Беспризорный князь - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 63

Позавтракав (муж не пожелал разделить с ней трапезу), Ксения кликнула служанку и спросила, не передавал ли что князь? Та развела руками. Подумав, Ксения направилась в библиотеку. Она привезла из Константинополя свитки, требовалось глянуть, как они?

Библиотека размещалась этажом ниже. Ксения спустилась по лестнице и заглянула в дверь. Вдоль стен комнаты, заваленные свитками, тянулись стеллажи. Свитки лежали на сундуках, громоздились на длинном столе. Ксения не предполагала, что библиотека князя окажется столь богатой. Старичок в рясе у стола перебирал пергаменты.

– Княгиня! – воскликнул он, обернувшись на звук шагов. – Радуйся, Великая!

– Ты кто? – спросила Ксения.

– Хранитель! – поклонился старик.

– Что делаешь?

– Разбираю привезенные тобой свитки. Это чудо! Тацит, Полибий, Светоний… У нас не было их трудов. Благослови тебя Господь, княгиня!

Монах говорил по-гречески правильно, но с акцентом.

– Ты грек? – спросила княгиня.

– Нет! – ответил монах. – Но я долго жил в Риме – подвизался в монастыре. Говорю на шести языках, читаю по-русски, гречески и латински. Мое имя Антоний. Князь оказал мне милость, приставив к библионам [66].

Услыхав о муже, Ксения нахмурилась.

– Я привезла «Корпус» Платона, – сказала сердито. – Он здесь?

– Князь забрал, – развел руками Антоний.

– Он читает Платона? – удивилась Ксения.

– И Аристотеля, – сказал хранитель. – Любит Плутарха и Ливия. Князь – образованный человек!

Последнюю фразу монах произнес так, будто ученость Ивана была его заслугой. Ксения задумалась. Взять другой свиток? Читать не хотелось. Про Платона она спросила просто так. Диалоги философов – совсем не то, что ей требовалось. Поколебавшись, Ксения прошла к столу и устроилась на лавке. Антоний остался стоять. Ксения сделала знак, монах примостился напротив.

– Я не знаю вашего языка, – начала княгиня. – Что означает по-русски «дура»?

– Матушка! – побледнел Антоний. – Неужто кто?..

– Служанки бранились, я услышала, – соврала Ксения.

– А-а, – успокоился монах. – «Дура» означает: «глупая женщина».

– А как будет «глупый мужчина»?

– Дурак.

Ксения покатала слово во рту и решила, что не звучит.

– Какую еще брань знаешь?

– Зачем тебе? – изумился Антоний.

– Не хочу, чтоб ругались при мне, – сказала княгиня. – Решат, что не понимаю…

Ругательств монах помнил много. Оставалось только гадать, где почерпнул? Выяснять Ксения не стала. Попросив у Антолия кусочек пергамента, она выписала выражения в столбик, помечая возле каждого греческий перевод. Закончив, прихватила для виду свиток Вергилия и отправилась к себе. Там, запершись, стала заучивать слова, стремясь выговаривать их так, как произносил Антоний. Память у Ксении была отменной, процесс шел. К вечеру княгиня освоила брань на уровне портового грузчика, возможно даже, его превосходя. Сомнительно, чтоб грек в порту употреблял выражения, вроде «песий выблядок» или «бычье стерво». Покончив с зубрежкой, Ксения расположила ругательства по правилам риторики – от самых простых до наиболее обидных, – и стала ждать. Мысленно она видела эту картину: князь входит, а она ему… Нет, не сразу! Надо позволить ему раздеться. Иначе выскочит, не дослушав. Пусть знает! Запомнит, как оскорблять принцессу!

Заглянувшие служанки раздели княгиню и уложили под одеяло. Ксения лежала, прокручивая в памяти речь, и мстительно улыбалась. Однако князь не шел. Ксения устала и не заметила, как уснула.

А муж так и не явился. Ни в эту ночь, ни в последующие…

Поначалу Ксения расстроилась – приготовленная речь пропала зря. Поразмыслив, она решила, что все к лучшему. Муж пренебрегает ею, ну, так что ж? Не больно-то хотелось… Будучи женщиной обстоятельной, Ксения решила познакомиться с домом. Взяв в спутники Антония, отправилась по помещениям и службам. Ксения не ждала, что ей обрадуются: неизвестно, какие порядки у русов? Возможно, княгиня у них никто. Оказалось, что нет. Перед ней распахивались двери, открывались сундуки и лари, а на каждый вопрос следовал подробный ответ. Антоний переводил, княгиня помечала нужное на куске пергамента, в глазах тиунов и ключников читалось одобрение. Они кланялись и благодарили за честь.

