Ну разве она не милашка? - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 72

Поздоровавшись с продавщицей Донной, Шугар Бет направилась в заднее помещение, где нашла мечтательную и сонную Уинни за письменным столом. Шугар Бет придвинула стул, закинула ноги на стол и открыла пакет с чипсами.

– Я слышала, ты снова прокралась в дом под мраком ночи. Почему бы просто не перебраться к себе?

– Мне еще не надоело тебя изводить. – Уинни зевнула, но тут же улыбнулась. – Вчера у нас с Райаном был ужасный скандал.

– А, это объясняет твою блаженную физиономию.

– Раньше мы никогда не скандалили, – ухмыльнулась Уинни и, перегнувшись через стол, подцепила из пачки горсть чипсов. – Как же здорово!

– Каждому свое. Хотя вы оба такие ужасные мямли, что не могу представить особой опасности в таких развлечениях.

– Мы орали, – оправдывалась Уинни. – По крайней мере он орал. Требует, чтобы я вернулась домой. Он пытается понять меня, но его терпение подходит к концу.

– Но не из-за недостатка секса, полагаю.

Уинни совсем по-девчачьи хихикнула.

– Никогда не думала, что в нас так много страсти.

– У тебя в голове куда больше тараканов, чем у меня!

Едва Шугар Бет вернулась в магазин, Джуэл передала ей конверт:

– Это пришло для мадам в ее отсутствие.

Внутри оказались авиабилеты в Хьюстон и обратно. Она взглянула на дату. Билет был на завтра, ее выходной день, с вылетом утром и возвращением вечером. Отдельно лежала квитанция на аренду машины.

Шугар Бет задумчиво посмотрела в окно. Вполне возможно, что это подарок Уинни… но она сейчас слишком занята своим романом, чтобы думать о сестре.

Шугар Бет прижала конверт к груди. Колин.

Менее чем через двадцать четыре часа Шугар Бет стояла в дверях холла второго этажа Брукдейла и рассматривала Дилайлу, трудившуюся над пазлом. Седеющие, аккуратно подстриженные волосы прикрывали уши. Лента с узором из божьих коровок придерживала самые непослушные пряди надо лбом. Пухлое лицо сосредоточенно хмурилось. Сегодня на ней были розовый джемпер, подаренный Шугар Бет несколько месяцев назад, и лиловая майка. Шугар Бет долго смотрела на падчерицу, прежде чем тихо сказать:

– Привет, солнышко.

Дилайла замерла. Медленно подняла голову. В глазах проступала надежда.

– Моя Шугар Бет?

Они бросились друг другу в объятия, и Дилайла, непрерывно повторяя ее имя, принялась целовать.

Следующие полчаса она без устали болтала.

– Не думала, что ты приедешь… ты сказала, что не сердишься, но… я дала Гарри лишнюю пышку… доктор Брент поставил мне пломбу… а Ширли знает, что тебе позволено курить только во дворе…

Все это время она держала Шугар Бет за руку и отказывалась разжать пальцы. Зато согласилась пообедать в «Тако Белл», а после они пошли по магазинам, где и расправились с остатками жалованья Шугар Бет. Последняя не позволяла себе думать о том, что до следующей выплаты еще целых шесть недель.

Тревоги Дилайлы постепенно улеглись, и она захотела обратно, в Брукдейл.

– Миси расстраивается, если меня долго нет.

Миси Бейкер была ее любимой сиделкой.

– Думаю, вам труднее расставаться с Дилайлой, чем ей с вами, – заметила Миси, когда Шугар Бет застала ее одну. – Она скучает по вас, но, в общем, ей совсем неплохо живется.

На прощание Шугар Бет погладила падчерицу по голове.

– Позвоню в воскресенье. И буду думать о тебе каждый день.

– Знаю, моя Шугар Бет. Потому что ты очень меня любишь.

– Верно, ас, – согласилась Шугар Бет, и Дилайла хихикнула.

На обратном пути Шугар Бет смотрела в окно и пыталась сглотнуть ком в горле. Многим ли людям посчастливилось стать объектом столь беззаветной любви?

