Только будь со мной! - Петерсон Элис. Страница 9

Вагон опустел. Я открыла автоматические двери и расположилась перед самым выходом. К счастью, рядом с кабиной машиниста я заметила металлический пандус, и на платформе как раз появились люди в синей униформе.

– Извините! – окликнула я их.

– Да? – отозвался сотрудник, пивший чай из картонного стаканчика.

– Не могли бы вы мне помочь, пожалуйста? Мне нужен этот пандус, – объяснила я, указывая на необходимый мне предмет.

В этот момент в вагон начали заходить пассажиры.

Мужчины в униформе вернулись к обсуждению вчерашнего матча.

– Не могли бы вы установить пандус, чтобы я сошла? – спросила я, стараясь не кричать и не привлекать к себе внимание пассажиров. – Или перенести меня на платформу?

– Вы вроде молодая. Что, совсем не ходите? – спросил меня один из них.

Я отрицательно покачала головой.

– Извините, дорогуша, но мы не имеем на это права. Техника безопасности, все такое.

Меня охватила паника. В это время в вагон заходила пожилая пара, и я откатила кресло назад, уступая им дорогу. Но вместо того, чтобы отправиться на свои места, они остановились рядом со мной.

– Может быть, мы вам чем-то можем помочь? – спросил меня мужчина. Его волосы уже заметно поредели, зрение явно было слабовато, и я сомневалась, что он сможет поднять газету со стола. Его спутница была одета в цветастое летнее платье и легкие сандалии.

– Я первый раз путешествую на поезде, – пояснила я. – Начало не очень хорошее.

– Возьмешь кресло? – обратился мужчина к своей спутнице, поднимая меня на руки. Он оказался на удивление сильным.

– Тоже мне, техника безопасности, – пробормотал он себе под нос. – Тони Блэр должен ответить за такое.

– Как прошел день? – тут же спросила мама, как только я пересекла порог дома в тот вечер. Я заметила, что папа подавал ей знаки, что, очевидно, не все так уж радужно. – Как поездка?

– Нормально.

– Тебе кто-нибудь помог на вокзале?

Я кивнула.

– Мам, я очень устала. Я, наверное, лягу спать.

Но сначала я заехала на кухню, чтобы налить себе стакан воды. Мама последовала за мной.

– Ты хорошо провела время с Домом и Гаем? Как дела у Сары? Должно быть, здорово было поболтать с друзьями?

– Ага, – ответила я, едва сдерживая слезы.

Конечно, с одной стороны, я была рада снова увидеть Дома и Гая. Но, с другой стороны, мне было мучительно больно возвращаться в город, где я жила и училась, веселилась, сходила с ума от любви и свободы, где я была независимой и счастливой. Раньше это был мой дом.

Я сидела в своей спальне, затаив дыхание и сжимая в руках скальпель, который стащила из папиного кабинета. Моя встреча с Сарой началась с неловкого молчания, как это обычно бывает после долгой разлуки. Она спросила меня, какой столик мне больше нравится и не надо ли помочь мне повесить куртку на вешалку. Потом она суетилась вокруг стола, отодвигая лишний стул, чтобы освободить место для моего инвалидного кресла.

Я еще сильнее сжала ручку скальпеля.

Пока мы ждали заказанные напитки, мы не знали, что сказать друг другу, разговор явно не клеился. Раньше такие неловкие паузы у нас не возникали. Днем мы с Сарой были ботанами. Попивая черный кофе, мы обсуждали молекулы и генетику, научные открытия и разные части тела. А ночью мы становились завсегдатаями вечеринок в студенческом клубе «Туту», названном в честь Десмонда Туту [7], который некогда учился в Королевском колледже. Мы танцевали до упаду, а потом в три часа ночи возвращались домой, еле переставляя ноги, с пустыми бутылками водки в руках. Утром, едва продрав глаза, ползли на практику в больницу.

Сегодня мы разговаривали о моей поездке в Лондон и о меню, потратив целую вечность на выбор блюд и напитков. Сара спросила о моих родителях. А когда я попросила рассказать о предстоящей поездке на Гибралтар, она только и ответила, что в этом не было ничего особенного и что она просто хочет получить свидетельство о прохождении практики.

