Война - Злотников Роман Валерьевич. Страница 16

В том, что атаку они отразят, корнет не сомневался. Даже если обещанные их полку командованием в качестве усиления пушки и взвод блиндированных автомобилей где-то затеряются и не успеют вовремя. Ну мало ли как оно на войне бывает… Но вот какой ценой? И что будет позже? Нет, план выглядел просто превосходным. Корнет был уверен, что подобные ловушки германцам подготовлены и в других местах. И если все сработает так, как задумано, они за первые же два-три дня сумеют разгромить бо?льшую часть войск, прикрывающих немецкую границу, а затем рвануть на запад, к Берлину, надеясь если уж не захватить его, то как минимум увидеть в бинокль крыши готических соборов. Но вот будут ли среди этой массы людей, добравшихся до окрестностей Берлина, он сам и те, с кем успел за это время сдружиться? Впрочем, что тут гадать: чему быть – того не миновать. Наше дело стрелять да помирать, а зачем и почему – господин полковник знает.

Границу они перешли в три часа утра без единого выстрела. Следующие четыре часа полк крупной рысью, лишь изредка переходя на шаг, чтобы не запалить коней, все так же без единого выстрела двигался в глубь Германии. Первые две немецкие деревеньки обошли по дуге, не заходя в них, а сквозь третью проскакали напрямик. Немцы при приближении полка заметались было, суматошно крича, но, увидев, что полк, не останавливаясь, следует через деревню, слегка успокоились и застыли за своими заборами, встревоженно пялясь на русских гусар. Впрочем, какие немцы – те же поляки, что и по ту сторону границы, только чуть по-другому одетые… А около семи утра в небе послышался легкий стрекот.

– О-о, разведчики полетели, – удовлетворенно заметил Ковринский, мотнув головой в сторону устремившегося на запад самолета с русскими трехцветными кругами на крыльях. – Скоро узнаем, спит германец или уже проснулся.

Корнет проводил самолет взглядом. Хм, рано вылетели. И это хорошо. Есть надежда, что если вдруг что-то пойдет не так и германец отреагирует на начавшееся наступление не таким образом, как планировалось, у них будет шанс вовремя перестроиться. И вообще, самолеты были еще одним предметом жгучего интереса Веснина, помимо блиндированных автомобилей. Он, еще будучи гимназистом, постоянно торчал на ипподроме, ежели в их город прилетал с показательными выступлениями кто-то из летчиков. Но среди офицеров авиаотряда их корпуса у него пока приятелей не появилось. Ну да сколько их было-то? В корпусном авиаотряде насчитывалось всего десять самолетов. К тому же их боевая работа началась не сегодняшней ночью, а гораздо раньше. Иначе откуда командованию так точно известна дислокация германских частей?

К запланированному рубежу обороны прибыли к десяти часам утра и сразу начали оборудовать позиции, даже не пообедав. Да и завтрак был не то чтобы очень плотный – поели в седлах, всухомятку и на ходу. Однако всего через два часа из городка Кротошина прибыла целая вереница подвод, от которых одуряюще пахло свежим хлебом, супом, гречневой кашей и так далее. Впереди гордо выступал полковой интендант, а чуть позади него ехал жандарм Сеславин со своей вечной кривой улыбочкой.

– Стой! – пронеслось по позиции. – Обед!

Обед оказался чрезвычайно вкусным, а поляки, живущие с немецкой стороны границы, были довольно предупредительны. Впрочем, основная причина их предупредительности выяснилась к концу обеда. К пристроившемуся со своим котелком жандарму подошел пожилой поляк и требовательно произнес:

– Пан обещал заплатить.

– Конечно, непременно, – кивнул Сеславин и, приподнявшись, крикнул полковому интенданту, который за что-то распекал старшину эскадрона в десятке шагов от него: – Алексей Георгиевич, можно вас на минутку?

– Да, господин поручик?

– Наш кормилец желает получить расчет. Сколько с нас причитается?

Интендант вытащил смятые бумаги и принялся что-то считать.

– Сто сорок два рубля сорок копеек, – сообщил он.

