Особенные. Элька-3 (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 13

Я не успела решить. Крыс объявился.

— Элька, чего сидим, грустим? Что рассматриваем?

Крыс запрыгнул на стол прежде, чем я успела спрятать рисунок.

— Хм, странная картинка. А это ты что ли в центре?

— Крыс.

Я попыталась спихнуть нахального хранителя со стола, но только лапой по руке получила, хорошо без когтей обошлось. Рассмотрев всю, так сказать, композицию, Крыс переменился в лице, то есть в морде. Глаза точно в блюдца превратились.

— Это что?

— Осколки отданного дара. Не обращай внимания.

— Как это не обращать?! — взвился Крыс. — Элька — ты в своем уме? Это же… это же.

У Крыса дар речи пропал то ли от возмущения, то ли от потрясения. И чего такого он там увидел? Ну тип, ну с ножом, так если на все мои рисунки так реагировать, никакого здоровья не хватит.

— Крыс, да что ты завелся? — нахмурилась я. — Это просто картинка.

— Это… это. Осванг, — наконец выговорил Крыс.

— Кто?

— Не кто, а что. Ритуал Осванг.

— И что?

— Элька, Элечка, давай уедем. К тете Нине, в деревню. Будем там жить, цветочки собирать, знахарским премудростям учиться. Давай, а?

— Крыс, я тебя не узнаю.

И я действительно его не узнавала. Мой хранитель сейчас реально трясся, словно провел в холодильнике все утро.

— Крыс, кончай меня пугать и объясни, что за хрень?

— Забудь, — мгновенно переменился Крыс, моргнул пару раз, провел когтем по картине, и она вспыхнула.

— Ты что наделал? — завопила я и накрыла кострище первой же попавшейся тряпкой. Эх, хорошая кофта была. А еще интереснее то, что раньше этот конспиратор при мне своих возможностей не демонстрировал. Только перемещения, но это мелочи. — Зачем ты сжег картину?

— Затем, что ты права — это глупость.

— Ага, так я тебе и поверила. Ты себя моими глазами не видел, вел себя сейчас, как припадочный алкаш. Хватит увиливать, Крыс, я знаю, что тебя что-то напугало, так что рассказывай.

— А почему я должен говорить?

— Потому что если ты не скажешь, я сама попытаюсь узнать. И где гарантия, что не попаду в еще большие неприятности? А?

Крыс аж задохнулся от возмущения, но мою мысль понял. Пару минут сопел и вилял хвостом, как пес, завидевший хозяина, и все же решился рассказать.

— Ладно. Так и быть. Скажу, но пообещай, что не будешь паниковать.

— Как ты точно не буду, — клятвенно пообещала я и уселась на кровать, предвкушая интересную историю.

И не ошиблась. История, действительно, показалась интересной. И опять все было завязано на моем далеком предке, Бальтазаре Бьюэрмане. В средние века, когда он еще не встретил мою прародительницу Алену Углич, его влекла запретная магия. Он искал способ получить абсолютное могущество. И говорят, он его нашел. И даже не так, он нашел способ, как можно получить это самое могущество. Но Освангом назвали не ритуал, а пророчество, которое создал мой далекий предок.

— Крыс, а ты знаешь, в чем его суть?

— Судя по картинке, в тебе. Эля, я боюсь за тебя.

— Крыс, ты всегда за меня боишься, — отмахнулась в ответ.

— На этот раз все очень серьезно. Ты не понимаешь.

— Я понимаю только то, что можно осмыслить, а ты лишил нас малейшего шанса. На кой черт тебе понадобилось сжигать картину?

— Прости, я испугался за тебя.

Признаюсь, я сама испугалась. Не жажду я как-то становиться лягушкой для опытов.

— Так, кончаем паниковать и начинаем думать, — скомандовала я. — Во-первых, я и раньше картинки малевала. И видения свои не раз меняла.

— Ой, не скажи. Именно картинки у тебя всегда сбывались, а вот видение ты смогла изменить. Нет, Элька, ты должна понять, что все это крайне серьезно. Я иду к твоей бабушке.

— Ага, сейчас, — схватила за хвост, собирающегося смыться хранителя.

— Ай! Сколько раз повторять, хвост — мое самое больное место.

— Голова — твое больное место. Впрочем, как и мое. Давай хотя бы на секунду начнем рассуждать здраво.

— На трезвую голову как-то не рассуждается.

