Нет чужих бед - Демченко Оксана Б.. Страница 98

Зорень же, к немалому огорчению Ёрры, испытывал к зрецу и его спутнику почтение, временами переходящее в священный трепет. Как можно нормально общаться с тем, кто кланяется в пояс, спешит исполнить любое пожелание, срываясь в бег и понукая прочих. Когда утомленные таким обхождением путники затащили полусотника в карету и учинили ему допрос, Зорень смущенно признался: именно так и есть. Никогда он не получал более высокой награды от грифа. Охранять самого зреца! Да грифов — два десятка, а еще дети признанные и непризнанные, ближняя родня, дальняя — целый город можно заселить! Зрец же всего один. «Чудодей», — благоговейно выдохнул воин.

Ёрра скривился и стал ругаться изобретательно и сложно, отказываясь от способностей, уникальности и даже всей охраны, если его не могут считать нормальным человеком. Полусотник пообещал исправиться. И вот — держит слово. Уже второй день называет Ёрру по имени. Не добавляя хоть пару красивых и длинных титулов, придуманных храмом для зрецов. И даже решается забираться время от времени в карету, чтобы рассказать о дороге, канале или погоде.

— Зорень, — зрец капризно поймал за рукав собравшегося было покинуть экипаж воина, — вижу я плоховато, а думать да гадать мне, старому, утомительно. Сам скажи, что у тебя за шуба странная?

— Это все ее милость Берна, — вздохнул полусотник. — Добрейшая грифья, иная бы со свету сживать взялась. А она привечает. Как погиб сынок нашего Варзы Гридима, вдвойне внимательна стала. Знает каждого, кто в выстроенных грифом теремах родился. Настояла, чтобы учили нас как следует. Чтобы мы могли себе дело выбрать по душе. Я-то два раза из дома сбегал… меня и не держали, если уж по чести признаться.

Ёрра довольно кивнул, получив подтверждение своих догадок. Поудобнее перехватил рукав шубы полусотника, не думая отпускать его, пока тот не расскажет все толком. Зорень спорить не стал и выложил все, без утайки. Да, он уверен, что мама очень хотела заполучить терем и приданое. Незаконного сына, рожденного по весне, отправила к дальним родичам, доплатив еще и деньгами: с глаз подальше. Ведь ничего большего с грифа получить было невозможно… Терем женщина выгодно продала, перебралась на новое место и удачно вышла замуж за старосту богатого села. Тем и исполнила все свои нехитрые мечты. Зореню было неполных десять кип дней, когда в глушь прискакали стражи замка, отосланные по приказу грифьи разыскивать «кровь Сарыча». Вытащили из чулана: он сидел под замком после второго побега от родни, для которой был не более чем дармовым работником. Затем Зореня увезли в замок. И грифья сама беседовала с ним. Спрашивала, как хочет жить и к чему склонен.

— Много вас таких? — заинтересовался Орлис.

— У меня два брата и сестра. Один торгует в столице, второй подался в послы, живет на юге, в землях грифа Окриймского. Сестру просватали на север.

— И кого гриф выберет наследником? — подслеповато прищурился Ёрра.

— Варза Гридим еще не стар, грифья Берна, благодарение Адалору, скоро выздоровеет, — нахмурился воин. — К чему такой вопрос? Если вам, о прозревающий свет, угодно меня испытать…

— Смотри-ка, — порадовался Ёрра, — он уже со мной ругается! Он меня норовит оскорбить этим глупым прозванием!

— Простите, — виновато сник воин.

— Так мне нравится, когда со мной говорят нормально, а не как с непогрешимым воплощением бога, — пояснил зрец. — Ругайся дальше сколько пожелаешь. А только грифом тебе не быть. Твердо я уверен, именно так.

Зорень довольно кивнул, получив весьма ценное для себя предсказание. И, освободившись от «угрозы наследования», как сам он именовал свое положение в замке, стал куда приятнее в общении.

Вот и теперь: сидит, степенно пьет горячий взвар и рассказывает о Клыках Ролла. Даже не смотрит на зреца! Потому что видит: Орлису его история куда нужнее. Маленький эфрит никогда не слышал северных легенд. А Ёрра хоть и великий человек, но родился-то он в Загорье. Не может совсем не помнить преданий, ведомых там каждому.

