Охота на крылатого льва - Михалкова Елена Ивановна. Страница 32
Плакать? Ей вовсе не хотелось плакать. Она плакала, когда случалось что-то, не зависящее от ее воли. Например, когда вспоминала смешного ушастого котенка с гладкой кожицей. Или когда чувствовала себя беспомощной – например, с собственными детьми. Мальчишки, конечно, этого не видели: лить слезы при них Вика считала непедагогичным.
Но здесь, запертая в тесном подвале, она вовсе не ощущала себя беспомощной. «Я властелин своей судьбы, я капитан своей души!» – вспомнилось ей.
Вике стало смешно. Хорош властелин!
И все-таки это было правдой. Что бы ни случилось здесь, в Венеции, она отвечала сама за себя. «Странно сказать, но я чувствую себя… взрослой. Никто ничего не решает за меня. Никто не говорит, что мне делать. Бенито распоряжается, но я могу послушаться его, а могу отказаться».
«Что же тебе мешало быть такой дома, с мужем?» – спросил внутренний скептик.
Вика растерянно покачала головой. У нее не было ответа на этот вопрос. Кажется, она боялась развода…
«Я все время чувствовала себя ребенком».
И не просто ребенком, осознала она, а виноватым ребенком. Несмышленым. Который сам не знает, что для него лучше.
«Здесь я знаю или догадываюсь. Даже если я совершаю ошибку – это моя ошибка».
Нет, ей определенно было не до слез. «А как же дети? – вскинулась Плакса. – Если тебя убьют, что станет с ними?»
Бабушка с дедушкой вырастят, твердо ответила Вика. И родной отец. Мальчики похожи на него как две капли воды, ему будет с ними легко.
Она представила, как Димка, прикусывая кончик ручки, сидит над математикой. Все ручки обгрызены с одного конца, а в пенале целый батальон карандашей-инвалидов. А Колька по сотому разу пересматривает «Человека-паука» и делает вид, будто стреляет из ладоней липкой паутиной.
Что сейчас делает Олег? Она не прилетела вовремя, не отвечает на звонки… Вероятнее всего, пребывает в ярости. Готовит документы для развода.
В глубине души шевельнулась глухая тоска, но Вика задавила ее. Впервые она как никогда остро осознала, что не имеет права на некоторые эмоции. Ей нужно беречь себя. От этого может зависеть ее жизнь.
Она бросила взгляд на бедняжку Алессию. Вот кто покорно следует своей судьбе! Девушка сидела на куске фанеры и водила по ней пальцем, тщетно пытаясь зацепить хотя бы одно волокно.
– Это не ковер, милая, – с жалостью сказала Вика.
Алессия не обернулась. Она все дергала, как будто цепляла невидимую струну. Седые волосы в тусклом свете выглядели как пакля.
Вика нашла в сумке то, что сейчас казалось ей необходимым.
– Ты потерпишь немного, Алес? – извиняющимся тоном спросила она. – Потерпи, голубка.
Установив в углу ведро и даже соорудив из фанеры подобие ширмы, Бенито направился обратно. И остановился, не доходя нескольких шагов до освещенного лампой круга в центре подвала.
Алес сидела, блаженно зажмурившись, а русская расчесывала ей волосы и что-то бормотала себе под нос. Сам Бенито несколько раз порывался сделать то же самое, но в конце концов сдался, не в силах слушать воплей сестры. Он решил, что когда колтуны станут совсем уж страшными, просто побреет ее налысо.
Но русская ухитрилась распутать пряди, разложила их по плечам Алессии и теперь брала по одной и очень аккуратно вела по ним расческой. Там, где зубья застревали, она бережно разбирала их буквально по волоску. Прядь за прядью, прядь за прядью…
Бенито прислушался.
– Вот так, моя милая, вот так, – бормотала женщина по-итальянски. – Ты молодец, голубка моя. Бедная моя девочка… Ничего, все будет хорошо.
Она внезапно наклонилась и ласковым, совершенно материнским жестом провела по испачканной щеке Алессии.
У Бенито стиснуло сердце. Вся его затея показалась такой безжалостной, что он заставил себя закрыть глаза, не смотреть на эту женщину, уставшую, постаревшую и все равно красивую странной, ускользающей красотой, на женщину, расчесывавшую волосы его слабоумной сестре и убеждавшую ее, что все будет хорошо.