– Как так, пан? – вскинулся поляк. – Никак не можно сто сорок два рубля. По меньшей мере сто шестьдесят. Вот смотрите, у меня все записано. Пирогов – шесть сотен, сметаны…

Они ругались довольно долго, пока наконец не сошлись на ста пятидесяти четырех рублях. Поляк выглядел довольным, до тех пор пока поручик Сеславин не сунул руку за отворот расстегнутого мундира и не извлек тонкую книжицу, составленную из каких-то зеленых бумажек. Веснин вытянул шею. Бумажки очень напоминали акции или кредитные билеты – отпечатанные типографским способом, красивые и вроде бы даже с водяными знаками. Между тем жандарм вывел на верхней бумажке «Сто пятьдесят четыре рубля» – в двух местах, на корешке и на отрывной части, дважды расписался и передал карандаш и книжечку интенданту. Тот в свою очередь расписался, после чего повернулся и рванул куда-то в сторону, откуда слышался зычный бас командира полка.

Поляк недоуменно смотрел на все эти телодвижения.

– Что есть это, проше пан? – обратился он к поручику, проводив взглядом интенданта.

– Оккупационный чек, пан, – отозвался жандарм.

– Что есть оккупационный чек, пан?

– Деньги, пан, – отозвался поручик. – Ну не думаете же вы, что мы, уходя в рейд, тащим с собой чемоданы рублей или марок? Нам выдают вот такие «оккупационные чеки», которые вы чуть позже, когда здесь появится отделение Государственного банка, беспрепятственно обменяете на рубли.

Похоже, такой поворот дел оказался для поляка весьма неожиданным. Во всяком случае он надолго заткнулся и молчал, пока не вернулся интендант.

– Вот, – торжественно сообщил тот, – подписал у командира. Теперь все нормально. – И торжественно вручил «оккупационный чек» поляку.

Поляк помял бумажку в руках, покосился на жандарма, потом на интенданта, а затем осторожно спросил:

– А может, у панов есть деньги? Я бы меньше взял.

– Это – деньги, – повторил жандарм, – поверьте.

Тут с запада над лесом показался идущий довольно низко самолет. Он пронесся над головами, заложил крутой вираж и прошел вдоль окопов.

– Наш али германский? – раздался испуганный голос из толпы солдат, уже снова махавших лопатами.

– Ну откель тут германцу-то взяться, дурья башка? – тут же послышался в ответ голос унтера Толубеева. – Ну сам подумай! И эвон, видишь, красно-сине-белые круги на крыльях. Наш это.

Самолет развернулся и, опять снизившись, прошел прямо над ними. Поляк втянул голову в плечи и бочком-бочком двинулся в сторону своих, которые уже оттянулись от окопов и сгрудились у дороги. А самолет заложил еще вираж, и от него отделилась какая-то штука, за которой тянулась длинная красная лента.

– Вымпел сбросил, – сообщил поручик, – с донесением. Пойду разузнаю.

И в этот момент на дороге, ведущей из города, появился броневик, за которым спешной рысью двигались упряжки лошадей, тянувших за собой пушки.

– О, это дело! – обрадовался интендант так, будто ему предстояло торчать в окопе, отражая скорую атаку германца, а затем засуетился: – Да их же, наверное, тоже кормить надо будет. Эй, пан! – закричал он поляку. – Пан, подожди! Тут это…

А Веснин почувствовал, что все у них будет хорошо. И что они непременно отобьются. И что его сегодня ну совершенно точно не убьют. Ну а там уж поглядим…

Глава 4

Кампания 1914 года для России оказалась очень тяжелой, но вполне успешной, несмотря на то что англичане и тут показали свое гнилое нутро. Первого августа, сразу после объявления немцами войны России, министр иностранных дел Великобритании Эдуард Грей оф Фаллодон, который, вот сволочь, сам же и заключал союзное соглашение с Российской империей, положившее начало Антанте, вызвал к себе немецкого посла Лихновского и заявил ему, что в случае войны Германии с Россией, при условии, что Франция не будет атакована и немцы займут войсками только тот край Бельгии, который примыкает к германской границе, Великобритания останется нейтральной [14].