Сидя в машине по дороге домой, она пыталась придумать, как отблагодарить Колина, и в конце концов избрала самый трусливый способ: написала записку. Первые три варианта получились слишком откровенными и поэтому закончили свое существование в корзинке для бумаг, зато четвертый, который она опустила в почтовый ящик утром в пятницу, был почти идеален – короток и без всяких сантиментов:

Колин смял письмо в кулаке и швырнул на землю рядом с тачкой. Черт возьми, не нужна ему ее благодарность! Он хотел ее общества! Ее улыбок! И тела тоже – этого он отрицать не мог, – но он тосковал и по ее возмутительным высказываниям, нешаблонному мышлению, непочтительному юмору, взглядам исподлобья, которые она бросала на него, когда думала, что он не видит.

Колин отбросил лопату. С самого воскресенья он был напряжен и раздражителен. Не мог писать, не мог спать. И не стоит гадать, почему именно. Угрызения совести – не слишком удобный компаньон, и давно пора что-то с этим делать.

Телефонный звонок раздался в три часа дня, в субботу, за час до закрытия магазина.

– «Джемайма букс», – сказала в трубку Шугар Бет.

– Если хочешь увидеть своего пса живым, будь в Роуэн-Оук в пять. Приезжай одна.

– В Роуэн-Оук?

– Позвонишь в полицию… и твоему псу каюк. Будешь торговать собачьим мясом.

– Я бросила тебя!

Но он уже повесил трубку.

Она с места не тронется! Не позволит манипулировать собой!

Но вскоре после закрытия магазина она, сама не зная как, оказалась на шоссе, ведущем к легендарному дому Уильяма Фолкнера в Оксфорде. Колин дал ей возможность увидеться с Дилайлой, и теперь она у него в долгу. Все же жаль, что он все так усложняет.

Дом и усадьба закрывались для посещений в четыре, но кое у кого, вероятно, были влиятельные связи, потому что на пустой автостоянке стоял темно-красный «лексус», а деревянные ворота оставались открытыми. Выросшая в северо-восточном Миссисипи, Шугар Бет часто бывала здесь: с отрядом герлскаутов, с церковными экскурсиями, с «Сивиллами» и в выпускном классе в большом желтом автобусе под присмотром учителя английского мистера Берна. Уильям Фолкнер в начале тридцатых купил полуразрушенную плантацию с домом в новогреческом стиле. В то время в доме не было ни канализации, ни электричества, и, по слухам, жена Фолкнера целыми днями, рыдая, просиживала на крыльце, пока муж пытался сделать дом обитаемым. До самой своей смерти в шестьдесят втором Фолкнер жил здесь. Здесь напивался, здесь пугал детей сочиненными им же сказками с привидениями, здесь писал романы, которые в конце концов принесли ему Нобелевскую премию по литературе. В начале семидесятых его дочь продала дом и усадьбу Университету штата Миссисипи, и с тех пор посетители со всего мира приезжали сюда, чтобы увидеть самую знаменитую литературную достопримечательность штата.

Она шла к двухэтажному белому каркасному дому по впечатляющей кедровой аллее, посаженной в девятнадцатом веке, и задолго до того, как добралась до конца, увидела Колина, прислонившегося к одной из квадратных колонн дома. У его ног лежал Гордон.

– Пат Конрой назвал Оксфорд Ватиканом южной литературы, – заметил он, спускаясь с крыльца.

– Этого я не знала, но его книги мне нравятся, – кивнула она, почесав Гордона за ухом. – Вижу, моя собака все еще жива.

– Я человек милосердный.

Белый свитер красиво оттенял загорелую кожу, и ее снова поразил контраст между его мужественностью и неизменно элегантным видом. Он вообще был сплошным противоречием, высокомерным и циничным, но одновременно нежным и куда более сентиментальным, чем хотел показать. Как же надломило его самоубийство жены!

– И в чем, собственно, дело? – осведомилась она.

– Я хочу кое-что тебе подарить.

– Ты и без того сделал мне подарок. Билет в Хьюстон…

– Фолкнер всегда был моим любимым американским писателем, – перебил он.

– Неудивительно. Вас обоих неумолимо влечет к одному и тому же литературному ландшафту.