– Чего это они? – удивилась Ксения.

– Не ждали, – пояснил монах. – Думали, царевны на перинах почивают, а ты вон какая хозяйственная! Вниманием почтила. Гордиться будут, что с царевной беседовали, родне похвалятся. Умна ты, матушка!

Ксения зарделась: похвала Антония была искренней. Монах не походил на искушенных в интригах слуг Влахерна, как, впрочем, и другая челядь. Собираясь в Киев, Ксения представляла дворец русов сараем, где мечутся оборванные слуги, царят шум и гам, а дым стоит коромыслом. Так, в ее представлении, жили варвары. Ничего подобного не наблюдалось. Челядь ходила трезвой и опрятной и, что более удивительно, знала дело. Ключник по имени Ероха, к примеру, без запинки продиктовал, что лежит в каждом из сундуков княжьей скотницы. Ксения решила проверить и ткнула в один пальчиком. Ероха откинул крышку и стал выкладывать слитки. Их набралось сто два – как и сказал ключник. Пораженная Ксения сняла с пальца перстень и вручила Ерохе. Расстроганный ключник долго благодарил.

– До смерти запомнит! – прокомментировал Антоний. – Детям в наследство передаст. У самого-то серебра полны сундуки, но чтоб перстень с царевниного пальчика…

Разобравшись с двором, Ксения перенесла внимание на город. Посещала церкви и монастыри, заходила в лавки, говорила с купцами и ремесленниками. Везде встречали ласково. Благодарили за честь, а провожая, совали подарки. Ксения смущалась и пыталась отказываться. В ответ хозяева обижались. Приходилось брать. На улицах ей кланялись. Мужчины, завидев княгиню, снимали шапки, женщины улыбались и махали руками. Ксения была поражена. Она не ожидала подобного. Проникшись, она решила учить язык, Антоний вызвался в помощь. Учеба шла споро, Ксения заговорила по-русски. С акцентом, забавно коверкая слова, но понятно.

Жизнь налаживалась. Ксения улыбалась, вспоминая прежние страхи. Леонид прав: люди здесь добрые. Им не хватало утонченности, но были искренность и прямота. Ксении это нравилось. Единственное, что огорчало ее, – холодность мужа. Он избегал ее спальни. Ксения понимала, что не может рассчитывать на любовь, в конце концов, она тоже не влюблена. Но можно хотя бы из вежливости… Не обязательно ее ласкать, достаточно лечь рядом. Поговорить, наконец. Она может стать ему полезной. Не то дождутся: на улицах станут болтать. Служанки уже судачат – от них не скроешься!

Поначалу Ксения думала: у князя есть любовница. Во Влахерне это обычное дело. Служанки убедили ее: нет! В доказательство сводили в каморку, где ночевал князь. Та оказалась маленькой и темной. Из предметов обстановки имелись стол и широкая лавка, на которой, как уверяли служанки, и проводил ночи Иван. Увиденное Ксению расстроило. Как нужно не любить жену, чтоб спать на таких досках? Неужели она ему столь противна? Или есть другая причина? Ксения решила разведать.

– Князь любил прежнюю жену? – спросила Антония.

Монах, не ожидавший вопроса, смутился.

– Ну? – поторопила Ксения.

– Любил, – признался Антоний.

– Но в монашки постриг?

– Так она сама! – сказал рус.

– Муж обижал? – удивилась Ксения.

– Что ты! – возразил Антоний. – Да они как голубок с горлицей…

Ксения из объяснений Антония мало что поняла. Монах говорил долго и путанно, смысл его слов был темен. Принцессе требовался добрый советчик. Помог случай. На улице Киева она повстречала Алексия. Тот ехал не один. Протоспафария сопровождала женщина. Рослая, но очень красивая.

Ксения остановила повозку. Алексий поздоровался и познакомил княгиню с женой. Млава, так звали женщину, хоть и говорила по-гречески, но оказалась русской. Княгиня изумилась. Если Млава – русская, как Леонид может быть тестем Алексия? Расспрашивать, однако, не стала. Пожаловалась на незнание местных обычаев.