Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака - Демина Карина. Страница 73
— Я знаю.
— Тогда почему…
— Евдокия, — он поднялся, запахнул полы цветастого домашнего халата, в котором расхаживал весь день, чувствуя себя в чужом доме свободно, будто бы был сей дом его собственным, — послушай меня, пожалуйста. Я понимаю, насколько это тяжело — сидеть и ждать. И тоже беспокоюсь за брата.
Поверить? Он больше не улыбается. И выглядит серьезным, а еще усталым… где он был? Не скажет, и спрашивать бессмысленно, отшутится только.
— Лихо сильный…
— Успокаиваешь?
Нельзя ее успокаивать, иначе она расплачется, а это… это глупо — плакать без повода! Нет, повод, конечно, есть, и очень веский, однако же слезы Евдокиины ничем-то не помогут.
— Успокаиваю, — согласился Себастьян. — А еще пытаюсь объяснить. Ты же выслушаешь?
Будто бы у нее имеется выбор. Выслушает. Она сделает, что угодно, если это поможет… только чем помогает ее, Евдокиино, сидение в чужом доме? Второй день, а она… они…
Теперь Евдокия чувствует время остро. То, как уходит оно, минута за минутой. Больше не тянет в сон, напротив, мучит бессонница, от которой не спасает травяной успокаивающий отвар.
У нее не хватает сил даже на любопытство.
Да и у кого спрашивать, если занят хозяин дома и беспокоить его не велено-с. Говоря о том, лакей, паренек молодой, очи закатывал, бледнел выразительно. Боялся. И Евдокия — нет, не боялась, скорей опасалась, потому как ведьмаков положено опасаться разумным людям. А она себя разумной мнила до недавнего времени.
Ведьмак многое знает.
И живет давно. И, верно, сумел бы объяснить, но… не велено.
В подвалах он.
И поднялся раз лишь затем, чтоб волосы с Евдокии состричь да платочек, Себастьяном принесенный, изъять. От писем, которые лакей всучить силился, и то отмахнулся.
Себастьян же… на него и вовсе надежда слабая.
— Мало просто найти Лихослава. — Себастьян сел на пол, подсунув под зад еще одну подушку, которых в доме было множество. — Надобно сделать так, чтобы он вернулся. Я имею в виду не только Познаньск. А для этого я должен понять, кто и что с ним сделал. И как это, сделанное, можно переменить. Понимаешь?
— Я не дура… не совсем дура… я просто нервничаю. — Евдокия потерла глаза.
Сухие, к счастью.
Невыносима была сама мысль о том, что она разревется при нем… вот так просто, по-бабьи, с причитаниями и подвываниями, со слезами, которые градом из глаз сыплются, и с соплями, с носом распухшим, красным…
— Ты умница.
— Льстишь?
— И это тоже. — Себастьян улыбнулся, и эта улыбка была вполне искренней. — Извини, если я… Она права в том, что, когда часто меняешь лица, легко потерять свое. Я привык быть шутом. И порой за собой не замечаю, когда это неуместно.
— Прости. — Евдокия обняла себя. — Он ведь… там… к ней отправился… к… Хозяйке?
Это слово далось с трудом.
— К ней.
— Она…
— Колдовка. Просто колдовка. Сильная, это верно, но не всесильная. А раз так, то и ее можно переиграть.
— Утешаешь…
— И это тоже. — Он улыбнулся еще шире. — А на деле… мой братец, конечно, парень видный, но не настолько, чтоб ради него этакие игры затевать. Значит, все сложней, много сложней… Смотри, волкодлак, который в Познаньске объявился… сваха эта… и сводня, которая… у нее в списке Лихо значится, но это ж ерунда… я братца знаю как облупленного. Он в жизни не стал бы связываться с… не стал бы…
Себастьян замолчал и молчал несколько минут, которые показались Евдокии вечностью.
— Разве что… — Черные глаза потемнели. — Разве что пытался кого-то вытащить… выкупить… ну конечно!
Он вскочил, едва не запутавшись в полах халата, который стал вдруг мешать. И Себастьян содрал его, скомкал, отправив в пустой камин.
— Нужен список… дело или семьи касается, или близких приятелей… Дуся, вспоминай, в последние дни не появлялся ли кто из старых друзей?
— Нет.
— Ты уверена?
