Семейное Рождество - Бэлоу Мэри. Страница 12

Элизабет слишком долго тянула с ответом. Он резко опустил руки, отвернулся и направился к двери.

— Мистер Чэмберс, — окликнула она.

— Ради Бога, Элизабет. — Он остановился и повернулся к ней с искаженным гневом лицом. — Зови меня Эдвином или вообще никак не зови.

— Я сожалею. — Она пыталась не показать, как ей больно. Он сердился на нее. Он резко говорил с ней. Он в сердцах всуе упомянул в ее присутствии имя Господне.

— Не надо. — Он поднял руку и провел пальцами по волосам. — Нет никакой надобности постоянно извиняться. Ты ничего мне не должна. Ты вышла за меня, повинуясь желанию родителей, ты делила со мной постель две недели после нашей свадьбы и подарила мне, как и полагается, сына. Теперь твоя жизнь принадлежит тебе. Ты не моя рабыня. Я никогда не верил в рабство, тем более в брачную его разновидность.

— Я должна вам повиноваться, — сказала она.

— Ты не должна мне ничего. — На мгновения его глаза вспыхнули. Он тряхнул головой, и его гнев исчез. — Я бы предпочел услышать, что ты посылаешь меня к дьяволу, а не то, что ты должна мне повиноваться. Впрочем, неважно. Уже поздно, и мы оба очень устали. Доброй ночи, Элизабет.

Вся радость прошедшего дня ушла, оставляя за собой лишь душевную боль. Его рука была уже на ручке двери. Еще мгновение и он уйдет — и они навсегда останутся чужаками. Она этого не вынесет.

— Мистер Чэмберс, — сказала она, зажав рот рукой, когда он остановился, но не повернулся к ней. — Эдвин, пожалуйста, не уходите.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.

— Пожалуйста, не уходи, — прошептала она.

Он не двигался, поэтому это сделала Элизабет. Не глядя на мужа, она пересекла комнату, подошла к кровати, сняла тапочки и легла на спину. Он еще несколько мгновений стоял у двери, а затем подошел к камину и задул свечи. Но света от огня в камине и окна было достаточно, чтобы осветить ему путь до кровати.

И достаточно, чтобы, когда он разделся, Элизабет могла увидеть, что под халатом он был совершено обнажен. Она была потрясена, но взгляд не отвела. Она никогда не считала мужчин красивыми, привлекательными — да, но не красивыми. Эдвин же был именно красивым: мускулистым, идеально сложенным, мужественным.

Он лег рядом и повернулся к ней. Приподнявшись на локте, он наклонился и вновь поцеловал ее, его рука легла на ее щеку, а пальцы запутались в ее волосах. На сей раз, когда он коснулся ее губ языком, она не вздрогнула, хотя и чувствовала влажное и незнакомое ощущение во рту, в груди, внизу между бедрами. Она разомкнула губы, и его язык глубоко проник в ее рот.

Какое-то время она даже не замечала, что его рука спустилась ниже и ласкала ее грудь, тем не менее, заметила, когда он потянул за ленты, стягивающие ворот ее ночной рубашки, и развязал одну за другой. Рука Эдвина скользнула по ее обнаженной плоти и накрыла грудь. Он слегка провел по соску большим пальцем.

Она подумала, что непременно умрет от удовольствия. Она слышала, как издала глубокий гортанный звук.

— Коснись меня, — прошептал он ей в губы.

Элизабет осторожно положила руку на его грудь — она была твердой и покрыта волосками. Другой она рукой обвила его талию. Она всегда хотела коснуться его, поняла она, но никогда не делала этого. Она всегда играла пассивную роль послушной жены. Возможно ли, чтобы женщина притязала на мужчину? Правильно ли это? Прилично ли?

Сегодня вечером он не намеревался просто приподнять ее ночную рубашку, лечь на нее и войти в нее. Это было уже ясно, и она была чрезвычайно благодарна ему за это. Раньше это всегда происходило так быстро, что она не успевала получить хоть какое-то тайное удовольствие от процесса.

Тем не менее она была готова не ко всему, что он делал с ней, прежде чем неизбежный момент наступил. Он трогал ее всюду руками, ртом, даже зубами, сначала через ночную рубашку, а потом под ней. Наконец он помог ей снять ночную рубашку через голову, и они оба остались обнаженными.

