Последняя песня - Спаркс Николас. Страница 39

Возможно, отчасти это связано с родителями. Они женаты тридцать лет, начинали, когда были бедны, и долго выбивались в люди. Создали свой бизнес и вырастили детей. И при этом крепко любил и друг друга, праздновали успехи и держались вмес­те в тяжелые времена. Конечно, никто из них не совершенен, но Уилл рос в убеждении, что они команда, и со временем ему самому захотелось того же.

Конечно, легко считать, что он провел два года с Эшли, потому что та красива и богата, и хотя Уилл солгал бы, сказав, что ее красота значения не имеет, все же она менее важна, чем те ка­чества, которые он в ней разглядел.

Она слушала его так же, как он слушал ее, и он считал, что может сказать ей все, и наоборот. Но со временем Уилл все силь­нее ощущал нарастающее разочарование, особенно когда Эшли со слезами призналась, что пошла на вечеринку с парнем из мест­ного колледжа. После этого все изменилось: ушла беспечность, а с ней и доверие. Не то чтобы он беспокоился, что она снова выкинет что-то в этом роде: все делают ошибки, и это всего-на­всего поцелуй, — но этот случай каким-то образом помог про­яснить положение и лучше понять, чего он хочет от самых близ­ких людей. Он начал замечать, как Эшли обращается с окружа­ющими людьми, и то, что видел, ему не нравилось. Любовь к бесконечным сплетням — то, что когда-то он считал пустяком, — начинала его раздражать, как и долгие сборы на вечеринки, за­ставлявшие его терпеливо ждать по часу. Конечно, его грызла совесть за разрыв с ней, но он утешал себя тем, что ему было все­го пятнадцать, когда они начали встречаться, и Эшли стала его первой девушкой. Но он считал, что у него нет иного выхода. Для Эшли не имело никакого значения, каким Уилл был на самом деле и что для него важно. Наверное, легче покончить с такими отношениями, прежде чем все усложнится еще больше.

В этом смысле сестрица Меган была похожа на него. Кра­сивая и умная, она подавляла своим интеллектом почти всех парней, с которыми встречалась. И переменила многих, но не тщеславия или легкомыслия. Когда Уилл спросил, почему на не может остановиться на ком-то одном, она откровенноответила: «Есть парни, считающие, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, обязательно остепенятся, а есть такие, который готовы жениться, как только встретят свою девушку. Первые утомляют меня, потому что они жалки, а вторых, честно говоря, трудно найти. Но я интересуюсь только серьезными людьми, а для того чтобы встретить такого, нужно время. Если отношения не выдерживают долгого срока, зачем тратить на них силы и время?»

Меган... При мысли о сестре он улыбнулся. Она всегда жила по собственным правилам. И последние шесть лет буквально сводила ма с ума своим отношением к жизни, поскольку быст­ренько отвергла всех городских парней из тех семейств, которые та одобряла. Но Уилл должен был признать, что Меган права, и, слава Богу, умудрилась встретить в Нью-Йорке того, кто отве­чал ее критериям.

Ронни чем-то напоминала ему Меган. Она тоже не такая, как все.  Свободомыслящая. Упорная и независимая. Внешне она со­вершенно не соответствовала его понятиям о красоте, но у нее потрясающий отец, замечательный брат, а сама она невероятно умна и добра. Кто еще будет спать на песке, чтобы охранять че­репашье гнездо? Кто еще остановит драку, чтобы помочь малы­шу? Кто еще в свободное время читает Толстого?

И кто еще, по крайней мере в этом городе, влюбится в Уил­ла, ничего не зная о его семье?

Нужно признать, что и это важно для него. Он любил свою семью и гордился созданным отцом бизнесом. Ценил преиму­щества, которые дала ему эта жизнь, но хотел стать самостоя­тельным. Хотел, чтобы люди знали его как Уилла. Не как Уилла Блейкли. Но кроме как с сестрой, не мог поговорить об этом ни с одним человеком в мире. В конце концов, он жил не в Лос-Анджелесе, где в каждой школе можно найти деток знаменитос­тей. В родном городе Уиллу приходилось нелегко. Здесь все друг друга знали, и, становясь старше, он с большей осторожностью выбирал себе друзей. Лишенный всякого высокомерия, он, однако, научился воздвигать невидимую стену между собой и со­беседником, по крайней мере пока не был уверен, что новый знакомый или девушка не имеет корыстных целей и не интере­суется его семьей. И не знай он наверняка, что Ронни ничего не известно о его семье, убедился бы в этом, когда остановил машину перед своим домом.

