Законник. - Горъ Василий. Страница 9
— Я не знаю, что он задумал… — справившись с удивлением, отвечаю я. И, увидев в глазах своей собеседницы еще более дикое смешение чувств, ошарашено замолкаю. Пытаясь разобраться во всех оттенках того, что ощущаю.
Графиня до крови прокусывает губу. И, не заметив(!) этого, задает следующий вопрос:
— А… мой сын…не позволял по отношению к вам каких-либо… вольностей?
Ошалев от четкого ощущения, что она ПЕРЕЖИВАЕТ ЗА МЕНЯ, за дочь того, чья армия вторглась в пределы их королевства, я прикипаю взглядом к ее лицу. И, поняв, что мне ничего не привиделось, отрицательно мотаю головой:
— Нет. Если не вспоминать о том, что он меня похитил и насильно привез в Элирею, то его поведение по отношению ко мне можно назвать безупречным…
— Что ж… Хоть тут он остался самим собой… — снова вздыхает графиня. Потом судорожно сжимает пальцы правой руки и готовится сказать нечто, что в данный момент считает еще более важным:
— Ваше высочество! Я, графиня Камилла Утерс, супруга Логирда Утерса Неустрашимого, от имени главы нашего рода, в данный момент отсутствующего в замке, приношу вам искренние извинения за проступок моего сына. И предлагаю вам свою защиту…
— От вашего сына? — вырывается у меня.
Еще бы: поведение графини Утерс вышло далеко за рамки того, что я тогда была в состоянии представить!
— Да… — кивает графиня. — Если я попрошу, то Аурон откажется от своих планов касательно вас, и…
— …и оставит меня в вашем замке?
— Нет. Проводит вас обратно до Свейрена…
Я опять остановила Время, вгляделась в ее глаза и в который раз убедилась, что она искренне верила в то, что говорила. Снова погрузившись в ту мешанину чувств, которые обуревали мою собеседницу, я несколько минут смаковала ее любовь, веру в своего сына, чувство вины передо мной, и, ненадолго почувствовав себя человеком, позволила прошлому продолжить свой бег…
— Ради того, чтобы доставить меня в ущелье Кровинки, ваш сын готов почти на все… Это его слова, графиня… А еще он сказал, что ему было очень тяжело смириться с такой необходимостью… И что я — тот самый аргумент, который может помешать армии моего отца резать ваших мужчин и насиловать ваших женщин. То есть, как мне кажется, граф Аурон Утерс собирается обменять мою жизнь на жизни сотен или тысяч подданных вашего верховного сюзерена… Как вам такое видение ситуации?
Графиня Утерс бледнеет, как полотно. Потом на мгновение прикрывает глаза, сглатывает подступивший к горлу комок и выдыхает:
— Я могу приказать нашим воинам проводить вас обратно в Свейрен…
— …ничего не сообщая вашему сыну? — криво усмехаюсь я. — А зачем вам это надо?
— Да, жизни подданных его величества — это очень много. Но каждый поступок должен быть… — графиня замолкает на полуслове и краснеет до корней волос: — До Аурона слово 'Утерс' являлось синонимом понятий 'Честь', 'Верность', 'Долг'… А он…
— А он умудрился заставить моего отца увести армию из Запруды… — остановив воспоминания, мысленно вздохнула я. — И при этом не потерять лицо и не опозорить свой род…
…Следующая оболочка отделилась от луковицы так, как будто обладала свободой воли. И, растворившись в небытие, оставила меня наедине с человеком, недолгие минуты общения с которым я считала самыми светлыми минутами в своей жизни…
…Кинжал Тома для меня чуточку тяжеловат. Но его клинок, выставленный в направлении, где, по словам графа Утерса, обитает волчья стая, создает иллюзию защищенности.
Нет, конечно же, я не обольщаюсь. И точно знаю, что нападения стаи не переживу. Но с оружием в руке можно умереть достойно. Дорого продав свою жизнь. Поэтому я не отрываю взгляда от отрогов горы, вслушиваюсь в каждый шорох и жду…
Голос, раздавшийся справа-сзади, заставляет меня вздрогнуть:
— А зачем вам оружие, ваше высочество?
Опустив ставший ненужным кинжал, я царственно поворачиваю голову направо и… отшатываюсь: мужчина, стоящий в двух шагах от меня, не мой похититель! Вернее, он, но…
…Черно-желтое сюрко, наброшенное поверх кольчуги с айлеттами. Черные кожаные штаны. Наручи, поножи, мягкие сапоги. Рукояти мечей, торчащие над плечами. Дорожный мешок в правой руке…
Кое-как справившись со своими эмоциями, я удивленно приподнимаю бровь и интересуюсь:
— Вы что, ходили переодеваться?
— Можно сказать и так… — словно не заметив издевки в моих словах, Утерс вытаскивает из мешка корпию и присаживается на корточки рядом со своим оруженосцем.
Такое невнимание к своей особе задевает меня за живое, и я, окинув взглядом его растрепанные волосы, презрительно кривлю губы:
— А что, парикмахера там не нашлось?
Граф непонимающе смотрит на меня, а потом УЛЫБАЕТСЯ:
— Лето… День… Ветер со стороны логова… Не стоило так волноваться, ваше высочество…
Я хмурюсь:
— От вашего оруженосца пахнет кровью… А волки — хищники…
— Им сейчас не до Тома. Прежде, чем пойти… как вы выразились, 'переодеваться', я зарубил парочку волков прямо перед пещерами…
Там, в прошлом, я задрала нос, презрительно фыркнула, и, не глядя, шагнула вперед. Камень, попавшийся под правую ногу, покачнулся, и я с ужасом поняла, что падаю! Прямо на жуткое нагромождение камней!
…Острая, похожая на нож, грань камня, летящего в лицо… Выставленные перед собой руки с растопыренными пальцами… Вспышка боли в колене…и чудовищный рывок в сторону-вверх… А потом — вопрос. В котором звучит УЧАСТИЕ:
— Вы не ушиблись?
Эмоции графа Утерса такие яркие, что я перестаю соображать. И прихожу в себя только тогда, когда его пальцы уже проминают мою стопу и щиколотку!
Вспыхнув, пытаюсь вскочить с камня и натыкаюсь на удивленный взгляд графа:
— Я сделал вам больно, ваше высочество?
Время остановилось само. И я, утонув во взгляде Утерса-младшего, в который раз потеряла голову от пережитых тогда ощущений.
Нет, в прикосновениях его рук не было ни тени желания. И штанину он задирал ровно на столько, на сколько требовалось для того, чтобы осмотреть и перевязать ссадину. Но при этом он искренне пытался почувствовать мои ощущения и облегчить мне боль…
…Несколько мгновений эмоционального безумия, и я, снова начав соображать, вдруг ощущаю слабенький укол… Взгляд на ногу — и по спине прокатывается волна леденящего ужаса: она истыкана илами!!!
Набираю в грудь воздух… и снова натыкаюсь на его взгляд:
— Боль прошла, ваше высочество?