Ну разве она не милашка? - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 76

– Факты все равно не изменишь.

– Но можно изменить свою точку зрения на эти самые факты.

Он мог бы стоять вот так, на коленях, рядом с ней хоть всю жизнь, но Шугар Бет отстранилась и села на траву, подвернув под себя ногу.

– Сегодня я нашла картину, – медленно выговорила она.

Еще один удар в сердце.

– Правда?

– В студии. Половик. Половик – это и есть картина.

Он велел себе немедленно признаться во всем, но она продолжала говорить:

– Пока я росла… сколько раз обыскивала студию с тех пор, как вернулась… и никогда не видела по-настоящему… до сегодняшней ночи…

Настало время загнать последний гвоздь в крышку его гроба. Он встал. Она последовала его примеру. Волосы упали на щеку, и она трясущейся рукой отвела их.

– Неудивительно, что отец всегда смеялся при упоминании о картине. Таллула спрятала ее у всех на виду.

Пуговка на блузке расстегнулась, открыв верх лифчика, такого же кремово-белого, как ее душа.

– Значит, ты добилась своего, – сказал он.

Шугар Бет кивнула.

– Последний холст Эша такого размера был продан на аукционе за четыре с половиной миллиона долларов.

– Будешь богатой женщиной. Независимой.

– За это полотно я получу меньше.

– Почему?

– Хочу, чтобы оно висело в музее, а не пряталось от посторонних глаз в личной коллекции. Это, разумеется, ограничит число покупателей. Но главное для меня – обеспечить Дилайле спокойное существование.

– Тебе хватит не только на это.

– Полагаю.

– Наша благородная, исполненная самопожертвования героиня, – улыбнулся Колин, и хотя в голосе не звучало обычного сарказма, она мгновенно насторожилась, и он проклял ту часть своей души, которая так опасалась малейшего признака сентиментальности, что любое проявление чувств было окрашено цинизмом даже против его воли. Пришлось все-таки задать ненавистный вопрос: – Когда собираешься уезжать?

– Как только распоряжусь насчет картины.

– Это много времени не займет.

– Не больше недели.

Он легко коснулся ее волос.

– Знаешь, я тебя люблю.

Ее губы дрогнули. На ресницах повисла слеза.

– Переживешь. Поверь человеку опытному: любовь не та эмоция, которая длится вечно.

– Значит, любовь к Эммету – дело прошлое?

– Наверное, иначе я не влюбилась бы в тебя так быстро.

Столь открытое выражение чувств должно было радовать его, но лишь усилило боль.

– Неужели ты так мало веришь в себя?

– Дело не в вере. Просто я реально смотрю на вещи.

– Будь это правдой, ты не уехала бы. Все, что тебе необходимо, здесь, в Паррише.

– Ошибаешься.

– Как насчет детского книжного магазина, о котором ты говорила? Теперь эта мечта может стать явью. Тут твой дом, Шугар Бет, твоя родина.

– Нет, это теперь твой город.

– Значит, для нас двоих места слишком мало, так?

– Сам знаешь, ничего не получится.

– Тебе необходимо остаться. У тебя родные. – Он прерывисто вздохнул. – И я тоже.

Глаза Шугар Бет тоскливо блеснули.

– Поэтому я и должна убраться отсюда. Не могу видеть… прости.

– Я нашел картину на прошлой неделе.

Она резко обернулась.

– В тот день, когда мы обыскивали студию. До того я бывал там раз десять, но… в тот день мне было паршиво донельзя: знал, что теряю тебя, вот и срывал злость… Я повернул голову, чтобы в очередной раз на тебя рявкнуть, и тут… что-то в буйстве красок, безумии переливов… меня будто за горло схватило.

Шугар Бет кивнула, словно прониклась его горечью, хотя он сам до сих пор не совсем умел осознать шквал эмоций, подхвативший его в ту минуту.

– И когда ты собирался мне сказать? – поинтересовалась она без всякого упрека. Наоборот, во взгляде светилось нечто вроде понимания.

Наверное, он ощутил ее готовность отстраниться, потому что поспешно сказал:

– Я прошу тебя стать моей женой.

Ее глаза широко распахнулись.

