Дитя Света. Часть 2. (СИ) - Григорьева Юлия. Страница 97

   - Я видел глаза демона, когда ты вошла в портал, он будто умер в это мгновение. Его аура полыхала горем, ненавистью и отчаянием. Столько эмоций, - и вновь мечтательно прикрытые глаза. - Я иногда скучаю по эмоциями, но мы выжгли их из себя. Мы не гневаемся, не плачем, не кричим. В нас нет ненависти, как и любви. Я не могу полюбить, Мэйгрид, я сам себя лишил этой возможности, как и остальные братья. Нас девять живых призраков, самовольно ставшие тенями. Это был наш выбор, о котором мы не жалеем. И все же свет в глазах влюбленных меня тревожит. Так что ты чувствуешь?

   Да кто он такой, чтобы знать о моих чувствах? Чтобы лезть в мою душу? Темно-синие глаза выжидающе смотрели на меня. В них светилось легкое любопытство. Неожиданно раздражение сменилось жалостью. Но не той душевной, когда наворачиваются слезы на глаза, а смешанная с некой долей брезгливости.

   - Почему вы выбрали такой путь? Почему лишили себя возможности чувствовать? - спросила я вместо ответа.

   - Ради беспристрастности. - Ответил Ольгар. - На наши суждения и решения не должны влиять неприязнь или симпатия. Мы взяли на себя тяжкий груз, и чтобы нести его сквозь века должны быть холодны. Нет, мы не равнодушны, но мы зрим в суть.

   - Белое - белое, черное - черное, - насмешливо уточнила я.

   - Да, - кивнул магистр. - Знаешь, тогда это было на волне торжества победы. Мы остановили саму Тьму, спасли остатки нашего мира, сохранили жизнь. Потом зачищали королевство за королевством от тварей, созданных богиней. У нас только на это ушли века. К тому времени мы уже брали адептов. Многие гибли. Каждая смерть била по нашим душам. Каждый промах, как личная трагедия. И тогда мы запретили себе чувствовать, и это было правильно. Мы создали кодекс для Воинства, вынудили Воинов отказываться от семей, от детей, от малейших привязанностей. Но люди есть люди. И время от времени кто-то ошибается, оступается, влюбляется, теряет голову и ставит под удар своих братьев. Нам приходится вершить их судьбы, и только холодный рассудок способен принять верное решение. Нет, я не жалею, что лишил себя возможности любить, страдать, пылать, как твой демон. Но не знаю, выбрал бы я вновь этот путь, если бы мне дали выбор.

   - А уйти из Ордена и вернуть себе эмоции? - спросила я с неожиданным участием.

   - Я обращусь в прах, как только Свет покинет мое тело, слишком древний, - улыбнулся Ольгар. - Свет дает нам долгую жизнь, практически вечную. Но стоит убрать поток, и организм стремительно умирает.

   - А мои родители? А дядя Алаис? Сколько им будет дано? - ладони в одно мгновение покрылись противным липким потом.

   - Алаису месяц, от силы два. Дольше всех продержится Айлин, с ней Свет совсем недавно, но Ормондт покинет ее гораздо быстрей. - Пояснил магистр, и меня затрясло.

   - Я буду на вашем суде? - хрипло спросила я.

   Он отрицательно покачал головой. Я уставилась на свои руки. Мне необходимо быть там, чтобы успеть их переключить на себя. Должна туда попасть! Но как? Самостоятельно не выберусь, мне нужна помощь. Я вновь посмотрела на "юношу" напротив.

   - Ольгар, я готова меняться, - заговорила я, почему-то уверенная, что он согласится.

   Основатель выжидающе посмотрел на меня, по его губам скользнула легкая улыбка. Похоже, он уже знал, что я скажу, но давал возможность произнести это вслух. Впрочем, чего я хочу. Мне семнадцать лет, ему больше двух тысяч. Он сильней, мудрей и опытней меня в тысячи раз. И все же он ждал. Я решила не разочаровывать.

   - Я расскажу тебе все, что чувствую к моему демону, а ты проведешь меня на совет послезавтра.

   Улыбка стала немного шире. Я нахмурилась и враждебно смотрела на него, ожидая ответа в стиле магистров, то есть вообще его отсутствие и изменение темы. Но он ответил.

   - Хорошо, ты будешь на совете, - кивнул магистр. - Что чувствуешь, когда любишь?