Она должна была бы смутиться, учитывая, что в комнате было достаточно света и покрывало было отброшено. Но ее тело пульсировало от удовольствия, и его руки, губы, глаза заставляли ее чувствовать себя красивой. Она с трудом сдерживала ощущения, которые пульсировали в ее крови и доходили до каждого нервного окончания в ее теле.

Она чувствовала пульсацию между бедрами и внизу живота и жаждала прикосновений мужа, одновременно не желая, чтобы это произошло, зная, что все закончится в течение нескольких мгновений после того, как он проникнет в нее.

Она дотронулась до него выше талии, не сказав ни слова.

Когда его рука заскользила между ее ног, исследуя и лаская мягкие тайные складки ее тела, она знала, что была там влажной и горячей — его пальцы казались прохладными. Один палец скользнул в нее. Элизабет закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на дыхании.

Когда он передвинулся и лег на нее всем весом, раздвигая ее ноги и устраиваясь между ними, все вновь стало знакомым. Он подложил руки под ее ягодицы, и она, раскинув руки, прижала ладони к кровати и сделала медленный, глубокий вдох.

Он медленно вошел в нее, скользнув в ее влажность, растягивая и заполняя ее. Он был чудесно твердым, и она едва сдерживала желание сжать внутренние мышцы и прикладывала все усилия, чтобы оставаться неподвижной.

Это длилось намного дольше, чем она помнила. В течение длительного времени он двигался в неспешном и равномерном ритме, заполняя ее собой и при этом рождая у нее внутри какое-то щемящее чувство, столь сильное, что Элизабет задавалась вопросом, а есть ли различие между болью и удовольствием. К тому времени как он ускорил и углубил свои выпады, она изо всех сил вцепилась пальцами в матрас и закусила верхнюю губу, чтобы сдержать себя, — хотя что именно она сдерживала и чему мешала случиться, она не знала.

Он удовлетворенно выдохнул ей в ухо, и она почувствовала, как ее изнутри наполняет жар. Она вновь приняла его семя. Несмотря на небольшую непонятную неудовлетворенность, когда он расслабленно навалился на нее всем весом, оставаясь в ней, Элизабет улыбнулась, ощущая счастье, способное заменить даже дискомфорт от неудовлетворенного до конца желания.

Они не были чужаками.

Возможно, будет еще один ребенок.

И, когда он будет навещать время от времени Уайлдвуд, чтобы проведать Джереми, они, вероятно, будут каждую ночь на несколько минут делить кровать, и она вновь сможет получить это удовольствие.

Она попыталась скрыть разочарование, когда он скатился с нее и отодвинулся. Сейчас он вернется в свою комнату, и она почувствует привычную пустоту одиночества. Но теперь у нее были приятные воспоминания, которые будут согревать ее, пока она не заснет. И, может быть, он придет к ней завтра ночью.

Некоторое время Эдвин лежал рядом, лицом к ней. Он положил руку на ее живот и водил по нему легкими круговыми движениями, а затем громко вздохнул.

— На какое-то время, — сказал он, — я подумал, что, возможно, это было больше, чем обязанность.

Она резко повернула голову и посмотрела на него. Он наполовину улыбался.

— Это не было просто обязанностью, — возразила она.

— Просто ты не любишь меня, не так ли? — сказал он. — Или не любишь секс? Или и то, и другое?

Вся ее радость снова исчезла, и Элизабет почувствовала, как глаза наполняются слезами.

— Я сожалею, что не удовлетворила вас, — сказала она. — Я приложила все усилия. Я сожалею.

— Проклятье, — сказал он так тихо, что она не была уверена, что он произнес такое отвратительное слово.

Он резко отвернулся от нее и сел на край кровати, оперевшись локтями на колени и запустив пальцы в волосы. Элизабет почувствовала, как две слезинки скатились по ее щекам, одна сползла к носу, вторая капнула на подушку.

— Я сожалею, — повторила она. — Что я сделала не так? Скажите мне, и в следующий раз я сделаю лучше.

— Что она с тобой сделала? — спросил он. — Это все ее поучения, не так ли?

— Чьи? — изумленно спросила она.