Колечко с бирюзой - Мельникова Ирина Александровна. Страница 31

Наташа устало посмотрела на него:

– Похоже, вы все основательно продумали.

– А что еще оставалось делать? «Роман-газету» я прочитал. Свозить меня на прогулку в парк было некому, а просить об этом Нину Ивановну у меня просто смелости не хватило. Она к концу дня и так едва ноги передвигала. – Игорь вгляделся в осунувшееся и побледневшее лицо девушки и уже более мягко спросил: – Кажется, встреча с женихом тебе не пошла на пользу, или я ошибаюсь?

– Забудьте о моем женихе хотя бы до утра! – взмолилась Наташа и сердито добавила: – Через полчаса я приготовлю вам ванну. Но не надейтесь на мытье по всем правилам. Помогу лишь помыть голову и немного ополоснуться.

– И на этом спасибочки! – Игорь попробовал изобразить низкий поклон, но зря старался, все его усилия пропали даром: Наташа уже прошла за ширму.

Она скинула с себя дорожную одежду, переоделась в халат и легкие тапочки на каучуковой подошве. Потом присела на пару минут, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства, разбежавшиеся в разные стороны с того момента, когда после обеда Петр заехал за ней и они отправились подавать заявление в загс. И теперь уже ничего не изменишь. Заявление у них приняли, и через две недели она станет его законной женой, но до сих пор не уверена, правильно ли поступает, не напрасны ли ее надежды и почему так странно она чувствует себя в присутствии Игоря? То кажется, что влюблена в него до беспамятства, то так сильно его ненавидит, что готова придушить без всякого сожаления.

Наташа понимала, что Петру не по нраву ее служба, особенно после того, как он увидел Игоря. Но поначалу он ни единым словом, даже намеком не выдал себя. И бабуля вроде тоже успокоилась. За ужином выпила шампанского, смеялась и шутила и, только прощаясь с внучкой, немного всплакнула:

– Все маленькая была, маленькая... Косички, бантики... А потом незаметно, как-то вдруг взяла и выросла. – Анастасия Семеновна обняла Наташу. – Вот уже и замуж собираешься. Выполнила я все, что Оле и Косте обещала, сохранила тебя и вырастила, так что теперь и умирать не страшно...

– Бабуля, красавица ты моя! – Наташа прижала ее седую голову к своей груди. – Прости, если что-то не так, но знай: что бы ни случилось, ты у меня всегда на первом месте!

– Поживем – увидим, – покачала головой бабушка. – На первом месте у женщины должна быть семья, муж, дети... А я никуда не денусь и помогать тебе буду, пока силы не оставят. Не возражаешь?

– Попробуй я возразить, – засмеялась Наташа, – с детства помню, как ты умеешь на путь истинный наставлять!

– Это не ты, косы твои запомнили. Прием далеко не педагогический, но действенный. Не приведи господь, если Петр им когда-нибудь воспользуется.

– А я косы обрежу. – Наташа попыталась пошутить, но бабушка шутку не приняла и печально посмотрела на внучку.

– Не хотела я тебе говорить, – Анастасия Семеновна чуть понизила голос и оглянулась на Петра, возившегося у машины, – но он, вероятно, хочет забрать тебя из госпиталя. Давеча приехал сам не свой, очень уж ему твой пациент не по душе пришелся.

– С этим как-нибудь я сама разберусь, – рассердилась Наташа, – и у него пока нет никаких прав, чтобы приказывать и тем более что-то решать за меня.

– Осторожнее, – одернула ее Анастасия Семеновна, – ради бога, не лезь на рожон! Но учти, я полностью на его стороне...

По дороге во Владивосток Петр то и дело косился на свою насупившуюся невесту. За эти несколько часов им так и не удалось побыть наедине, и он изнывал от нетерпения поцеловать или хотя бы обнять Наташу. Но она все норовила увернуться, отвести его руки, вздрагивала от каждого его прикосновения. И сейчас Наташа безучастно вглядывалась в вечерний сумрак, окутавший сопки, покрытые густыми шапками дубрав, простеганных толстыми нитями лиан, винограда и хмеля.

Тьма, захваченная врасплох светом автомобильных фар, на мгновение отступала и тут же вновь бросалась в атаку, заглатывая отвоеванные пространства, наливалась чернильной густотой, гасила проблески зарниц на горизонте, огоньки пролетающих мимо сел. Даже народившаяся луна не смела противостоять завоевательнице темноте и испуганно пряталась за реденькой кольчугой облаков.

