Кикимора болотная - Мясникова Ирина Николаевна. Страница 13

Тася тогда в ресторане просто показала Сельдерею кулак и теперь постоянно мучилась угрызениями совести.

— Я, девочки, когда рубашки ему наглаживаю, всегда думаю, что ежели он в этой рубашке мне изменяет, то все — вешалка! Это же предательство самое настоящее. Понимаете, рубашки и еда — вещи очень личные. Я к ним душу свою прикладываю. Иначе нельзя. И он сейчас такой, какой есть, холеный и красивый, благодаря этой вот части моей души. Но ведь, заметьте, именно ухоженные и холеные дядьки девкам пустоголовым обычно и нравятся. Вы ж видали небось мужика заброшенного? Глаза в разные стороны, худющий да обшарпанный. Кто на такого позарится? Кому он нужен? Вот, допустим, если б я Сельдерея своего магазинными пельменями, полуфабрикатами разными кормила да рубашки домработнице гладить доверяла, то тогда другое дело — пожалуйста, ходи хоть направо, хоть налево. Только кому ты нужен будешь? Так что, пока я ему паровые котлетки делаю, ни-ни. Все хозяйство ему пообрываю, нечем сельдереять будет. — Вера воинственно махнула рукой, демонстрируя, как она будет обрывать Сельдерею хозяйство.

— Так, может, прямо с сегодняшнего дня и начнешь? — поинтересовалась Штукина.

— Чего? — не поняла Вера.

— Ну, хозяйство обрывать да пельменями его мучить. Чего зря время тратить, измены дожидаться, — пояснила Штукина свою мысль.

— Любишь ты, Вер, Сельдерея своего. — Тася во всем была согласна с Верой. Вон, взять хотя бы того типа в рекламе конфет, ведь ежу понятно, что женатый! Такой холеный весь. Прохвост. Однако никто к рубашкам и котлетам без любви душу свою не прикладывает.

— Люблю, конечно, особенно сейчас. Как мне его теперь не любить-то? Мне без него труба. У нас эксплуатация только «дачки» нашей в две штуки евро ежемесячно обходится.

У Веры раньше был свой маленький бизнес по пошиву корсетных изделий, однако несколько лет назад во время рейдерского захвата он приказал долго жить. Конечно, рейдеры захватывали не Верин бизнес, он для них — «тьфу и растереть», а промплощадку, где располагался Верин небольшой цех. Площадка находилась в непосредственной близости от центра города и просто напрашивалась под строительство очередного бизнес-центра. И никакие договоры долгосрочной аренды, юристы и связи Вере не помогли. Даже борец с экономическими преступниками и их преступлениями майор Штукина ничего не смогла сделать. Штукиной конкретно намекнули, что против лома нет приема, а Вере для начала обрубили электричество, потом пришли пожарники, санэпидемстанция, а в апофеозе приехал некий специальный отдел налоговой инспекции с выемкой документов и арестом всех счетов. Вера тогда собрала все оставшиеся товарные запасы и отволокла эти лифчики в налоговую, прямо в кабинет начальника, пожелав ему носить это все долго и счастливо. На этом Верин бизнес закончился.

Бизнес же Сельдерея, связанный с каким-то мудреным оборудованием, которое он производил в Китае и продавал в России под видом итальянского, продолжал цвести пышным цветом.

— Значит, за деньги с Сельдереем живешь? А так бы уже бежала от него куда глаза глядят?

Нам-то хоть не ври. — Тася понимала, что Вера хорохорится, видимо, чувствует, что у них с Сельдереем не все в порядке.

— Обидно мне, девчонки. Вот смотрите, я с Сельдереем своим огонь и воду прошла. Сами знаете, в какой нищете мы с ним начинали. И вот, наконец, деньги появились, много, живи да радуйся, но я ж не молодею. Придет какая-нибудь вертихвостка на все готовенькое, а меня куда? В утиль! Об этом же нам по телевизору с утра до вечера талдычат. И в журналах глянцевых все про такие ситуации ясно прописано. Старая жена остается за бортом, и ее никто в глаза не видит, а новая жопой вертит да галереи открывает. Бутики разные и салоны.