Она ему чужая. Он должен это помнить. Чужая!
Бенито открыл глаза, растянул губы в ненатуральной улыбке и шагнул к ним.
– Зря возишься! Один черт, снова спутаются.
Он заварил для них чай. И даже нашел сахар – кажется, вытащил из кармана, Вика не успела заметить. Но она бы ни капли не удивилась, если б Бенито и впрямь таскал с собой рафинад. Алессия, как маленький ребенок, вцепилась в белый кусок и принялась обсасывать его со всех сторон, чмокая и облизывая пальцы. Зрелище было неприглядное, и Вика, тяжело вздохнув, отвела глаза.
После ужина Бенито решил развлечь ее фокусами. Они были простенькие, но итальянец так артистично исполнял их, что Вика аплодировала от чистого сердца. Бенито вытащил откуда-то не слишком чистый платок, и то уминал его в кулак, демонстрируя после пустую ладонь, то сворачивал в жгут и пропускал через собственные уши, то делал из него человечка и заставлял шагать по коробке из-под пиццы.
Вика смеялась до слез. Надо было отдать должное Бенито: ему удалось отвлечь ее от тягостных мыслей.
Платок в очередной раз исчез.
– Он у меня за ухом? – спросила она.
– Для этого я слишком слабый фокусник, – сокрушенно развел руками парень. – Нет. Всего лишь у меня за воротником.
Он расправил платок на коленях и театрально вытер со лба несуществующий пот.
– Где ты этому научился?
– Помогал одному типу, когда мне было шестнадцать. Ездил с ним по отелям на побережье. Там много детей. Дети любят, когда их дурачат. Вот кое-что и подцепил у него. Даже по канату научился ходить!
Вика не сразу смогла перевести «канат», но Бенито вскочил, расставил руки в стороны и изобразил, как идет, балансируя, по веревке.
– Потрясающе, – искренне восхитилась она. – А что еще ты умеешь?
Скромность не была присуща Бенито, как Вика уже не раз убеждалась. В этот раз парень снова не изменил себе.
– Я умею все! Знала бы ты, чем я занимался в юности! Был грузчиком, разносчиком газет, работал в кафе, водил катер… Даже у гондольеров учился! Но вся эта работа для дурней. Я не такой!
Вика сообразила, что понятия не имеет, чем Бенито сейчас зарабатывает на жизнь. О чем и сообщила ему.
– Тебе вряд ли понравится ответ, – усмехнулся он.
– И все-таки?
– Ну, я торговал поддельными сумками, – он начал отгибать пальцы, – служил вышибалой в одном ночном клубе, воровал часы, подторговывал травкой, резал кожу…
– Как? – переспросила Вика.
Бенито махнул рукой, и она осознала, что у нее нет желания уточнять смысл этого выражения.
– Как же ты попал в «Эдем»?
Ей показалось, что Бенито слегка смутился. Это было не слишком характерно для него, и Вика присмотрелась к парню внимательнее.
– Иланти нанял меня.
– И все? – недоверчиво переспросила она.
Вот так просто? Синьор Иланти взял в свой отель мелкого уголовника, поручив ему кучу дел, от работы носильщика до уборки номеров?
– Ему требовались люди, – кратко ответил Бенито, поднялся и отошел к плитке, на которой в кастрюле булькала вода.
Вика, нахмурившись, смотрела ему вслед. Что-то здесь было не так… Меньше всего Орсо Иланти походил на доверчивого дурачка, который не осознает, кого нанимает.
Но тут Бенито вернулся, и додумать эту мысль она не успела.
Он снова сел напротив, грея руки об чашку с чаем. Кивнул на чашку Вики:
– Хочешь еще?
Она отрицательно покачала головой.
– Бенито, а твой отец… он знает, чем ты занимаешься?
– Я давно его не видел, – уклончиво ответил парень.
– И не хочешь? – осторожно спросила Вика.
Бенито помолчал.
– Хочу, – неохотно признал он. – Но не сейчас. После. Когда я превзойду его.
– Когда ты… что сделаешь?
– Превзойду! – Бенито откинул голову назад, глаза его блеснули. – Тогда я почувствую себя человеком!
– А сейчас ты кто?
– Неудачник! Ничтожество! С тех пор, как мой отец выгнал меня, для всех я дурачок Бенито. Нас двое дурачков: Алес и я.