Наконец Петр не выдержал. Не спрашивая Наташиного согласия, сбавил скорость, свернул на проселочную дорогу и затормозил на берегу речушки, бойко журчавшей в зарослях ивняка. Погасил свет в салоне, потом привлек к себе Наташу и нашел губами ее рот. Она не смогла не ответить ему, но тут же некстати вспомнился другой поцелуй. Наташа едва сдержала судорожный вздох, вообразив на мгновение рядом с собой Игоря, и тут же порадовалась, что Петр не может прочитать ее мысли, – сравнение было явно не в пользу будущего мужа.

Наташа вздрогнула то ли от стыда за подобные мысли, то ли от вечерней прохлады, проникшей под куртку вслед за руками Петра. Теплые губы тронули ямочку у основания шеи, а рука пыталась расстегнуть «молнию» на джинсах.

– Как ты себя чувствуешь? Не забыла еще, чему я тебя в избушке учил? – торопливо шептал Петр, наваливаясь на нее всем телом.

– Петя, милый, не надо, только не здесь! – взмолилась Наташа, пытаясь столкнуть его с себя. Неловко повернувшись, Петр надавил локтем на клаксон, и «Жигули» коротко взвизгнули.

– Тут неудобно, давай перейдем на заднее сиденье. – Жених, похоже, даже не расслышал ее просьбы.

И Наташа взбунтовалась. Она уперлась руками в грудь Петра и что было сил оттолкнула его от себя. Потом села, поправила волосы и только тогда произнесла с негодованием:

– Ты за кого меня принимаешь? Не хватало еще этим в машине заниматься!

Петр в недоумении пожал плечами:

– За кого я тебя должен принимать? За жену, конечно! А этим, как ты выражаешься, тебе всю жизнь придется заниматься, и учти: машина – весьма подходящее место для этого.

– Ради бога, уволь меня от таких подробностей! Твоей женой я стану лишь через две недели, тогда и поговорим об этом!

– Какая муха тебя укусила, Наташа? Я ведь люблю тебя, и желание мое естественно. – Он вновь попытался обнять ее, но Наташа отвела его руки и, застегнув блузку и куртку, включила в салоне свет.

– Поехали, я спешу.

– К Карташову своему драгоценному спешишь? – спросил Петр почти спокойно, поворачивая рулевое колесо. Но на щеке вздрогнула и забилась шальная жилка. Наташа вспомнила: точно так же она подергивалась, когда Петр давал отпор своим родителям на той памятной вечеринке.

– К твоему сведению, этот драгоценный Карташов на днях чуть не умер. И пока я работаю в госпитале, мне придется отвечать за его жизнь и здоровье.

– Клянусь, что с завтрашнего дня за это будет отвечать кто-нибудь другой, – мрачно произнес Петр. – А то ишь чего удумали! Где это видано, чтобы молодая девка за молодым мужиком доглядывала?

– Петр, не сходи с ума! – вскрикнула Наташа. – Я не твоя собственность, и не смей распоряжаться мной! Не лезь в мои дела, пожалуйста! Иначе завтра же наших заявлений в сельсовете не будет!

Петр яростно сплюнул в открытое окно:

– Видно, ловчее меня оказался офицерик? Поделись, чем он успел тебя приворожить!

Он резко повернул руль, и машина, рыкнув от натуги и подмяв росший на обочине кустарник, вкатилась на дорожную насыпь. Впереди замигали многочисленные огни жилых кварталов, промелькнул на дальней сопке журавлиный клюв телевышки, из открытых окон ресторана рвануло разухабистой музыкой.

Сжавшись в комок в углу сиденья, Наташа чуть не плакала от обиды: выходит, не такой уж уступчивый и покладистый ее суженый и своего точно не упустит и никому не уступит. И ее определенно тоже считает своей собственностью. Но посмотрим, мстительно подумала она, мало ли что произошло, но командовать собой она не позволит.

Машина остановилась у ворот госпиталя. Наташа молча подхватила сумку с бабушкиными гостинцами и открыла дверцу. Петр тоже не проронил ни слова, но столько тоски и боли было в его недавно счастливых глазах, что она не выдержала, обхватила его голову руками и крепко поцеловала в губы. Петр облегченно вздохнул и виновато произнес: