Манагер - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 34
— А нет их, — посерьезнела Рила, — поехали с отцом десять лет назад за товаром и пропали. Отца нашли с разбитой головой, он ничего не помнит, а матерей наших не оказалось. Скорее всего, работорговцы захватили. Мы пытались что-то узнать — бесполезно. Так и не знаем, где они. Он иногда забывается и говорит о них, как о живых, о женах, которые ждут дома, а их нет. Может быть, и в живых-то нет…
— Извини, что спросил… у каждого свое горе.
— Нет, ничего — мы уже привыкли. Так и живем вот толпой…
Я еще немного неловко потоптался на пороге дома, потом попрощался и вышел на улицу. Мой «рюкзачок» приятно оттягивали заработанные монеты, шлем и броню я тоже уложил в мешок — мое разгоряченное тело обдувал свежий морской ветерок, и шагать мне было легко и приятно. Теперь мой путь лежал на невольничий рынок.
Рынок! При этом слове всегда вспоминается запах огурцов и помидоров, пряностей и копченостей — кругом редиска, клубника, на плавящемся под солнцем асфальте стоят рядком тетки с ведрами вишни и наперебой зазывают купить только их ягоду, такую крупную и замечательную.
Мне и нравился базар, и не нравился — толкотня, жара, но зато есть возможность поесть чего-нибудь вкусненького, того, чего нет в магазине.
Невольничий рынок — это нечто другое, это место отдавало безнадегой, горем, проклятием и отчаянием. Огромное пространство городской площади было уставлено рядами деревянных клеток, оно сильно напоминало какой-нибудь вещевой рынок, с его боксами, контейнерами и нишами, вот только вместо обуви и куч различных штанов в этих клетках находились люди. Кого там только не было! От младенцев до стариков. Рабы, как и все люди в экстремальной ситуации, вели себя по-разному: одни плакали, другие смеялись, третьи спокойно сидели и ожидали своей участи. Большинство рабов были голыми, редко кого прикрывали какие-то лохмотья — зачем тратиться на одежду для рабов? На стоимость она не влияет, температура тут такая, что можно ходить голым круглый год, — зачем лишние расходы? Достоинство человека? Какого человека? Раба? Так какой же он человек…
Мне надо было найти какой-то административный орган этого рынка, я был уверен, что он есть — клетки стояли ровными рядами, соблюдался порядок и чистота, даже испражнялись рабы в клетках в специальные параши, которые, видимо, в конце дня куда-то выносились.
Ко мне сразу бросились несколько торговцев живым товаром и сразу стали нахваливать своих рабов:
— Господин, вот прекрасная девственница двенадцати лет! А вот мальчик четырнадцати лет, будет крепким рабом! А вот швея тридцати лет, да еще с ребенком! Берите, дадим скидку! Смотрите, у него все зубы целы — здоров, как загар! Это будет хорошее приобретение!
Я смотрел, и меня слегка подташнивало от происходящего. Вот, смотри, смотри Васька, от чего мы ушли! Это ведь наше прошлое! И твое настоящее…
Узнав у ближайшего торговца, где находится администрация рынка, я зашагал в дальний угол площади, где виднелись несколько развесистых деревьев. Там, в их тени, и стояла будка администрации. Ну, будка не будка, а нечто вроде летнего домика, с крышей и плетенными из прутьев стенами, хорошо пропускающими морской ветерок.
Внутри сидел здоровенный бугай — первый раз за все время на Машруме я увидел толстого человека. Видимо, у него было что-то с гормонами, поэтому его расперло так, что он с трудом мог ходить.
Взглянув на меня через порог, бугай сделал жест своим охранникам — пропустите! — и, когда я приблизился к его столу, заваленному пергаментами и больше напоминающему аэродром, а не письменный стол, спросил:
— Что хотел, акома? Давай я угадаю. Пропала какая-то баба из вашего племени и ты пришел ее искать?
Я ошеломленно вытаращился на бугая, не понимая, как он все узнал. Меня даже охватила легкая паника: что еще ему известно?
