Страсть с повинной - Бэрд Жаклин. Страница 31

— Все хорошо… — сказала она дрожащим голосом.

— Ничего хорошего, черт побери! — фыркнул Бенедикт раздраженно. — Клянусь, ни с одной женщиной я не вел себя таким образом. — Он отбросил прядь волос со лба. — Ты устраиваешь такую сумятицу из моих чувств; злишь и бесишь меня, пока я не теряю самообладание. Ты такая очаровательная и такая маленькая! — Он окинул взглядом ее хрупкую и в то же время чувственную фигурку. Насупясь, он начал застегивать ее измятую блузку и поправлять задранную юбку. — Боже, и это называется первая медовая ночь! Прости, Ребекка. Я вел себя… как кобель. Я, наверное… сделал тебе больно? Она улыбнулась с нежностью.

— Нет, нет, ты мне не причинил боли. Она хотела погладить его нахмуренный лоб — так она гладила Даниэля, когда на его личике появлялась точно такая же мина — смесь сожаления и вины. Ее фиалковые глаза широко раскрылись от внезапного прозрения. Его любовь не может причинить ей боль. Она любит его… Она больше не может обманывать себя. Это не похоть, не супружеский долг, как она себе внушала, это великая любовь… Она ликовала от своего открытия, сияющими глазами всматриваясь в него, как вдруг в ее сознание вторглись его слова.

— ..Может быть, не сегодня, когда-нибудь, я расскажу, что чувствую к тебе. — Он говорил медленно, невнятно, хрипловатым голосом, как будто делился чем-то сокровенным. — Мне не следовало на тебе жениться. — Он устало потер глаза тыльной стороной ладони.

Ребекка смотрела на него, не в силах оторвать взгляда от его такого привлекательного и в то же время измученного лица. Ее руки вдруг сжались в кулаки, истерический хохот вырвался из горла, когда безнадежность всего происшедшего потрясла ее. Она наконец призналась себе в том, что любит Бенедикта и, наверное, всегда любила, а он как раз в это время пришел к противоположному заключению: он ненавидит ее и не должен был на ней жениться.

— Бенедикт… — простонала она в отчаянии. Его лицо, казалось, снова затянула знакомая непроницаемая маска.

— Можешь пока жить тут, но не бойся, я больше не трону тебя. Я куплю дом в деревне для тебя и Даниэля. Сам останусь жить в городе, но, с твоего разрешения, буду посещать вас иногда.

Ее затрясло, глаза болезненно зажмурились. Он все разложил по полочкам.

— Ты озябла, Ребекка, иди спать. — Он оглядел кухню. — Я наведу здесь порядок… Поговорим завтра. — Его сдержанный тон окатил ее холодом.

Она медленно вышла из кухни, леденящий озноб сковал ее тело. Нетвердыми шагами она поднялась по лестнице в спальню. Поговорим! О чем? Она разделась и умылась, прежде чем лечь в постель, но уснуть не могла.

Глаза застилали слезы. Они были женаты всего несколько коротких сумасшедших часов, и за это время ее чувства претерпели целую гамму изменений. Всего лишь три дня прошло с тех пор, как она в своем уединении, в собственной квартире, грустила о том, что ей придется выйти замуж за Бенедикта, но и утешала себя тем, что никогда не будет его любить, а значит, он уже никогда не сможет причинить ей боль…

Она обольщалась, считая себя трезво мыслящей и интеллигентной женщиной, неспособной дважды повторить одну и ту же ошибку. Считала, что никогда не сможет любить человека с таким жестоким и мстительным характером.

И вот теперь, вопреки всему этому кошмару, лежа в постели, где они только что были вместе, она не может отрицать, что любит его…

Ребекка проснулась оттого, что тяжелая рука опустилась ей на грудь. Она повернула голову и в предрассветной мгле различила рядом с собой очертания лежавшего на спине Бенедикта. Рука его покоилась на ней, не давая подняться.

Она смутно припомнила; как, ложась спать, мучилась оттого, что влюблена в собственного мужа. Наверное, она заснула и не слышала, как он тоже лег в постель.