— Ну, Вер, это ж нам про дураков показывают, которые до денег дорвались и хотят себе все новое купить. Они ж не знают, что товарища себе не купишь, с товарищем надо пуд соли съесть. А вы с Сельдереем товарищи. И потом, какая ты старая-то? Совсем опупела. Я ж вот себя вполне молодой считаю. Замуж-то еще даже во второй раз не вышла! Какая уж тут старость? А ты и вовсе еще только первый раз замужем, а себя уже с корабля большого спорта списала. Хотя если ты по-прежнему будешь жрать все подряд без остановки да ходить такой чумичкой, то опасность стать старой женой для тебя встанет в полный рост!

Тасе Верины настроения совершенно не нравились, тем более что еще совсем недавно Вера была настоящей красавицей. С длинными черными, совершенно прямыми волосами — Тася о таких всегда мечтала — и яркими васильковыми глазами. Ух! Когда они в институтские времена вместе с Верой шли по улице, на них все оборачивались. Сейчас Вера явно потеряла интерес к жизни и уверенность в себе. За последние годы она расплылась и стала похожа на тетку. По дому ходила в жутких трениках и безразмерном свитере, волосы ее поседели, и она закручивала их в какой-то старушечий пучок с пластиковой заколкой, глаза не красила, ногти тоже. Такое невероятное, на взгляд Таси, превращение подруги из эффектной молодой женщины в тоскливую дурнушку произошло с Верой именно после потери собственного бизнеса. Вера очень переживала, проклинала на чем свет стоит родную державу и даже хотела эмигрировать в Канаду. С тех пор она так и не оправилась. И неудивительно, что, интуитивно чувствуя какой-то подвох в поведении Сельдерея, Вера, похоже, очень боялась остаться одна и потерять свою обеспеченную жизнь. Тася давно понимала, что подругу необходимо срочно вытаскивать из сегодняшнего ее состояния, но не знала, как к этой задаче подступиться.

— А на фига ей стараться и морду красить, когда у нее такая подруга, как Лена Штукина, имеется? Пусть только попробует Сельдерей налево дернуться, я его, вражину, быстро на чистую воду выведу! С полной конфискацией всего бизнеса! Сельдерей — это вам не хитромудрые московские рейдеры. Так что не получится у его новой жены жопой вертеть. Не боись, Верка! Ты, главное, маникюр не вздумай делать. — При этих словах Штукина принялась задумчиво разглядывать свои ярко-фиолетовые гигантские ногти.

— Ага, у меня-то ногтей нет, потому что я их себе все время кухонным ножом обрезаю. А вот как майор Штукина со своими ногтями из пистолета стреляет и на самбо раз в неделю ходит — это тайна, покрытая мраком! — возмущенно заявила Вера.

— Вот именно, тайна! — Штукина подняла вверх указательный палец. — То есть информация исключительно для служебного пользования. ДСП называется.

— Вот тебе и самооборона без оружия! Она ноготком своим торк-торк подозреваемому в глазик и — здрасте вам! Он уже не подозреваемый, а самый настоящий преступник, бежит сдаваться, признается, где деньги спрятал, и платит налоги в тройном размере, — высказала предположение Тася.

— У майоров свои секреты! А вот когда у богатых домохозяек на голове воронье гнездо с пластиковой заколкой и рейтузы времен войны восемьсот двенадцатого года, мне становится страшно жить. Хочется плакать, снять с себя все и отдать богачам последнее. — Штукина вздохнула и закатила глаза к потолку.

— Вы, девочки, совершенно правы. Давно пора поднимать знамя мятежа. Я вот думаю, не перекраситься ли мне в блондинку? — захихикала Вера.

— Идиотка, даже думать не смей! Слушай, а давай с нами на каникулы к непутевой мамаше рванем. Итальяшкам разным глазки строить будем. — Тася подумала, что вдвоем с непутевой мамашей они как-нибудь с Вериной тоской управятся и вернут подруге человеческий облик.

— Нет, не годится. Во-первых, Сельдерея на Новый год одного оставлять нельзя, мы с ним до городу Парижу махнуть собирались, а во-вторых, итальяшки эти во главе со своим премьером тоже на малолеток падкие. Я в журнале читала. Полное безобразие!

— Ну, не знаю. Моей мамаше непутевой до сих пор проходу не дают, даже муж ревнует периодически.

— Молодец твоя мамаша. Ты лучше скажи, какие у тебя новости на личном фронте? Неужто только на итальяшек вся надежда?

— Да, как там дела-то со вторым замужеством, продвигаются или нет? — поддержала Веру Штукина. Она даже придвинулась поближе и внимательно заглянула Тасе в глаза.