Нет чужих бед - Демченко Оксана Б.. Страница 43

— Истинно, — звучно, в полноте своих возможностей, раскрылся напевный голос гласеня, несравненного в речении слов служителя гармонии. — Ибо дано нам от первого дня звучание Гласа. И сказано: людей глубоко верующих бежит зло багровых теней. Сам Певец заслоняет их. Точно так же наш Адалор заслоняет каждую зиму багрянец мерзости проклятого Ролла. И очищает разум, и наполняет душу сиянием белого света пречистой истины. Нет скверны в сием доме.

— Глас Адалора милостив, — с явным облегчением вымолвил управляющий. Льстиво улыбнулся и передал гласеню тяжелый мешочек, звякнувший весьма определенно. — И чада его благодарны.

— Да пребудет с вами гармония, — воззвал гласень.

Пока он проповедовал, а управляющий старательно изобретал повод всучить мзду, вампирша устроилась в карете. Зрец занял место в своем кресле, перенесенном из прежнего экипажа. Сотник вскочил на свежего коня.

Гласень последним поднялся по ступеням, тотчас сложенным одним из слуг. Дверцы закрылись. Кучер щелкнул кнутом. Слаженно застучали копыта восьмерки коней, впряженных попарно.

— Гласень, а имя у тебя есть? — мирно и буднично уточнила вампирша. — Что мне, всю дорогу тебя обзывать голосящим молитвенную чушь?

— Ты, отродье, лишенное истинного…

— Нагиал его имя, — прервал отповедь зрец. — А мое — Ёрра. Я северянин, как ты понимаешь по речи.

— Меня вы, как и оговорено, будете звать Ариной. Вот и познакомились, — довольно отметила женщина. — Давайте так. Я дам обещание не делать попыток сбежать, а вы отправите в обоз этих глухих дурней-евнухов. С ними ехать тесно и вонюче. И потом: они выдают целиком мою природу тем, кто желает жить долго. Понимаете?

— Недопустимо… — охнул гласень.

— Не лжет. — Ёрра ехидно пропустил свою козлиную бороденку через кулак. — Да и бежать ей некуда. Кто примет женщину зимой, да еще в казенных браслетах со знаком Гармониума? Шубы у нее нет. Можно изъять и туфли, для уверенности. Насколько я знаю, к холоду отродья Ролла весьма равнодушны. В карете не замерзнет. Кинь мех под ноги для надежности, Нагиал. А глухие воняют, вот уж истина!

— Видел бы ты эти туфли, — вздохнула вампирша. — Так, одно название. Подошва да два ремня.

— Тогда сиди в них, — буркнул гласень, удивляясь себе. — И говори полную клятву. В звучании!

Женщина кивнула. Сосредоточенно прикрыла веки. И зашептала, запела, зазвенела голосом, отпущенным на волю. Как тут не поверить, что вампиры знают о гармонии не меньше, а то и больше, чем люди? Он учился звучанию — истинному голосу, убеждающему и не способному лгать, — три десятка кип. Но так сказать не может, хотя признан одним из лучших гласеней столицы.

Для настоящей проповеди ему приходится долго настраиваться, питаться особым образом два-три дня, беречь горло и отстраивать сознание. А тварь лишь прикрыла глаза и уже в полном голосе… Даже жалко, что с такими нельзя ужиться. Что коварство их и чернота души — безмерны.

Евнухи, освобожденные от охранного дела, охотно убрались в карету слуг. Им привычнее находиться там. А здесь — шевельнуться страшно! Да и охрана требует полной сосредоточенности. Вампирша довольно потянулась и подмигнула гласеню.

— А ну как обманула я вас?

— Звучание тебя предаст и парализует, — быстро отозвался гласень.

— Может, да. Но вдруг нет? Что знаете о звуках вы, люди? Мы пытались дать вам свое умение видеть и слышать прекрасное, чтобы смягчить ваши души. Но вы из гармонии создали глупую и никчемную религию. Духовную практику подменили ритуалами, лишенными сути и смысла. И превратили дар в оружие. Как обычно, впрочем…

Женщина тоскливо вздохнула и отвернулась к окну. Гласень чуть расслабился: бежать не собирается. По крайней мере, пока. Зря он копил в себе силу и готовил голос для приказа, спускающего взвод звучания ее клятвы.

Зрец повозился в своем кресле. Неуверенно обшарил подлокотники.