— Однажды, — начинают сказание старики и повторяющий их слова Зорень, — Ролл пребывал во гневе. Отчего он поссорился с братом, разве людям угадать? Но осерчал крепко. И решил поделить землю надвое. Чтобы безраздельно владеть жарким югом, не выделяя и крохи тепла замерзающему северу. С этой целью явился он в мир, принял образ рыбы с огромными клыками. И стал рвать плоть земли. Первый кусок отделился легко — он и есть черный остров Ролла в устье Срединного канала. Затем земля сделалась столь обширна, что отрывать острова от нее более не удавалось. И рыба поползла, разгрызая кости мира. След ее — Срединный канал. Уже до середины земли он пролег, когда Адалор осознал, сколь ужасны будут последствия безрассудного деяния Багрового. Спел он слово разума, и Ролл услышал. Не сразу, само собой, но постепенно бог ночи осознал: нельзя рвать землю. Ведь погибнут люди! Те, северные, кто исконно почитал его подателем жизни, кто не заслужил гнева и мести. Опамятовавшись, покинул он тело рыбы, немедленно остывшей, замершей камнем. Часть ее тела рассыпалась в прах со временем: требуха, чешуя, мясо. Но остов, череп и огромные клыки уцелели, их прочность оказалась неодолима. Так до сих пор и стоят они на разных берегах Срединного канала: два клыка рыбы Ролла.

Зорень улыбнулся, довольный тем, что его легенду слушают с полным вниманием. Указал за оконце. Карета как раз заползла на очередной изгиб дороги. Отсюда скалы-клыки были видны во всей красе. Багряный гранит. Два равных острых пика, ощеренных в небо.

— Когда люди поумнели и перестали бояться дохлой рыбины, — весело и не особенно почтительно сообщил полусотник, — они нашли ей применение. Канал здесь узок. Две сотни кип дней назад удалось выстроить через него мост. Подвесной, как в столичном замке его милости.

— Красиво, — выдохнул Орлис, усердно плюща нос о стекло.

— Очень, — согласился воин. — Гриф полагает, добавлю совсем уж тайное, что мост выстроили не мы. Его перекинули через бездну те, кого на юге зовут вампирами. У нас их имя — если не произносить ругательные, само собой, — рожденные Роллом. Потому что кожа их темнее нашей, а в волосах сохранился блеск багрянца.

— Это мало кому ведомо, — задумался зрец. — А про мост… даже храм не знает такого.

— Гриф мудр, — веско заверил полусотник. — Его хранилище пергаментов — лучшее во всей Дарле. Я много читал, мне позволено. Только говорить о том, что знаю, я обещал не всякому, лишь самым надежным людям. Мост точно не наш. Сам осматривал цепи. Ржави ни на ноготь! И это за две сотни кип дней… А еще они звучат. Если прикрыть глаза и сосредоточиться, можно разобрать голоса. Я семь связок дней стоял в дозоре у моста, наслушался. Это нетрудно, надо лишь время выбрать. Вот потому и хочу вас туда доставить перед восходом.

Зрец буркнул под нос короткую благодарность и отвернулся, рассеянно гладя Бафа по рыжему пушистому меху. Нелепо, ребячливо и нечестно отгораживаться от спутников. Но сегодня ему особенно сильно хотелось не зрить, а всего лишь видеть.

В молодости и он, чего греха таить, грезил о величии и поклонении. Зрение тогда казалось весьма скромной платой за обретенную уникальность. Он лежал и смотрел на жестокое полуденное сияние летнего Адалора. Кровь ампари, о дальнейшей судьбе которого до сих пор страшно и стыдно вспомнить, стекала по лицу, как слезы. В мутном горячем ее течении Адалор казался мрачным и зловещим. Багровым, страшным, разгневанным. Ёрра говорил о своих ощущениях гласеню, отвечавшему за его воспитание. Самонадеянно и в то же время испуганно уверял, что уже зрит. Что Адалор недоволен уничтожением отродий, принадлежащих его брату Роллу. И что однажды он отвернется от своих детей, позволит Роллу взыскать с них все долги…

Гласень смеялся в ответ. Все при обучении блажат. Считают себя пророками, хотя их единственное назначение — указывать на тварей и обличать ложь собеседников маэстро.

После первого дня Ёрра сохранил значительную часть зрения и обрел странное, мучительное и назойливое желание поговорить с тем кровопийцей, которому обязан и скорой слепотой, и следующим за ней уделом провидца. Теперь Ёрра понимал: та тяга была воздействием ампари, пытавшегося использовать свой последний шанс избежать обращения.