Восстание Девятого - Лор Питтакус. Страница 38

– Где Четвертый? – этого парня не назовешь непоследовательным.

– Кто? – переспрашиваю я, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорит. Если я этого не сделаю, то повторю прошлую ошибку. Внезапно его спокойного голоса как не бывало. Он кричит в динамик:

– Где Четвертый?

Я морщусь от шума.

– Идите к черту, – бросаю я. Я не собираюсь ничего ему говорить.

«Элла? Марина? Кто-нибудь? Если кто-нибудь меня слышит, пожалуйста, ответьте. Мне нужна помощь. Я в какой-то пустыне. Я знаю только, что я недалеко от базы правительства США, и меня арестовало ФБР. Мы куда-то едем, но я не знаю куда. Со мной что-то случилось: я не могу пользоваться своими Наследиями».

– Кто был с тобой в Индии, Шестая? Кто этот мужчина и девушки?

Я молчу. И представляю себе лицо Эллы. Она самая младшая из нашего народа. Я представляю, как ей должно быть тяжело. А теперь она осталась без Крейтона. Только позавчера я завидовала им, а теперь его нет.

– Какие у них номера? Кто эти девушки? – агент Парди спрашивает нетерпеливо, но спокойнее.

– Это моя группа. Я играю на ударных. Они поют. Мне нравятся «Джози энд Пуссикэтс», а вам? А еще я люблю старые мультики. Всем ребятам они нравятся.

Когда я улыбаюсь, губы снова начинают кровоточить. Мне все равно. Я чувствую привкус крови и улыбаюсь еще шире.

– Шестая? – спрашивает он мягче. Видимо, он решил попытать счастья с тактикой доброго полицейского. – С тобой в Индии были Пятая и Седьмая? Кто тот мужчина? Кто эти девушки?

Неожиданно я словно теряю контроль над своими словами. Голос даже не похож на мой.

– Марина и Элла. Милые, милые девочки. Лучше бы они были посильнее.

Что я говорю? Почему я вообще что-то говорю?

– Марина и Элла тоже принадлежат к твоей расе? Зачем им быть сильнее? И какой номер у Марины?

На этот раз я успеваю себя остановить, в ужасе от того, что я вообще раскрыла рот. Мне приходится собрать все силы, чтобы ответить так, как нужно. Как будто внутри меня идет война.

– Я не понимаю, о чем вы. Почему вы все время говорите про номера?

Голос агента Парди гремит из динамика:

– Я знаю, кто вы! Вы с другой планеты! Я знаю, что вы все пронумерованы! Господи, да у нас ваш корабль!

Когда он упоминает корабль, у меня начинает кружиться голова. Я снова вижу наш полет с Лориена. Я вижу себя ребенком, который стоит у иллюминатора и вглядывается в пустоту космоса. Я ем за длинным белым столом и смотрю на остальных. Все они с своими Чепанами. Вот мальчик с длинными черными волосами. Он смеется и кидается едой. Светловолосая девочка рядом с ним тихо жует какой-то фрукт. Чепаны за другим концом стола пристально наблюдают за детьми. Я вижу, как маленькая Марина плачет, прижав ноги к груди, на полу под пультом управления. Ее Чепан стоит рядом на коленях и пытается убедить ее подняться. Я помню, что мы с мальчиком с короткими черными волосами влипли в какие-то неприятности. Следующим я вижу маленького Четвертого. У него длинные волнистые волосы. Он босой ногой пинает стену, злясь на что-то. Потом он разворачивается, хватает подушку и швыряет ее на пол. Он поднимает глаза, видит меня и краснеет. Я протягиваю ему игрушку, которую я у него украла. Меня снова охватывает чувство вины, такое же сильное, как и тогда. Остальные лица в комнате расплываются. Потом я вижу себя в объятиях Катарины, когда мы прилетели на Землю. Дверь корабля открывается.

Откуда появились эти воспоминания? Раньше, как я ни старалась, я почти ничего не могла вспомнить о нашем полете на землю, за исключением мелких деталей. У меня никогда не бывало таких ярких воспоминаний.

– Ты слушаешь меня? – кричит Парди. – Мы говорили с могадорцами.

Это сдергивает меня с небес на землю.

