Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Гэблдон Диана. Страница 12

Фергюс вздохнул. У него был усталый вид, и я подумала, что бедняга, наверное, караулил Джейми всю ночь.

— Короче говоря, — он снова пожал плечами, — толком мы ничего не знаем. Такое может произойти и случайно, и даже то, что два происшествия последовали одно за другим, может оказаться обычным совпадением. Но может и не оказаться, особенно если сопоставить это с засадой и убийством на дороге в Арброут.

— Может быть, среди контрабандистов есть предатель? — предположила я.

— Именно так, миледи. — Фергюс поскреб голову. — Но больше всего милорда беспокоит тот человек, которого китаец застрелил у мадам Жанны.

— Ты думаешь, что это был таможенник, который проследил за Джейми от пристани до борделя? Но сам Джейми говорит, что этот человек не был чиновником, поскольку не имел при себе никакого удостоверения.

— Это ничего не доказывает, — заметил Фергюс. — Но хуже то, что в кармане у него была брошюра.

— «Новый Завет»? — удивилась я. — Но какая тут связь?

— О, связь как раз есть, миледи! Или, во всяком случае, может быть, — возразил Фергюс — Видите ли, брошюра была из тех, которые напечатал сам милорд.

— Понимаю, — задумчиво произнесла я. — Точнее, начинаю понимать.

Фергюс кивнул с серьезным видом.

— Видите ли, если власти сумели проследить путь контрабандного бренди от побережья до борделя, это, конечно, плохо, но не смертельно. Можно найти другое потайное место, на самом деле у милорда есть договоренности с владельцами двух трактиров, которые… но это неважно.

Он махнул рукой.

— Но если агенты короны связали пресловутого контрабандиста Джейми Роя с уважаемым мистером Малкольмом, печатником из тупика Карфакс… — Фергюс развел руками. — Вы понимаете?

Я поняла. Если бы таможня слишком близко подобралась к контрабандным операциям, Джейми мог попросту распустить временно своих помощников, перестать наведываться в условные места и какое-то время, пока не сочтет, что опасность миновала, существовать только в качестве владельца типографии. Но сумей власти связать обе его личины, это не только лишило бы Джейми обоих источников дохода, но и открыло бы для врагов возможность установить его настоящее имя и бунтарское прошлое. Стало бы ясно, что нынешний распространитель подстрекательских прокламаций и подпольный торговец спиртным есть не кто иной, как уже привлекавшийся к суду за измену мятежник из Лаллиброха. Тогда появились бы улики, позволяющие повесить его дюжину раз, хотя хватило бы и одного.

— Конечно, я поняла.

Значит, когда Джейми сказал Айену, что нам было бы неплохо на время перебраться во Францию, он тревожился не только из-за Лаогеры и Хобарта Маккензи.

Парадоксально, но, услышав откровения Фергюса, я почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере, не я одна несла ответственность за вынужденный отъезд Джейми. Мое появление могло лишь ускорить разрыв с Лаогерой, но ко всему остальному я не имела никакого отношения.

— Именно, миледи. И все же мы не знаем наверняка, предал ли нас один из наших товарищей. Или, даже если среди нас и есть предатель, хочет ли он смерти милорда.

— В том-то и суть.

Собственно говоря, суть в этом если и была, то не вся. Одно дело, если кто-то из контрабандистов задумал предать Джейми ради денег, и совсем другое, если он руководствуется личной местью. В таком случае сейчас, когда Джейми на неопределенное время оказался вне пределов досягаемости ищеек короны, этот человек может решить довести дело до конца сам.

— Если так, — продолжил Фергюс, — это должен быть один из шестерых — тех шести человек, за которыми милорд послал меня, чтобы отплыть с нами. Эти шестеро присутствовали и когда валились бочки, и когда загорелся сарай, все они бывали в борделе.

Он помолчал.

— И все они были на дороге у Арброута, когда нам устроили засаду, а потом мы нашли повешенного таможенника.

— А они все знают о печатной мастерской?

— О нет, миледи! Милорд был весьма осторожен и не посвящал в это никого из контрабандистов. Конечно, всегда существует вероятность, что кто-то из них увидел его на улицах Эдинбурга, проследовал за ним до тупика Карфакс и таким образом узнал о Малкольме.

