Беспризорный князь - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 22

– Не шибко ты: уношу – княжество? – вернул меня на землю Малыга.

– Не справится – отберем! В первый раз?

– Ладно! – вздохнул батько. – Пошли спать! Оляна, поди, заждалась.

«А тебя – Любава!» – добавил я мысленно. Мы и в самом деле засиделись: в окошках плескалась тьма. Я осторожно прокрался в ложницу, там, стараясь не шелестеть одеждой, на ощупь разделся и нырнул под одеяло. И мгновенно получил свое сокровище в обе руки.

– Истомилась вся! – пробормотала Оляна, прижимаясь ко мне так, будто собиралась забраться внутрь. От нее вкусно пахло молоком. – Что это вы? О чем говорили?

– О девках! – признался я.

– Старые – а туда же! – не одобрила супруга, запуская руки мне в волосы. – Как будто жен нету!

– Девки слаще! – возразил я.

– Трепло! – заключила Оляна. – А еще князь!

– Галицко-Волынский! – похвастался я.

– Лучше б сотником был! – вздохнула супруга. – Чаще бы видела!

Я не нашелся, что ответить.

– Три года минуло, а все мнится, что сплю! – продолжила Оляна. – Я – и твоя жена! Ведь без венца была согласная!

– Малыга заставил! – пожаловался я. – Сказал: зарежет, если не женюсь!

– Он может! – согласилась Оляна. – А я-то думала: по любви!

– Кто ж таких, вредных, любит? – возразил я. – Сын – и тот весь в мамку! Не успел на руки взять, как обгадил!

Оляна хрюкнула и, не удержавшись, прыснула.

– Ивана разбудишь! – встревожился я.

– Молока насосался и спит! – возразила Оляна, обнимая меня за шею. – Ты что как не родной? Вчера не тронул, сейчас сторонишься. Ладно, с дороги устал, а сегодня чего?

– Млава сказала: нельзя! У тебя там не зажило.

– Мне не говорила, – мурлыкнула супруга. – И кому лучше знать, что у меня зажило: ей или мне?

«Наверное, ей!» – хотел сказать я, но не успел. Рот мне заткнули качественно. Жаловаться не приходилось: сам целоваться учил…

8

Гридь проскользнул в дверь, подбежал и склонился перед Святославом.

– Князь Иван!..

Говор, стоявший в покое, мгновенно стих.

– Проси! – кивнул Святослав.

– Но… – замялся гридь. – С ним стража. Князь настаивает…

– Их тоже!

Сидевшие за столом многозначительно переглянулись. В покои Великого с оружием пускали только князей, да и то не всех. А чтоб кого со стражей… С другой стороны, чего пенять? Сами рядились, как извести Ивана…

Гридь выбежал, дверь распахнулась, и в покой вошли трое. Первый был высок и строен. Алое княжье корзно ниспадало с его плеч до сапог, голову украшала такого же цвета шапка с меховой оторочкой. Двое других одеты скромнее. Их плечи обтекала кольчатая броня, на поясах висели мечи. Войдя, они замерли у порога. Князь же, расстегнув фибулу, снял плащ и бросил на лавку. Следом полетела шапка с алым верхом. Оставшись в рубахе, Иван вытер потный лоб и двинулся к столу. Длинная сабля, прицепленная к поясу, болталась у его бедра. За столом возник шепоток. Другие князья явились к Великому с короткими кордами – скорее знак достоинства, чем оружие, – Иван взял боевой меч. Еще более удивил гостей тяжелый мешок, висевший на поясе князя. Что в нем? Серебро? Зачем столько?

– Здрав будь, Великий! – поклонился гость. – И вы, братия! Не корите, что заставил ждать. Народ киевский улицы перегородил. Чуть пробились…

Иван говорил правду. С момента, как над городом проплыли смоки и змеи один за другим стали садиться на гладь Почайны, Киев будто с ума сошел. Люд высыпал на улицы. Великий распорядился выслать стражу и коней. Без гридней и пешью Иван пробирался бы долго.

– Садись, брате! Здесь! – указал Великий на место рядом с собой.

Князья снова переглянулись. Занять место одесную Великого было великой честью. Иван словно не заметил. Сдвинув саблю, примостился на лавке. Князья с интересом разглядывали гостя: большинство видело его впервые. Иван оказался молод и хорош собой. Ярко-синие глаза заметно выделялись на загорелом лице. Короткая русая борода и такие же волосы, стриженные в «горшок», – прическа воина. Волосы не цепляются за бармицу и смягчают удар по шлему…

«Рюрикович! Настоящий Рюрикович! – подумал Давыд Смоленский. – Тут и гадать нечего! С чего Великий решил, что Иван безродный?»