Евдокия закусила губу. Как все было? Странно. Вроде бы и по-прежнему, жизнь кое-как наладилась, а она, Евдокия, увязла меж модных лавок, салонов, магазина и старого поместья, куда Лихослав наведывался частенько…
Приемы.
Визиты к его отцу, которые давались тяжело.
Ее собственные страхи и сомнения, которые теперь казались нелепыми… Сколько же она времени потратила на них? Сколько всего упустила?
— Я… я не уверена, — вынуждена была признать Евдокия. — В последние месяцы мы… мы были вместе, но…
— Порознь, — догадался Себастьян.
— Да.
— Он ни о чем таком не упоминал?
— Нет… он… он несколько раз оставался на ночь в клубе… и я… я…
— Решила, что это из-за тебя?
— Да.
— А поговорить…
Евдокия отвернулась.
— Мне было… страшно.
— Почему?
Как ему объяснить? Она и себе-то не может. Страх? Быть брошенной? Или нет, не брошенной, Лихослав слишком порядочен, чтобы избавиться от надоевшей жены. Скорее, оказаться ненужной. Подведшей. Ошибкой, которую уже не исправить.
— Ладно, опустим этот душещипательный момент. — Себастьян кончиком хвоста поскреб ступню. — Итак, мой дорогой братец, похоже, ввязался в авантюру… или его ввязали в авантюру, что куда верней.
Себастьян прикрыл глаза, вид у него сделался донельзя довольным.
— И ведь промолчал, когда я спрашивал… солгал, паскудина этакая, чтоб ему икалось… ничего, найду — выскажусь…
— Если найдешь.
— Найду. Запомни, Дуся, — Себастьян ткнул ей пальцем в нос, — от меня еще никто не уходил!
Прозвучало в высшей степени самонадеянно, но Евдокии очень хотелось поверить.
— Итак… допустим… допустим, к Лихо обратился некто с некой просьбой весьма деликатного характера… и не просто деликатной, но… клятва! Именно!
Себастьян кружил по комнате, сцепив руки за спиной.
— Клятва объясняет, почему он не сказал мне… или тебе… но первому попавшемуся человеку клясться кровью не станешь. Следовательно, что? Следовательно, человек этот был Лихо хорошо знаком. Настолько хорошо, что просьба подозрения не вызвала…
Себастьян резко остановился перед зеркалом, окинул себя придирчивым взглядом, пригладил волосы и воротничок рубашки поправил.
— Хорош, — пробормотал он. — Итак… в Познаньске Лихо всего год. И настолько дорогих сердцу приятелей у него здесь не завелось. Значит, это человек из прошлого… и вновь сие привязывает нас к Серым землям.
— Надо ехать.
— Надо, — согласился Себастьян. — И я поеду…
— Мы.
— Я.
— Мы. — Евдокия шмыгнула носом. — Если ты думаешь, что я останусь в Познаньске…
— Думаю. — Себастьян таки нашел в себе силы повернуться к зеркалу спиной, хотя со спины он был не менее хорош. — Более того, я надеюсь, Дуся, что в тебе есть хоть капля благоразумия.
— Нету.
— Дуся!
— Послушай, — принятое решение согревало душу, — ты можешь, конечно, уехать один. Оставить меня здесь… и я сделаю вид, что останусь. На время. Но лишь подвернется возможность, и я отправлюсь за своим мужем.
— А может, в монастырь пока… — Себастьян склонил голову набок. — Там тихо. Спокойно. Безопасно.
— Только попробуй.
Евдокия не сомневалась, что с дорогого родственничка станется попробовать, но сдаваться она была не намерена. Хватит. И без того она ждала… слишком долго ждала. Неоправданно долго.
— Сядь, — приказал Себастьян. — И послушай. Там не место для женщины. Там не место для людей вообще… Серые земли — это…
— Знаю. Лихо рассказывал.
— Мало рассказывал. Дуся…
— Нет. — Она покачала головой. — Я сказала и… и поеду… или с тобой, или без тебя.
У нее, в конце концов, револьвер имеется. И людей Евдокия наймет из вольных охотников, благо денег у нее хватит…
— Вот я знал! — Себастьян поднял палец. — Знал, что от женщин одни проблемы… от родной жены и на каторге не спрячешься! Отправится следом и непременно всю каторгу испоганит…
Евдокия подняла подушку.
— Сдаюсь! — Он подушку отнял и зашвырнул в тот же камин. — Порой мне начинает казаться, Дуся, что ты меня недолюбливаешь…