О чем знаешь сердцем (ЛП) - Кирби Джесси. Страница 19

– Вставай.

Каким-то чудом ее вмешательство выдернуло бабушку из вызванного горем паралича, и с тех пор между ними установилось жесткое и откровенное взаимопонимание. Мне бы хотелось, чтобы они попробовали так же отнестись и ко мне, но когда умер Трент, все стали ходить вокруг меня на цыпочках, опекать сверх всякой меры и вести себя так, словно я сделана из стекла, хотя это было уже ни к чему. Я уже разбилась на тысячи невидимых мелких осколков, которые, как ни убирай, все равно будешь время от времени обнаруживать в самых неожиданных местах.

Я ступаю по первым ступенькам тихо-тихо, надеясь уловить, о чем они говорят, но ничего не слышно, и тогда, сдавшись, я ухожу принимать душ. Закрыв дверь и включив воду, стягиваю через голову сарафан и, оставшись в купальнике, смотрю в уже запотевшее по краям зеркало. Я ищу в себе то, о чем говорила бабушка, и, кажется, почти нахожу – нечто новое, появившееся благодаря свежему воздуху, океану и… и, наверное, Колтону Томасу тоже.

Мои темные волосы растрепанными волнами закрывают мои плечи и грудь – и то, и другое ярко-красного цвета, но я знаю, что завтра краснота превратится в загар. Придвинувшись поближе, я замечаю у себя на носу и на щеках россыпь новых, совсем крошечных веснушек. И улыбаюсь своему отражению, пока оно бледнеет под клубами пара. Хороший сегодня выдался день. Настолько, что мне почти не хочется смывать его. Мне нравится ощущать на коже соль и песок, которые точно напоминают мне, что внешний мир жив и продолжает жить.

И что сегодня я снова была его частью. 

Глава 14

Руке человека не сотворить то, что может представить сердце.

    Ральф Уолдо Эмерсон

– А расскажи поподробнее, как ты сегодня плавала на каяке, – бодро говорит Райан, передавая мне блюдо с горкой завернутой в фольгу кукурузы.

Увидев, что мама навострила уши, я стреляю в сестру взглядом.

Что? – удивляется она невинно, но в глубине ее глаз мерцает крошечная искорка, умоляющая меня поддержать тему. – По-моему, это очень круто.

А тебе, по-моему, не хочется обсуждать сейчас Итана и свою сорванную поездку, думаю я.

– Ты плавала на каяке? – спрашивает мама, точно не веря своим ушам. Она растерянно глядит на меня, и ее можно понять. Это совсем не похоже на меня нынешнюю. – С тобой и твоими «красными шляпками»? – оборачивается она к бабушке, та качает головой, и мама в еще большей растерянности снова переводит взгляд на меня. – А с кем же?

Я передаю ей кукурузу и забираю у Райан тарелку с купленным на хипстерском рынке мясом.

– Ни с кем, – отвечаю максимально небрежно. – Я была одна. Мы с бабушкой вчера говорили о том, что было бы неплохо сделать что-нибудь эдакое. Вот я и сделала, – прибавляю, стараясь говорить в духе Райан – уверенно и твердо, чтобы никому и в голову не пришло спросить, с чего вдруг я увлеклась каяками, если никогда в жизни не проявляла к ним ни малейшего интереса. Раньше мама сразу бы меня раскусила, но после папиного удара она стала чуть менее проницательна в подобных вещах.

На меня обрушивается град вопросов, точно я вернулась из кругосветного путешествия, а не с побережья, где брала урок плавания на каяке. Все говорят одновременно, пока передают друг другу тарелки – кроме бабушки, которая сидит и, посмеиваясь, молча наблюдает за допросом.

– Тебе понравилось? – Папа.

– Ты ведь не намочила швы? – Мама.

– Кто тебя учил? Парень? – Райан.

– Куда плавали? – Папа.

– А то может попасть инфекция. – Мама.

– Он симпатичный? У него есть девушка? – Райан.

– Вау, – выдыхаю я, когда они замолкают. – Я всего-навсего взяла один-единственный урок. – Получается раздраженно, и я знаю, почему. Я злюсь на себя за то, что исказила правду и опустила одну чрезвычайно важную деталь. И кто меня просил открывать рот?

Мама разглаживает у себя на коленях салфетку.

– Извини, милая. Просто нам радостно, что ты хорошо провела время, вот и все. Это так интересно, – говорит она, с улыбкой приподнимая плечи. Мама права, и мне тошно оттого, что простая вылазка за пределы дома стала теперь поводом для торжества.

– Ничего особенного, – бормочу я в тарелку, как будто не знаю, что они каждый день наблюдают за мной и ждут, когда же я наконец оживу.

– Твоя мать пытается сказать, – вмешивается бабушка, – что мы счастливы видеть, как ты начинаешь…

– Оправляться? – договариваю я за нее.

– Именно. – Она откладывает вилку. – Ответь мне, Куинн. Теперь, когда первый шаг сделан, ты думала о том, чтобы поехать еще? Я считаю, что стоит поехать – если ты знаешь, что для тебя хорошо. Я достаточно пожила на белом свете, так знаю, о чем говорю. Надо ковать железо, пока оно горячо.

– Железо или инструктор, – прибавляет Райан себе под нос.

Райан, – одергивает ее мама.

– Не знаю. – Пожимаю плечами. – Я еще не строила планов. – Делаю паузу и на секунду разрешаю себе представить, как останавливаюсь возле проката, захожу внутрь и говорю Колтону, что согласна еще на один день. С ним. – Может быть, – добавляю и, озвучив свою мысль, сразу же начинаю нервничать.

– О, только давай без этих своих «может быть», – говорит бабушка. Элегантно отставив мизинец, она делает маленький глоток вина и, смакуя его, кивает. – Или завтра, или никогда.

Мама бросает на папу взгляд – мол, она проходила со своей матерью все то же самое, но мне это нравится. Похоже, бабушка наконец-то решила, что я смогу справиться с чуть более жесткой любовью.

– Бабуля права, – говорит Райан. – Что тебе мешает, в конце-то концов?

Что тебе мешает?

Те же самые слова произнес в кафе Колтон. Я могла бы назвать сотни мешающих мне причин, но цепляться за них становится все сложнее, особенно под напором моих родных.

– Что скажешь? – спрашивает мама. – Поезжай, а? Завтра мы все будем заняты. Все лучше, чем сидеть одной за компьютером и часами искать…

Реципиента его сердца.

Все затихают, и я гадаю, что бы они подумали, если б знали, на что именно меня уговаривают.

– Ну давай. Ради меня, – говорит папа, поднимая свой бокал с пивом, как будто это был тост.

Я обвожу взглядом своих родных. На их лицах – надежда, словно этой поездке суждено наконец-то выдернуть меня в жизнь. И я не могу сказать нет.

– Хорошо, хорошо, поеду, – сдаюсь я, стараясь вложить в ответ побольше уверенности. Я пока не уверена, что снова соберусь сесть в каяк или увидеться с Колтоном. Можно просто прокатиться до Шелтер Ков и провести день на пляже. А они, если им так больше нравится, пусть думают, что я ездила за вторым уроком.

– Завтра? – уточняет бабушка и выгибает бровь, добиваясь нужного ей ответа.

– Завтра.

– Ну, значит, решено, – говорит она непререкаемым тоном, которому никто не осмеливается возражать.

Точка поставлена, и мы все возвращаемся к ужину, пока на веранде вокруг нас сгущается вечерняя темнота, где на фоне стрекочут сверчки, а в стеклянных банках пляшут огоньки маминых свечей. Разговор переходит на Райан и ее планы на лето. Они говорят о том, что надо бы попробовать вернуть деньги за авиабилеты, о том, не стоит ли ей год провести за границей в итальянской художественной школе, о которой она мечтала, о том, безопасно ли путешествовать одной по Марокко. О следующем папином обследовании. О новых маминых сведениях о здоровье. О бабушкиных собраниях с «красными шляпками».

Я в основном помалкиваю, но они, кажется, этого не замечают, потому что после смерти Трента я и так все время молчу. И все же сегодня все по-другому. Сейчас, сидя в окружении моих родных и их добрых намерений, я не хочу оглядываться назад. Не хочу думать о прошлом. Сегодня я отпускаю свои мысли на волю, назад в океан, и разрешаю себе представить еще один день с Колтоном Томасом. Я знаю, это опасно, и тем не менее вспоминаю, что чувствовала сегодня с ним рядом, и, если честно, мне хочется почувствовать это снова.