— Что, соображаешь, откуда я знаю? — довольно засмеялся-заухал толстяк, верно истолковав мое замешательство. — Да ты не первый тут уже! Вы, акомы, время от времени приходите сюда искать ваших соплеменников, как будто они у меня тут сидят, в этом столе. Да не знаю, не знаю я, где ваши бабы, куда они делись, не доставайте меня своими дикарскими рожами! Ваши бабы самый желанный товар на всем рынке и здесь практически не появляются, в основном они уходят сразу к богатым людям и увозятся с материка — иначе же вы в покое не оставите, будете лезть и лезть к новому хозяину! Вы же безумные дикари, нет бы успокоиться — ну пропала и пропала, новую найду, так вам надо беспокоить уважаемых граждан!
Я давно так никого не ненавидел — у меня просто кровь бросилась в лицо, и мне захотелось размозжить башку этому уроду тут же, на месте, несмотря на возможные последствия. Бугай заметил мою реакции, не испугался и только угрожающе сказал:
— Вон там в тебя целятся трое стрелков с луками — еще движение, шаг, и тебя начинят стрелами, как рыбу мясным фаршем. Давай вали отсюда, дикарская морда!
Я глубоко вздохнул, повернулся и вышел из дома. Не время, еще не время разбираться с уродом… мы еще встретимся, я так думаю. Интересно, как это он до сих пор живой, с такой работой и с таким мерзким характером? Наверное, он только со мной такой подлец — кто я для него? Акома, не имеющий статуса, дикарь из джунглей, а вот с богатыми и высокостатусными он ведет себя по-другому…
Итак, рассуждаем: на рынке акома не продают — боятся мести соплеменников, кроме того, этот товар обычно сбывают под заказ. Но на сей раз заказа, скорее всего, не было, похищение, судя по всему, получилось спонтанным. Мне так кажется. Значит, похитители должны были искать покупателя, а следовательно, засветиться.
Где они могли искать покупателя? Вернее, так: куда они могли пойти после того, как приехали в город? Конечно, в забегаловку с выпивкой и едой. Искать нужно не девушку из племени акома, искать нужно отряд охотников за рабами, который недавно пришел в город. Особая примета — в отряде недавно погибли люди. А уже там, где сидел этот отряд, нужно искать следы похищенной — они обязательно будут хвалиться, болтать, а персонал харчевни все слышит, все примечает. Итак, начну-ка я вояж по харчевням…
По харчевням я ходил до глубокого вечера.
К вечеру я уже отдувался от съеденного и выпитого — пришлось потребить множество местных блюд, оказавшихся довольно вкусными для тех, кто любит острую пищу. Этот анабасис по забегаловкам пробил ощутимую брешь в моих финансах — цены в заведениях у рынка оказались довольно высокими, ну это и понятно, сюда съезжались торговцы со всего мира, богатые, успешные, деньги не особенно считали, вот цены и «разжирели».
Нужную мне харчевню я нашел, уже когда совсем стемнело, не помню, какой она оказалась по счету — то ли пятнадцатой, то ли двадцать пятой. Они все слились у меня в бесконечный поток пьяных рож, кухонного чада, дыма курительных наркотических палочек и запаха пролитого вина.
Это была небольшая харчевня, находившаяся немного в стороне от невольничьего рынка.
Я устало перешагнул через ее порог, огляделся — в углу нашлось свободное место за стойкой, у которой сидели несколько бойцов, по виду напоминающих то ли разбойников, то ли пиратов, то ли охотников за рабами — что, впрочем, суть одно и то же. Зал освещался каменными масляными светильниками, чадящими в потолок, уже черный, как уголь, от многолетних наслоений копоти. Я даже посмотрел вверх, определяя, не свалится ли мне в чашку кусок копоти с потолка.
Бармен подошел ко мне с немым вопросом, и я попросил его принести кружку легкого светлого вина — ох, сколько я их сегодня уже выпил! Хорошо еще, что мой организм разлагает этот алкоголь молниеносно, иначе я давно бы уже валялся пьяный под забором. Кружка обошлась в две монеты, я даже слегка крякнул.
Мой сосед, мужчина лет тридцати с извилистым уродливым шрамом через правую щеку, с усмешкой сказал:
— Да, тут цены кусаются. А что делать? Это же почти столица, большой портовый город. Зато вино здесь все-таки хорошее, правда же?
Я согласно кивнул, а сосед продолжал чего-то говорить, рассказывая, какой это важный город, как тут все могут добиться успеха, если голова на плечах, и всякую тупую хрень, которую я и на Земле-то пропускал мимо ушей, считая ее заманухой для приезжих.