– О, да неужели? И что же они сказали? – я пытаюсь делать вид, что просто поддерживаю разговор, но тут же об этом жалею. Зачем мне понадобилось признавать, что я знаю, кто такие моги? Но прежде чем я успеваю как следует расстроиться из-за своей ошибки, мой разум возвращается к кораблю. Я вспоминаю, как двери корабля открываются, и человек с темными волосами, в очках с толстыми стеклами, появляется на пороге, готовясь приветствовать нас. В руках у него портфель и белый планшет, а за его спиной я вижу большую коробку с одеждой. Откуда-то я знаю, что это отец Сэма. Как я хочу снова увидеть Сэма.

– Я хочу увидеть Сэма, – бормочу я. Я не хочу ничего говорить, не хочу, чтобы агент еще о чем-то узнал от меня, но ничего не могу с собой поделать. Я слышу собственный голос, чувствую, что мысли у меня путаются, я едва соображаю. Тут же я понимаю, что в воду что-то подмешали. Поэтому я не могу уцепиться ни за одну мысль, поэтому я все время возвращаюсь в прошлое и поэтому мне так больно, когда я пытаюсь пользоваться Наследиями.

Я целовала Сэма. Надо было поцеловать его по-настоящему, но я боялась, что подумает Джон. Джон. Джона я тоже целовала. Я бы очень хотела снова его поцеловать. У меня внутри все как-то перехватывает, когда я вспоминаю, как Джон взял меня за плечи и развернул к себе. Он наклонился ко мне, но как раз в этот момент дом взорвался. Я чувствую, как мой подбородок слегка приподнимается, когда я снова и снова проигрываю этот момент в воображении. Но на этот раз, когда дом взрывается, мы целуемся. Это идеальный поцелуй.

– Сэм? – спрашивает агент Парди, прерывая мои мысли. Зря. Мне действительно нравилось это воспоминание. – Я думаю, ты имеешь в виду Сэма Гуда?

Теперь я вижу только лицо Сэма перед собой, и мой разум окончательно перестает мне подчиняться.

– Да. Именно. Я хочу увидеть Сэма Гуда, – я слышу, что голос у меня совсем сонный.

– Он один из вас? Какой номер у Сэма Гуда?

Мои веки тяжелеют, и я чувствую, что засыпаю.

И от наркотиков есть небольшая польза.

– Шестая! – кричит он. – Эй, Шестая! Проснись! Мы еще не закончили!

Мне так неприятно от его криков, что я подскакиваю, но веревки меня держат.

– Шестая? Шестая! Где Сэм Гуд? Где Джон Смит?

– Я убью тебя, – шепчу я. Моя злость на то, что я лежу тут связанная и беспомощная, оказывается сильнее меня. – Когда я тебя найду, я тебя убью.

– Не сомневаюсь, что попробуешь, – смеется агент.

Я пытаюсь прочистить голову, сосредоточиться на том, где я сейчас. Но все кружится, и я теряю сознание.

Камера крохотная, с цементным полом и стенами. В ней стоит унитаз и блок цемента, к которому привязан матрас. На нем слишком короткое, не по росту мне одеяло. Я пришла в себя два часа назад, может быть, больше. Мне трудно собраться с мыслями. Я пытаюсь как-то восстановить ход событий с того момента, как я оказалась одна в пустыне, до того, как я пришла к воротам, и до чудовищной поездки, где меня допрашивали. Мне надо понять, где я была, сколько времени прошло и о чем я проговорилась. Привести разум в порядок не так уж просто. С того момента, как я пришла в себя, огни над головой не переставали мигать. Голова у меня пульсирует острой болью. Во рту сухо, и я прижимаю руки к сведенному спазмом желудку, но все равно пытаюсь сосредоточиться на самой важной части воспоминаний – разговоре с агентом.

У меня получается стать невидимой – просто чтобы убедиться, что я все еще могу, но тут же на меня накатывает та же волна дурноты, что и в машине, так что я немедленно снова материализуюсь. Или наркотики до сих пор действуют, или это вызвано чем-то другим. Я закрываю глаза, чтобы спрятаться от мигающего света. Он такой яркий, что окончательно укрыться от него не удается. Я помню, агент Парди сказал, что он говорил с могадорцами. Зачем правительству США связываться с могами? И зачем агент сообщил об этом мне? Разве они не знают, что моги враги? Чего я не могу понять, так это что правительство знает обо мне, о нашей расе. Как только могадорцы избавятся от Гвардии, они примутся истреблять людей, всех до единого. Правительство в курсе? Думаю, моги рассказывают им не все.

Откуда-то сверху доносится мужской голос. Это не Парди – агент, который разговаривал со мной в контейнере. Я открываю глаза в поисках отверстия или динамика, но эти мерцающие огни ничего не дают разглядеть.