   Я откинулась на спинку стула и задумчиво посмотрела перед собой. Как можно рассказать, что ты чувствуешь, если никакие слова не мог выразить тот полет, в который пускается душа при мысли о НЕМ? Когда трепет охватывает, когда ты произносишь ЕГО имя, и оно кажется тебе самым прекрасным именем на свете? Как рассказать, что в четырех буквах имени Киан ты видишь свой приговор: лишь он, он один навсегда. Как рассказать о том, как срываешься в черную манящую бездну, в глубине которой плещется лава, когда смотришь в любимые глаза? Как рассказать, что его губы способны сжигать тебя до горстки пепла и возрождать, вознося к небесам, словно сказочную птицу? Как рассказать, что лишь в его руках ты таешь, словно воск, становишься податливой? Как рассказать о том, как от его прикосновений пылает кожа, и в этом пламени исчезает стыд, страх, девичья скромность? Как рассказать, что среди множества шагов, ты слышишь именно его, и твое сердце замирает, чтобы в следующее мгновение бежать быстрей самого быстрого скакуна, потому что ты видишь его, и весь мир исчезает? Как рассказать о том, что стоит лишь закрыть глаза, и ты видишь его? Как рассказать, что ночи без него ты проклинаешь и умоляешь луну быстрей покинуть небосклон, чтобы освободить место для солнышка, потому что знаешь, что снова увидишь его, услышишь его голос, вкусишь ласковый яд его губ? Как рассказать, что я умерла, как только вошла в сияющую спираль портала, что моя душа осталась там, на арене?

   Подняв глаза на Ольгара, я даже вздрогнула от его жадного взгляда, которым он впился в меня. Нет, не в меня, в мою ауру, должно быть сейчас отражавшую всю гамму чувств, бушевавшую во мне.

   - Спасибо, - прошептал он. - Это восхитительно. - Откинулся назад и закрыл глаза. - Восхитительно.

   На его губах надолго застыла блаженная улыбка. Магистр долго не двигался, переживая сейчас мои эмоции. А я чувствовала себя голой. Если бы я это сказала словами, наверное, вышло бы более коряво, но сокровенное осталось внутри. Но именно сокровенное увидел основатель. Он увидел мои настоящие чувства, а не слова. Огонь опалил мои щеки. Спрятав глаза, я костерила себя за такую открытость.

   - Нет-нет, не ругай себя, - услышала я и открыла глаза. Магистр следил за мной из-под ресниц. - Ты сделала мне редкий дар. Я подарю тебе не меньше.

   Ольгар встал и направился к двери. Но вновь не ушел. Он остановился на пороге и посмотрел на меня, немного замешкавшись.

   - Мэйгрид, не могла бы ты мне оказать еще одну любезность? - спросил магистр.

   - Какую? - поинтересовалась я, подозрительно глядя на него.

   - Поцелуй меня, - румянец на его щеках стал даже большей неожиданностью, чем слова.

   Хотя и от слов меня разобрал нервный кашель. Наверное, мои глаза были красноречивей слов, потому что магистр снова взялся за ручку двери, и опять не ушел. Развернувшись, он подошел ко мне, взял за руку и потянул на себя.

   - Всего один поцелуй, и я больше ничего не попрошу, - Ольгар заглянул мне в глаза. - Твои чувства всколыхнули такие древние воспоминания. Мне хочется хоть один раз вспомнить вкус женских губ.

   - Ты же не любил, - я уперлась ему в грудь ладонями, потому что руки основатели уже покоились на моей талии.

   - Чтобы познать женщину, не обязательно ее любить, достаточно просто желать, - мягко возразил он.

   - Ага, а потом тебе захочется вспомнить, как обладать женщиной или вкус женского тела. Нет уж, аппетит разыгрывается во время еды. Я не согласна.

   Магистр негромко засмеялся.

   - Нет, не захочу. А если захочу, то промолчу, обещаю, - сказал он. - Всего один поцелуй, Мэйгрид. Помоги мне.

   - Ты мне, я тебе? - насмешливо спросила я.

   - Нет, то, что я решил сделать, я и так сделаю. Можем, посчитать поцелуй твоей благодарностью за то, что я сделаю, - в темно-синих глазах мелькнуло лукавство.

   - Вперед не расплачиваюсь, - брякнула я. - Оплата по выполнении работы.

   Громкий хохот стал полной неожиданностью. Ольгар смеялся еще какое-то время, от души, словно сам получал от этого удовольствие.