– А так, ничего интересного не происходит, – выпалила она, избегая моего взгляда.

Сара была самым счастливым и жизнерадостным человеком из всех, кого я знала. Мы с Шоном обожали ее за живость и непосредственность. Единственное, что меня раздражало, – это когда она по утрам пела в душе.

Но сегодня мне было нелегко находиться с ней рядом. Я не чувствовала никакой связи со своей старой подругой и хотела поскорее встретиться с Гаем и Домом. Мы понимали друг друга, могли вместе посмеяться и не испытывать неловкость в присутствии друг друга.

А потом Сара сказала, теребя ремешок своей сумочки:

– Я даже не знаю, как тебе сказать… Ах, Кас. – Она залпом допила оставшееся в ее бокале вино. – Шон…

Мне стало дурно. Вечер был окончательно испорчен.

– Шон встретил… он встречается с другой девушкой.

Сара подлила нам в бокалы вино из бутылки. Я была настолько шокирована, что не могла выдавить из себя ни слова. Конечно, рано или поздно он бы нашел себе другую девушку, но я не думала, что это случится так скоро.

– Кас, скажи что-нибудь.

– Кто она? – просипела я, ощущая в душе разрастающуюся пустоту.

– Ты ее не знаешь. Она на год младше.

Ну что ж, хотя бы выбрал себе пассию не из общих знакомых. И на том спасибо.

– Слушай, он сволочь, и я ненавижу его за то, как он с тобой обошелся. Мне даже смотреть на него противно. Ходит как будто ничего не случилось. Я чувствую себя такой виноватой перед тобой, Кас. Я не хочу общаться с ним в последний год нашей учебы. То есть моей учебы… О, господи. Ты поняла, что я имею в виду. – Сара начала путаться в словах. – Мне так тебя не хватает! Без тебя все совсем по-другому.

– Не надо. – Я схватила ее за руку. – Ты ни в чем не виновата. Мне тебя тоже страшно не хватает.

У меня было такое ощущение, что мы прощаемся навсегда.

Я приставила лезвие скальпеля к своему бедру и сделала глубокий продолговатый надрез. Я смотрела, как моя кровь струится по бледной коже. Мне хотелось знать, как глубоко я должна погрузить скальпель в свою плоть, чтобы хоть что-нибудь почувствовать. Все лучше, чем полное отсутствие чувств и пустота. Я услышала стук в дверь – это папа пришел пожелать мне спокойной ночи.

– Кас! – Он бросился ко мне и выхватил скальпель из моих рук. – Что ты, черт возьми, делаешь?

Он выбежал из моей комнаты. Я слышала, как он распахивал дверцы шкафчика в ванной. Баночки с таблетками посыпались на пол.

– Брен! – закричал он.

Мама стремительно взбежала по лестнице и влетела в мою комнату. Увидев кровь, она пошатнулась, но немедленно взяла себя в руки. Папа забежал в комнату с аптечкой в руках. Я наблюдала, как трясущимися руками они пытались остановить кровотечение. Потом мама дезинфицировала рану, и папа приподнял мою ногу, чтобы наложить повязку на бедро.

– Ножницы, – скомандовала мама. Папа передал ей их, и она быстро отрезала необходимое количество бинта. И через секунду она уже перевязывала мое бедро, натягивая каждый следующий слой повязки туже, чем предыдущий.

– Остановитесь, не надо! Я хочу умереть, – взмолилась я.

Мама бросила перевязку и, ничего не сказав, вышла из комнаты.

– Как мы можем тебе помочь, Кас? – спросил папа. – Скажи, что нам сделать.

И только тогда он заметил ворох изрезанной бумаги на полу – фотографии Шона, почти превращенные в пыль минувших дней.

Было одиннадцать часов вечера. После случившегося прошло два часа. С лестницы я могла видеть родителей, они сидели на кухне у окна. Папа обнимал маму и укачивал ее, как ребенка.

Прошел еще один час, но я никак не могла заснуть. Вдруг дверь моей спальни распахнулась. Растерявшись, я включила свет.

– Можно войти? – спросила мама. На ней был старый синий халат, который я помню с детства. Она осторожно присела на кровать. Я хотела извиниться. Мне было стыдно за то, что я так сильно расстроила их с папой.