Последняя песня - Спаркс Николас. Страница 65

— Не плачь, — попросил он. — Пожалуйста, не плачь...

Но она ничего не могла с собой поделать. Воспоминания о том, как она вела себя с отцом, что ему пришлось вытерпеть, ли­шали ее сил.

— О, папочка...

— Нет, малышка, пожалуйста, успокойся. Тогда все было не так и плохо. Я думал, что справлюсь. И вроде бы справлялся.

Он коснулся пальцем ее щеки. Она подняла голову, взгля­нула в его глаза, и то, что увидела в них, едва не разбило ей сердце. Она поспешно отвела глаза.

— Тогда я справлялся, — повторил он, и Ронни ему повери­ла. — Честное слово. Болело, но я думал не только об этом, по­этому всегда мог уйти от боли. Работал вместе с Джоной над витражом, просто наслаждался летом, о котором мечтал, когда про­сил твою ма позволить вам приехать.

Его слова жгли огнем. Она не имеет права на такое всепро­щение!

— Прости меня, папочка...

— Взгляни на меня, — попросил он, но она не могла. Одна­ко его голос был мягким, но настойчивым.

Ронни неохотно подняла голову.

— Я провел лучшее лето в жизни, — прошептал он. — На­блюдал, как ты спасаешь черепашек, видел, как ты влюбляешь­ся, пусть даже это долго не продлится. И главное, у меня был шанс узнать тебя. Молодую женщину, а не девочку. И не могу тебе сказать, сколько радости это мне дало. И сил, чтобы про­жить эти месяцы.

Ронни понимала искренность его слов, отчего ей было толь­ко хуже. Она уже хотела что-то сказать, когда в комнату ворвал­ся Джона.

— Смотрите, что я нашел! — закричал он, размахивая бан­кой спрайта.

Позади Джоны стояла мать.

— Привет, солнышко, — кивнула та.

Ронни вопросительно посмотрела на отца.

 Я должен был ей сказать, — пояснил он.

— Как ты? — спросила мать.

— Я в порядке, Ким.

Мать восприняла это как предложение войти.

— Думаю, нам всем нужно поговорить, — объявила она.

Наутро Ронни приняла очень важное решение и стала ждать мать.

— Ты уже собралась?

Она окинула мать спокойным, но решительным взглядом.

— Я не еду с тобой в Нью-Йорк.

Ким уперла руки в бока.

— Я думала, мы это уже обсудили.

— Нет, — бесстрастно заметила Ронни. — Ты обсудила. Но я не еду с тобой.

Мать не придала значения словам дочери.

— Что за чушь! Конечно, ты едешь домой.

— Я не вернусь в Нью-Йорк, — повторила Ронни, не повы­шая голоса.

— Ронни...

Она покачала головой, сознавая, что в жизни не была более серьезной.

— Я остаюсь, и больше мы об этом не говорим. Мне уже восемнадцать, и ты не можешь заставить меня ехать. Я взрослый человек и могу делать что пожелаю.

Мать нерешительно переступила с ноги на ногу. 

— Ты... — наконец выдавила она, обводя взглядом комнату и пытаясь говорить как можно убедительнее, — не можешь брать на себя такую ответственность.

Ронни шагнула к ней.

— Не могу? А кто о нем позаботится?

— Мы с твоим отцом говорили об этом...

— О, ты имеешь в виду пастора Харриса? — усмехнулась Рон­ни. — Можно подумать, он позаботится о па, если тот лишится сознания или снова начнет харкать кровью! Пастор Харрис прос­то физически на это не способен!

— Ронни... — снова начала мать.

Ронни воздела руки к небу. Никакие уговоры не подейству­ют: ее решимость только росла.

— Если ты до сих пор зла на него, это еще не значит, что я тоже должна злиться. Я знаю, что сделал па, и мне очень жаль, что он тебя ранил, но это мой отец. Он болен, нуждается в моей помощи, и я буду здесь, потому что ему плохо. Плевать мне, что у него был роман. Плевать, что он нас оставил. Но он мне небез­различен.

Похоже, она впервые застала мать врасплох.

— Что твой па говорил насчет этого? — очень тихо спросила она наконец.

Ронни хотела запротестовать, объяснить, что все это не име­ет значения, но что-то помешало. Лицо матери стало таким странным... почти виноватым. Словно... словно...

Она с ужасом уставилась на мать. Кажется, ее осенило.

— Это не у па был роман. У тебя, — медленно выговорила она.

Мать не шевельнулась, только потрясенно ахнула. Реаль­ность обрушилась на Ронни словно удар в челюсть.

Это мать изменила отцу, а не наоборот. И...

В комнате вдруг стало душно. Ронни поднесла руку к горлу.

— Так вот почему он уехал! Потому что все узнал. Но ты все это время позволяла мне верить, что именно он виноват, хотя сама вынудила его покинуть Нью-Йорк! Как ты могла?! — вы­палила она, начиная задыхаться.

Мать, казалось, потеряла дар речи, и Ронни вдруг спросила себя, да знала ли ее вообще.

— Это Брайан?! — вскрикнула она. — Ты изменяла папе с Брайаном?

Мать продолжала молчать. И Ронни поняла, что это правда. Мать постоянно давала понять, что это отец бросил их, причем без всякой причины.

«А я из-за этого три года с ним не разговаривала...»

— Знаешь что? — отрезала Ронни. — Мне все равно. Безраз­лично, что случилось между вами. Безразлично, что случилось в прошлом. Но я не оставлю папу, и ты не сможешь...

— Кто это не уезжает? — вмешался Джона, вошедший в ком­нату со стаканом молока. Судя по голосу, брат был в панике. — Ты остаешься здесь?

Несколько секунд ушло на то, чтобы справиться с гневом.

— Да, — ответила она наконец, надеясь, что голос ее не вы­даст. — Я остаюсь.

Джона поставил стакан на комод.

— Тогда я тоже остаюсь! — объявил он.

Лицо матери на миг стало беспомощным, и хотя гнев Ронни все еще не прошел, она ни за что не позволит Джоне смотреть, как умирает отец!

Она подошла к нему и присела на корточки.

— Понимаю, дорогой, но нельзя, — мягко ответила она.

— Почему? Ты же остаешься!

— Но у меня нет занятий!

— А я могу ходить в школу прямо здесь! Мы с па говорили об этом!

Мать шагнула к ним.

— Джона!

Но он неожиданно отскочил, поняв, что перевес не на его стороне.

— Плевать мне на школу! — панически завопил он. — Это несправедливо! Я хочу остаться!

Стив

Он хотел сделать ей сюрприз. По крайней мере таков был его план.

Он давал концерт в Олбани. Следующий был назначен через два дня, в Ричмонде. Когда Стив бывал в турне, родных, как пра­вило, не навещал. Так было легче поддерживать тот ритм, в ко­тором он переезжал из города в город. Но на этот раз у него об­разовалось немного свободного времени, и он вот уже две неде­ли не видел семью. Поэтому Стив сел в поезд и прибыл в город как раз во время ленча, когда толпы служащих валом валили из офисов в поисках еды.

То, что Стив увидел ее, было чистым совпадением. Даже сей­час, после стольких лет, случившееся казалось малоправдоподобным. Нью-Йорк — город с миллионным населением, а он находился около вокзала Пенсильвания и проходил мимо рес­торана, который был почти полон.

Увидев ее, он первым делом подумал, что женщина удиви­тельно похожа на его жену. Она сидела за столиком у стены, на­против седоволосого мужчины, на вид немного старше ее. Жен­щина была одета в черную юбку и красную шелковую блузку. Она нервно водила пальцем по краю бокала.

И тут Стив с изумлением понял, что это действительно Ким, обедавшая с человеком, которого он никогда раньше не видел. Он долго смотрел, как она смеется, и с упавшим сердцем осо­знал, что уже видел это выражение лица раньше. Несколько лет назад, когда отношения между ними были совсем другими.

Ким встала. Мужчина сделал то же самое и обнял ее за та­лию, нежно, почти привычно, словно делал это раньше сотни раз. Возможно, ей нравились его прикосновения, подумал Стив, наблюдая, как незнакомец целует в губы его жену.

Он не совсем представлял, что делать, но сейчас, вспоминая это, понимал, что вряд ли испытывал какие-то чувства. В по­следнее время они отдалились друг от друга, слишком много спо­рили, но большинство мужчин в такой ситуации вошли бы в рес­торан и приперли жену к стенке. Возможно, даже устроили бы сцену. Но Стив был не из таких. Поэтому он переложил малень­кую сумку с вещами в другую руку, повернулся и пошел по на­правлению к вокзалу.