— О чем ты думаешь? — спросила она. Легкий ветерок тере­бил ее волосы, и она безуспешно пыталась собрать пряди в не­тугой хвост. — Что-то ты притих.

— Я думал о том, как мне у вас понравилось.

— Такой маленький домик? Он немного отличается от того, к чему ты привык.

— У тебя прекрасный дом! — настаивал он. — И твой па класс­ный, и Джона тоже, хотя он и наголову разбил меня в покер.

— Он всегда выигрывает. Но не спрашивай как. Я хочу ска­зать, с самого детства. Думаю, он жульничает, но не могу понять, каким образом.

— Может, тебе нужно получше лгать?

— Хочешь сказать, как лгал ты, когда сказал, что работаешь на своего отца?

— Я работаю на отца, — пожал плечами Уилл.

— Ты знаешь, о чем я.

— Просто я считал, что особого значения это не имеет. А раз­ве это не так?

Он остановился и повернулся к ней.

Ронни, похоже, тщательно выбирала слова:

— Это... очень интересно и помогает лучше тебя узнать, но если бы я сказала, что моя ма работает помощником поверенно­го в адвокатской конторе на Уолл-стрит, ты отнесся бы ко мне иначе?

Уилл понимал, что должен отвечать абсолютно честно.

— Нет, конечно. Но это совсем другое.

— Почему? Потому что твоя семья богата? Но это играет роль только для тех, кто считает деньги самым важным в жизни.

— Я этого не говорил.

—Так что же тогда имел в виду? — с вызовом бросила она, но тут же покачала головой. — Послушай, давай напрямик: мне абсолютно все равно, даже если бы твой па был султаном Брунея. Тебе повезло родиться в богатой семье. И от тебя зависит, как ты с этим живешь. Я здесь, потому что хочу быть с тобой. Но

если бы не хотела, все деньги в мире не изменили бы моего от­ношения к тебе.

Уилл лукаво прищурился:

— Почему у меня такое чувство, будто ты уже произносила эту речь?

— Потому что я ее произносила. Приезжай в Нью-Йорк и увидишь, почему я привыкла говорить то, что думаю. В некото­рых клубах встречаешь исключительно снобов, и они так хвас­таются своими семьями и тем, сколько у них денег... Мне это ос­точертело. Мне всегда хочется ответить: «Здорово, что другие в твоей семье чего-то добились, но чего добился ты?»

Только я ничего такого не говорю, потому что они этого не поймут. Считают себя избранными. На подобные вещи даже злиться не стоит, потому что все это так смехотворно. Но если думаешь, что я пригласила тебя из-за твоей семьи...

— Не думаю, — перебил Уилл. — Даже на секунду не ду­мал.

Он понимал, что сейчас она пытается понять, говорит ли он правду или просто пытается ей угодить. Надеясь положить ко­нец дискуссии, он повернулся и показал на мастерскую:

— Что это такое?

Ронни ответила не сразу, очевидно, размышляя, стоит ли рассказывать все.

— Мастерская, — решилась она наконец. — Прилагается к дому. Па и Джона делают там витражи.

— Твой отец делает витражи?

— По крайней мере сейчас. А вообще па говорил тебе за обе­дом — он преподавал музыку.

Ронни наклонилась, чтобы стряхнуть что-то с ноги, и, вы­прямившись, сменила тему:

— Что будешь делать дальше? Продолжать работать на отца?

Уилл сглотнул, противясь искушению снова ее поцеловать.

— Буду работать до конца августа. А потом еду в Универси­тет Вандербилда.

Из окна какого-то дома доносилась музыка. Прищурившись, Уилл различил фигуры людей, собравшихся на задней террасе. Песня вроде бы пришла из восьмидесятых, хотя названия он не помнил.

— Здорово.

— Что именно? Университет?

— Похоже, ты не очень рад.

Уилл взял ее за руку, и они пошли дальше.

— Это хороший университет, и кампус такой красивый, — пробормотал он неловко.