Давыд поймал себя на мысли, что гость ему нравится, и нахмурился. Чувства следовало сдержать. Неизвестно, что выкинет смердий князь. Вон и в Киев прилетел, а не шел с дружиной, как другие. Это с чего? Князья не птицы…

– Благодарю, брате, что скоро, – сказал Святослав Ивану. – Заждались. Третий день рядимся, как воевать.

– Что придумали? – спросил Иван.

Голос у него был под стать внешности: густой и звучный.

– Хотим идти к Чернигову, – сказал Святослав. – Ударим на Гзу и погоним его с Божьей помощью. Смоки твои пособят. Затем пойдем к Путивлю, а после – к Переславлю. Так и выбьем нехристей с наших земель.

– Долго! – покачал головой Иван. – Полон уведут! Земли запустеют, да и люд жалко: не сладко в половецком плену. Уж я-то знаю!

«Вспомнил! – подумал Святослав. – О том, как я просил Бельдюзя его зарезать, видно, тоже не забыл».

– Как сам мнишь? – спросил хмуро.

– Войско надо разделить. Одна дружина пойдет к Чернигову, вторая – к Путивлю, третья – к Переславлю. Ударим разом и погоним половцев в середину наших земель. Там их вырежем. Так, – Иван сжал кулаки, – чтоб их дети запомнили! Дорогу в Русь забыли!

За столом зашумели и загомонили. Святослав поднял руку, утихомиривая.

– Нас мало, – сказал устало. – Три тысячи конной дружины и две – бояр. Более не собрали. У каждого хана – тьма.

– У городов столько не будет! – возразил Иван. – Часть по весям рыщет.

– Все равно много! – возразил Ярослав Черниговский. – Пять половцев против нашего одного!

– Для того, чтоб бить в спины, более не надо!

– Мнишь, побегут?

– Еще как! – усмехнулся Иван. – Его вот спроси! – Он указал на Горыню. – Не забыл, воевода? Ведь еле ноги унес?

Горыня побагровел.

– Князь подтвердит, – Иван кивнул на Ростислава Белгородского. – Половцы и без того бегать горазды, а от змеев помчатся сломя голову. Успеть бы догнать!

– Ох, и вдарим! – вскочил Всеволод Курский. – Умница, брате! Любо! – Подбежав, он заключил Ивана в объятия. Остальные князья вскочили и загомонили. Святославу пришлось прикрикнуть.

– Да будет так! – сказал, хлопнув ладонью по столу. – На Чернигов пойдут Ярослав с Давыдом, на Путивль – Игорь с Всеволодом, Ростислав поведет белгородцев и киевлян к Переславлю. Ты, брате, – он повернулся к Ивану, – с кем?

– С нами! – поспешил Всеволод.

Иван кивнул и сделал знак воинам у дверей. Те подошли.

– Это Братша и Брага, старшие над двойками смоков. Выбирайте, брате, который кому глянулся! Оба в рати равные.

– Этот! – указал Ярослав на Братшу. Ростислав склонил голову, соглашаясь с выбором старшего.

– И еще!

Иван отвязал от пояса тот самый, привлекший всеобщее внимание мешок и вытряхнул его над столом. На скобленые доски с грохотом высыпались камни: каждый величиною с детский кулак.

– Пусть каждый из воев возьмет по десять таких! В поле не сыщем.

– Это для поганых? – полюбопытствовал Давыд, подбрасывая на ладони обкатанный голыш.

– Им! – подтвердил Иван.

Когда князья с воеводами потянулись к дверям, Святослав тронул Ивана за рукав.

– Останься!

Братша и Брага, заметив, остановились, но князь сделал знак, и оба скрылись за дверью.

– Гридней привел? – усмехнулся Великий, приглашая гостя сесть. – И броню вздел. Думал, не замечу под рубахой? Сторожишься?

– Не тебя! – ответил Иван.

– А кого?

– Володько.

– Нет его в Киеве, я услал – как крест тебе поцеловали. Володько не стал, – Святослав провел рукой по столу. – А теперь скажи! Опасался меня, но пришел. Не сказал: «Твоя справа! Не мои земли зорят!» Почему?

– Сегодня твои зорят, завтра – мои. Не отсидишься.

– Мудро, – согласился Святослав. – Умен ты, брате!