— Арина, я, пожалуй, пересяду к тебе, — как-то очень мирно и по-домашнему сообщил он. — Ну что я тут торчу, с прямой спиной и больной шеей?

— Опять кровушки вампирьей захотелось? — ласково уточнила женщина.

— Пока нет, — виновато отозвался зрец. — Но, по чести признаться, муторно мне. Сердце болит. Вся левая рука отнимается.

Вампирша покладисто кивнула. Встала, прошла к креслу и помогла зрецу подняться, довела до дивана. В карете, пусть и просторной, приходилось двигаться, пригибаясь, постоянно хватаясь за ручки и ремни. Кидало сильно, сытые свежие кони шли резвой рысью.

На диване зрец блаженно занялся собой. Подпихнул под спину две подушки, еще три сунул к стенке, устраивая руку. Снабдил опорой шею. Женщина помогала, кутая ноги в мех.

— Не так я представлял себе Большую охоту и ее последствия, — отметил зрец. — Прежде иначе было. Мы вас ловили, а вы старались умереть. Сильных и молодых обращали сразу. Старых везли в особых каретах, закрытых, с решетками. Выкачивали кровь, ослабляли. Ни разу ни один не согласился на клятву в звучании, ненарушаемую.

— Я бы тоже не согласилась, — мрачно ответила Арина. — В прежние времена. А теперь… Все утратило смысл. Я последняя. Вы — тоже последние. Без нашей крови у вас не станет истинного зрения и слуха. Все рухнет. Власть эргрифа падет, Гармониум лишится своего могущества. И вы скатитесь туда, откуда выползли пять веков назад, — в дикость. Стоит поступиться принципами, чтобы взглянуть на такое напоследок.

— Что за чушь! — встряхнулся гласень. И стал громко повторять то, что много раз сам слушал с усмешкой сомнения: — Мы победили в войне с вами. Устранили угрозу для человечества. Ваши краснокожие чудовищно опасны, и, когда их не станет, мы лишь выиграем. Вы начали войну.

— Разве? Давай я расскажу тебе нашу версию истории.

— Попробуй, — согласился зрец, опережая отклик гласеня. — Всегда хотел узнать, что вы о нас думаете.

Арина откинулась на спинку дивана и чуть помолчала, готовясь исполнить обещание. Из-под опущенных век она наблюдала за своими спутниками. И думала. Ей требовалось любыми средствами влить кровь в уста хотя бы еще двоих помимо зреца. И не простых воинов, а служителей. И еще, возможно, сотника…

Влить кровь, чтобы получить над ними частичный контроль, на полный в ее нынешнем состоянии рассчитывать не приходится. Старость, как говорят люди, не радость… Ей уже двести семьдесят пять зим. Или кип, как любят твердить люди. Впереди, будь время и обстоятельства иными, имелся бы еще полный век жизни. Но усталость накопилась прежде срока. Паразиты, которых она добровольно допустила в свой организм, лишали сна. Снижали полезность любой пищи и ее питательность. Донимали болями в области печени и желудка. Зато именно бессилие болезни даровало полную уверенность в том, что обратить ее невозможно. Гибель наступит мгновенно, едва ее вынудят попробовать отравленную кровь людей. И не будет ужасного перерождения, превращающего разумное существо в вечно голодную тварь, лишенную сознания. Покорную воле того, чья кровь первой попала в горло, — укротителя.

Конечно, лучше и правильнее было бы умереть. И не позориться, не тратить себя на общение с этими мерзкими отродьями «гармонии». С врагами — так проще и честнее. Порвать горло одному и свернуть шею второму. Это она успеет. Звучание, клятва без отмены, вступит в силу чуть позже.

Но нельзя. Если бы в карете ехали оба уцелевших зреца! Если бы она осознала их приближение раньше. Если бы…

Все сложилось так, как сложилось. Кто глух к первым шорохам напряжения, должен принять всю мощь внезапного для него обвала. Принять со смирением мудрости — и не роптать.

Главное она сделать успела. И пока все удается. Зрец сперва был плох, а потом неразбавленная теплая кровь его крепко подчинила. Не увидит. Она рядом, яркая и взрослая. А Шарим еще молод и не так отчетлив для поиска. Он ушел из замка одновременно с прибытием передового разъезда. Перерожденные, которых люди зовут краснокожими, не учуяли. Зрец был без сознания. Хорошо. Удачно. Главное — ей оказалось по силам убедить упрямца уйти!