Вырвавшиеся словно против воли слова должны были потрясти его: он в жизни не предполагал, что скажет их снова, но на сердце почему-то стало спокойно. Похоже, он сказал именно то, что давно копилось внутри. И теперь смело шагнул вперед и сжал это ослепительное лицо.

– Жаль, что у меня сейчас нет магнолий или хотя бы гардений. Необходим шикарный романтический жест. Я вполне на него способен, как тебе известно.

Она на мгновение прижалась щекой к его ладони.

– Я никогда бы не посмела сотворить с тобой такое.

Ее трусость взбесила Колина. Все это слишком знакомо. Слишком походит на его прошлое.

– Я не стану молить, Шугар Бет. Как-то я уже умолял женщину, и это больше никогда не повторится. Либо в тебе окажется достаточно силы, чтобы любить меня, достаточно силы, чтобы позволить мне отвечать тебе любовью, либо я ошибся и ты слаба. Итак?

– Думаю, то, что ты считаешь недостатком мужества, мне кажется мудростью, – прошептала она, опустив голову.

– Нет ничего мудрого в том, чтобы бежать от любви.

– Есть, когда речь идет обо мне.

И она ушла, оставив его одного во влажной весенней ночи.

Следующие несколько дней Шугар Бет двигалась как во сне. И Колина она ни разу не увидела: только иногда замечала его машину, заворачивавшую к дому. Он даже перестал трудиться над стеной.

Вера в собственный здравый смысл отнюдь не помогала смириться с тем фактом, что она больно ранила любимого человека. А уж что сделала при этом с собой… Да, ее решение было мудрым, что же касается душевных мук… рано или поздно она это переживет. Как всегда.

Обслуживая покупателей, Шугар Бет твердила себе, что Колин ошибался, обвиняя ее в трусости. Люди, которые не учатся на собственных ошибках, не заслуживают счастья. Нельзя и дальше переключаться с одного мужчины на другого, щедро наделяя их своим теплом и отдавая сердце, влюбляясь в любовь, чтобы потом терпеть разочарования. Колин не понимал, что она защищает его!

В среду за картиной прибыли взволнованные представители «Сотбис». Студия казалась без нее совсем пустой, но Шугар Бет ни о чем не жалела. Ей хватало своих взбудораженных эмоций и ни к чему было видеть хаос чужих на испещренном красками холсте.

Неделя тянулась бесконечно. Она убеждала себя, что вынесет публичное унижение, ожидавшее ее, когда в продаже появятся «Отражения». И не такое бывало.

Шугар Бет без труда получила небольшой кредит в банке, чтобы продержаться до продажи картины. Полотно было куда больше размером, чем она представляла в самых смелых мечтах. Даже после того, как она учредит доверительный фонд Дилайлы, денег останется достаточно, чтобы открыть детский книжный магазин. Колин прав. У нее нет никаких способностей к продаже недвижимости. Ничего похожего на то тихое счастье, которое она испытывала, когда знакомила детей с новыми книгами. Приехав в Хьюстон, она немедленно займется поисками подходящего места и забудет, что уже нашла его на заброшенном вокзале в Паррише, штат Миссисипи.

Усилием воли Шугар Бет выбросила из головы мысли о старых кирпичных стенах, уставленных книжными полками, с комнаткой для чтения в виде домика на колесах. Она решительно отказывалась представить маленькое кафе, устроенное на заброшенной погрузочной платформе или заросших сорняками рельсах, уставленное деревьями в горшках и корзинками с цветами. Лучше сосредоточиться на работе.

Джуэл дала объявление о приеме новой продавщицы, но Шугар Бет не нравилась ни одна кандидатура.

– Ты просто обязана найти кого-то, кому небезразличны детские книги.

– Я уже нашла, – отвечала крохотная хозяйка магазина. – Тебя.

И Шугар Бет вдруг разрыдалась, прямо там же, между Сандрой Сиснерос и Мэри Хиггинс Кларк. Джуэл обняла ее, но бывает так, что никакие утешения помочь не в силах.

Уинни объявила, что в понедельник вечером устраивает десерт прощения и примирения, дабы Шугар Бет смогла перед отъездом помириться с «Сивиллами».

– Откровенно говоря, я не уверена, каким образом это самое прощение и примирение будет обставлено, – призналась она. – Они только что привыкли к мысли о твоем возвращении, а теперь ты снова улетучиваешься. Бедняжки воспримут это как личную обиду.