошо известно. В гавани еще есть корабли, и охрана купеческого поселка маурийцев согласилась сопроводить туда ваших людей. Соберите своих монахов, брат мой, и езжайте с ними. Завтра для вас уже не будет охраны и не будет кораблей.