— Согласна.

Что-то мы оба сегодня перенервничали. Надо подлечиться, причем обоим. Поэтому я сходила на кухню и притащила стакан воды, миску Крыса и валерьянку. Ух, как глаза у кое-кого загорелись. Алкаш, что с него взять. Его даже от сыра, когда он в образе крысы разгуливал, так не колбасило. И в связи с этим вывод напрашивается: валерьянка — страшная сила.

— Эх, жаль, ты картину спалил, — вздохнула я после первых двадцати капель.

— Жаль, — немного пьяненько повторил Крыс.

— Нам нужно больше информации.

— Нужно, — согласился хранитель. — Эль, не жадничай, подлей еще. У меня стресс.

Подлила, и себе накапала еще двадцать капель.

— А еще узнать о пророчестве. Ты-то сам, откуда узнал? Вычитал где-то?

— Ты, что! Это пророчество большинство мифом считают. Легендой.

— А не большинство?

— Не знаю. Я никогда не интересовался историей культов. Это было так далеко от нас.

— Далеко, говоришь.

Кажется, кое-кто все-таки считает иначе.

— Элька, ты не отвлекайся. Плесни мне еще чутка.

— Э, нет, — возразила я, закрывая валерьянку. — Хвостатым больше не наливаем.

— Это еще почему? — возразил уже совсем не трезвый хранитель. Надо же, как быстро валерьянка его валит. Надо взять на заметку. Мало ли? Пригодится еще.

— Потому что у нас дело наметилось. Слушай и запоминай. Как проспишься, дуй к своим сородичам и выясняй, что за дела с этим пророчеством.

— Фу, а может, ну его? Давай рванем в теплые края, будем греться на солнце и ни о чем не думать.

— Ага, а как вернемся, наши враги тут же нас и оприходуют. Нет, Крыс. Думаю, в этом пророчестве что-то есть. И, возможно именно из-за него меня пытались похитить.

— Похитить? — подскочил на метр мой хвостатый и резко протрезвел.

Черт, совсем забыла, что решила его не посвящать. Он у меня и так паникер, а тут совсем проходу не даст.

— А ну живо рассказывай, что за дела?

И судя по злобной, полной негодования морде, так просто он не отстанет.

Пришлось смириться и рассказать о странных людях, которые хотели меня похитить и умерли самым загадочным образом.

— Так, понятно, Элька. Я пошел в ванную, трезветь, а потом к хранителям.

— ОК, а я пока смотаюсь к Олеф. Думаю, Омар видел много больше, чем было видно на картинке. И все-таки жаль, что ты ее сжег.

— Прости, я не хотел, — покаялся хвостатый, а я потрепала его по шерстке. — Да, ладно. Ты ведь не со зла. И без картинки прорвемся. Вот только не понятно, как. И что за дела? Стоит только расслабиться, как возникает что-то страшное, и жуткое, грозящее моей скорой смерти. Может, меня кто-то сглазил? Ага, еще при рождении. Блин, рождение. Точно! Ох, чует мое сердце, что именно из-за этого Осванга я и родилась? И этот жуткий тип J поэтому меня преследует. Чтобы приковать к жуткой штуковине и пустить кровь? Жесть. Нет, надо срочно что-то делать. И для начала ответим на настойчивые звонки Олеф.

— Эля! Твою мать! Почему ты не отвечала?

— Переваривала информацию, — откликнулась я на вопли подруги. А через секунду решила, что по телефону о таких вещах разговаривать неудобно и глупо. Мало ли? Вдруг меня подслушивают. — Оль, а ты сейчас где?

— В особняке.

О, чудненько.

— Хорошо, не отключайся.

Я прошла на кухню, предупредила дядюшку Петра, что отлучусь ненадолго, надела кроссовки, мало ли, куда меня занести может, закрыла глаза, представила во всех подробностях особняк семьи Влацек, который стал для меня почти домом, и через секунду распахнула глаза.

Глава 9

Смерть в видении

Надо же, оказывается, я соскучилась по этому месту. Все-таки больше трех месяцев здесь провела, встретила Диреева, влюбилась, совершала глупости, и была счастлива, без всяких «почти». И пока поднималась по ступенькам, пока ожидала, когда мне откроют, вспоминала наши тренировки, ссоры, бурные примирения, всех обитателей дома. А вот открыл мне самый противный его обитатель.