Он криво улыбнулся.

— Милорд не из самых неприметных людей, миледи.

— Что верно — то верно, — сказала я, под стать его тону. — Но теперь все они знают настоящее имя Джейми: капитан Рейнс называет его Фрэзер.

— Да, — сказал Фергюс с едва заметной мрачной улыбкой. — Вот почему мы должны выяснить, есть ли среди нас предатель, и если да, то кто он.

Я как-то по-новому взглянула на француза, и мне вдруг пришло в голову, что Фергюс теперь взрослый человек — и опасный. Я знала его как живого мальчика лет десяти, с беличьими зубами, и для меня в нем всегда останется что-то от того мальчика. Однако с тех пор, как он был парижским уличным мальчуганом, прошло немало лет.

Большую часть этого разговора Марсали смотрела на море, предпочитая не вступать в разговор. Но слушала она, судя по всему, внимательно, и от меня не укрылось, что по ее худеньким плечам пробежала дрожь, то ли от холода, то ли от дурных предчувствий. Скорее всего, решив бежать с Фергюсом, она не задумывалась о том, что на корабле может оказаться потенциальный убийца.

Я посоветовала Фергюсу отвести Марсали вниз и, предупреждая возможное недовольство девушки, сообщила, что меня в каюте некоторое время не будет.

— А куда вы собрались, миледи? — спросил Фергюс с легким подозрением. — Милорд не захочет, чтобы вы…

— Я не к нему, — заверила я его. — Хочу наведаться на камбуз.

— Камбуз?

Его тонкие черные брови взметнулись.

— Посмотрю, что может предложить мне от морской болезни Алоизий О'Шонесси Мерфи, — сказала я. — Если мы не поставим Джейми на ноги, он не сумеет позаботиться о том, чтобы ему не перерезали горло.

Мерфи, ублаженный унцией сушеной апельсиновой корки и бутылочкой лучшего красного вина из запасов Джареда, не просто был готов посодействовать, но воспринял проблему сохранения еды в желудке Джейми как своего рода профессиональный вызов. Он снова и снова пересматривал содержимое своей полки с пряностями и буфетной, но все без толку.

От штормов нас Бог пока миловал, но зимние ветры гнали перед собой тяжелые волны, и временами «Артемида» вздымалась на десять футов, а потом ныряла вниз с этой высоты. Признаться, при виде того, как поднимается и опадает линия горизонта, меня и саму замутило, и я поспешила отвернуться.

Джейми пока не выказывал никаких признаков того, что оправдает предсказания Джареда и, привыкнув к качке, встанет на ноги: он оставался прикованным к койке, с лицом цвета едкой горчицы и неизменным тазиком рядом. Мистер Уиллоби и Фергюс, сменяя друг друга, охраняли его днем и ночью.

По счастью, никто из шести контрабандистов не предпринимал никаких действий, которые можно было бы счесть угрожающими. Все выражали сочувствие и озабоченность по поводу состояния Джейми, и — как следовало из тщательного наблюдения — все приходили проведать его, но ничего подозрительного при этом замечено не было.

Я целые дни проводила в исследовании судна, оказывая мелкую, но срочную медицинскую помощь, надобность в которой постоянно возникает в плавании: у кого-то ушиб, у кого-то порез, то десны кровоточат, то зуб заболит. Я размельчала и смешивала свои травы, составляя снадобья, в уголке камбуза, любезно предоставленном в мое распоряжение мистером Мерфи.

Когда я вставала, Марсали в каюте уже не было, когда возвращалась — она уже спала. А когда нам приходилось встречаться за столом, девушка молчала, не скрывая враждебности. В моем понимании эта враждебность отчасти объяснялась естественной обидой за свою мать, отчасти же тем, что ей приходилось делить каюту — и ночи! — со мной, а не с Фергюсом.

В этом смысле если она и оставалась нетронутой — а ее угрюмый вид наводил на мысль, что дело обстоит именно так, — то это имело место исключительно в силу уважения Фергюса к запрету Джейми. Как бы ни старался мой муж выступать охранителем добродетели своей падчерицы, не будь на то доброй воли француза, помешать чему-то в данный момент Джейми был решительно не способен.