Она напряженно вслушивалась в его бормотание. Проснулся он или нет? Нет, но он так положил руку, что ей трудно было дышать. Она постаралась оттолкнуть его плечо, и ладонь ее прикоснулась к его телу. Он весь горел, и ей стало ясно, что у него жар. Она услышала, что он сквозь стоны называет ее имя, и пальцы ее невольно стали ласково гладить его плечо. Кожа у него была влажной от испарины…

Нет, это не простой сон; Бенедикт тяжело дышал, гортанно проборматывал какие-то слова, смысла которых она не могла понять. Может быть, это ночной кошмар? Прежде она считала Бенедикта суперменом, но в эту минуту, когда он в забытьи удерживал ее в постели, она осознала, что он так же, как и все люди, подвержен страхам.

Не сумев поднять одной рукой его руку, она осторожно выползла из-под нее и, уже сидя, двумя руками сдвинула ее и встала с постели. Включив ночник, она надела халат и внимательно вгляделась в Бенедикта. Нет, это не просто кошмарный сон, с ним что-то неладно.

Он заметался, одеяло спустилось на бедра. Его грудь вздымалась от неровного дыхания, лицо пылало, а темные волосы, влажные от пота, прилипли ко лбу.

— О, Бенедикт, — прошептала она, сидя на краю постели, и отбросила влажную прядь волос с его лба. У него ужасный жар, наверное, высокая температура, подумала она со страхом.

Она вспомнила, как Даниэль переболел корью, и ее сердце защемило от любви к больному мужу. Он выглядел таким беспомощным! Она прикусила губу. Что она глядит на него, дуреха, надо ведь что-то делать!

Она позвала его, но он не открывал глаза; загнутые ресницы, казалось, были склеены. Может быть, это грипп? — подумала она. В это время по телу у него пробежала дрожь — видимо, его лихорадило. С трудом она натянула на него простыню, и вдруг он поднял голову, широко открыл глаза и схватил ее за руку железной хваткой.

— Ребекка, Ребекка, не покидай меня, пожалуйста. Я… — Его губы беззвучно шевелились.

— Я здесь, я никуда не ухожу, но ты болен… — Кто его лечит? Они ведь теперь муж и жена, спали в одной постели, а она почти ничего о нем не знает. — Тебе нужен врач. — Она видела, как судорожно ходит его кадык, ему трудно было глотать.

— Нет, не надо врача… — Его темные глаза блестели лихорадочным блеском. — Врачебный кабинет — ванная комната… — Силы оставили его, он закрыл глаза, голова упала на подушку.

Она поправила одеяло; паника охватывала ее все больше. Это лихорадка! Что за лихорадка? Вероятно, он и раньше страдал от этой болезни.

Но что за болезнь? Еще, несколько минут она просидела возле него. Спит он или без сознания? Но нельзя же так сидеть, ничего не предпринимая!

Вскочив на ноги, она бросилась в ванную комнату, открыла висячий шкаф над умывальником и простонала:

— О нет! — В шкафу стояли самые разные флаконы и, она, дрожа всем телом, стала читать ярлыки. В четырех флаконах были болеутоляющие таблетки. Но вот еще два; она вздохнула с облегчением, когда прочла на обоих фамилию врача.

Спустившись вниз с двумя последними флаконами, она вбежала в кабинет Бенедикта. Записная книжка и личный телефонный справочник лежали на большом, орехового дерева столе. И вот она уже набирает номер доктора Фалькирка.

Ответил низкий сонный голос. Она объяснила положение, и ей сказали, чтобы она нашла один из флаконов, на ярлыке которого написано хлорхинин.

Она вздохнула с облегчением:

— Да, есть.

— Прекрасно. Не волнуйтесь, такое часто бывает. Мистер Максвелл, по обыкновению, забыл принять таблетки, миссис Джеймс. — (Ребекка не стала его поправлять.) — Дайте ему немедленно одну, со стаканом воды. Присмотрите за ним, побольше жидкости, а я буду у вас после утреннего приема.

Она уже было хотела закричать на врача, чтобы он пришел сейчас же, но потом рассудила, что ему виднее. Поднявшись наверх, она наполнила кружку водой и вошла в спальню. Бенедикт лежал неподвижно, в таком же состоянии, в каком она оставила его: болезненный румянец и капли пота на лбу, .. Она подавила рыдания.

— О, Бенедикт, пожалуйста, — прошептала она, — проснись! — Держа таблетку в одной руке, она поставила кружку с водой на тумбочку и попыталась приподнять его голову. На мгновение он открыл глаза, и его лихорадочно блестевший взгляд остановился на ней.