Девушка с ароматом ночи - Эштон Броди. Страница 31

Во-вторых, даже в полуобморочном состоянии Коул говорил мне держаться подальше от Джека. Он пришел в отчаяние на балу лишь оттого, что я танцевала с Джеком. Но почему?

Почему Коул так боится того, что я могу сблизиться с Джеком? Неужели он правда думает, что Джек может снова влюбиться в меня? Да и что, если так? Это не изменит мою судьбу. Я все равно попаду в Тоннели. Просто мне от этого будет труднее. Но не Коулу. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы сказала, что это ревность. Но это означало бы, что Коул испытывает настоящее чувство ко мне, а это невозможно.

Я не знала, как выяснить правду по первому вопросу, но насчет второго у меня появился план, и заключался он в том, чтобы сделать то, чего Коул боится больше всего.

Я остановила машину у дома, вошла внутрь, пожелала папе спокойной ночи, чтобы он не волновался, а потом вылезла через окно спальни на улицу.

Я решила пойти к Джеку. Может быть, я и не расскажу ему всего, но скажу достаточно, чтобы он понял, что происходит. Это рискованно, потому что может оттолкнуть от меня Джека, но надо попробовать, чтобы посмотреть на реакцию Коула, сделав что-то, чего он не ожидает.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Сейчас

В пути. Осталось два месяца и одна неделя.

Пронизывающий морозный воздух на улице не поколебал моей решимости — мне не терпелось сделать то, что я задумала, и от одного этого становилось теплее. Дом Джека был всего в нескольких кварталах от моего. Белый забор из штакетника у жилища Болтонов был ровно на полпути между нашими домами. Мы знали это точно, потому что однажды, когда мне было лет одиннадцать, измерили расстояние. Мы вышли каждый из своего дома одновременно и шли навстречу друг другу.

Я вела по забору кончиками пальцев, пока не дошла до середины. Джек всегда говорил, что это не точная середина. Он уверял, что шел быстрее, так что расстояние от дома Болтонов до дома Капито больше.

Но, когда я оказалась на месте, мне показалось, что не прошло и минуты. У дома Джека, как и у большинства домов в нашем районе, была такая же планировка, как у моего: три комнаты и две ванных на первом этаже. Комната Джека была угловой, с окном на улицу. Я надеялась, что он не переехал в другую за то время, что меня не было.

Я прокралась через кусты и, приложив руки к стеклу, заглянула внутрь. Я успела лишь мельком взглянуть, прежде чем стекло запотело от моего дыхания, но этого оказалось достаточно. Рюкзак Джека висел на ручке шкафа.

Он был в постели, спал. У меня промелькнула мысль уйти, но я осталась. Затаив дыхание, я потянула за оконную ручку. Она поддалась. В комнате Джека было старое окно, которое открывалось наружу, как дверь. Задвижка давным-давно была сломана.

Я влезла внутрь. Джек повернулся на кровати в другом конце комнаты, но не проснулся. Я смотрела, как он спит. Слушала его дыхание. Чувствовала его. Смотрела, как трепещут его ресницы, пока он видит сон. Его ноги пару раз дернулись.

Бежит. Я была уверена, что он бежит во сне. Убегает от чего-то в панике. Я чувствовала это.

А может быть, я просто придумала его страх. Может быть, мне это было нужно, чтобы оправдать намерение разбудить его. Я остановилась настолько далеко от него, насколько позволяли размеры комнаты. Если я произнесу его имя и он не пошевелится, я уйду.

— Джек, — прошептала я.

Он пошевелился и заворочался, просыпаясь.

— Джек.

На этот раз он сел, руки его потянулись к ночному столику, где лежали его очки. Он не включил свет.

— Бекс? — сказал он. — Это ты?

— Да.

— Это сон.

Я не могла сдержать улыбку.

— Нет.

Для человека, который обнаружил, что к нему ночью кто-то забрался в дом, Джек казался недостаточно удивленным.

Он наклонил голову.

— Я уже видел такое во сне. После того как ты исчезла, я каждую ночь видел, как ты приходишь ко мне… — голос его оборвался, он опустил голову еще ниже и провел рукой по волосам. — Глупо, — пробормотал он так тихо, что я не была уверена, сказал ли он это или мне показалось. Потом он снова потянулся к ночному столику и взглянул на часы. — Два тридцать, — сказал он.

— Да.

— Ты в порядке?

— Да.

Мы помолчали. Он не спросил, что я тут делаю. Он не выглядел расстроенным. Он просто ждал.

Если я собиралась рассказать ему все, надо было сделать это здесь, в этой комнате. Но теперь, когда я пришла, я не представляла, с чего начать. Как начать.

Я обвела взглядом комнату, которую так хорошо знала. Знакомый беспорядок. На тумбочке фотография: десятилетний Джек стоит рядом с дедушкой. Позади них деревенский дом. Его дедушка был одним из последних ковбоев Запада, важной фигурой в истории нашего города.

Рядом с фотографией рисунок из начальной школы. Джек не умел выбрасывать вещи. Рядом с рисунком мятая фотография, которую, казалось, несколько раз складывали, а потом опять расправляли.

Я показала на нее.

— Это…

— Твоя фотография, — закончил он за меня. — Я показывал ее людям, когда искал тебя.

— А.

Над столом на полке стояло несколько книг, у большинства на корешке было написано «Цзэн». Еще одна называлась «Чему учил Будда». Я никогда не видела этих книг прежде.

Джек ответил на мой безмолвный вопрос:

— Они помогли мне. Когда было совсем плохо.

— А.

Он потер глаза, а потом открыл ящик ночного столика и вытащил что-то, я не видела что.

— Сдавай, — сказал он и бросил мне колоду карт. Они упали мне на колени. — Когда будешь готова говорить, говори.

Джек встал с кровати и подошел к шкафу, чтобы достать рубашку. На нем была черная обтягивающая футболка и хлопчатобумажные штаны с логотипом «Гиганты Сан-Франциско». Его любимая команда. Надев рубашку, он сел на пол напротив меня.

Я смотрела на него, затаив дыхание, и даже не вынула карты из коробки.

— Напомнить, как тасовать? — спросил он.

Я не ответила. Вытряхнула карты, сняла половину колоды, перетасовала. Он снял снова, и я сдала.

Невозможно сосчитать, сколько раз мы делали это прежде, с самого детства, когда мой папа на заднем дворе нашего дома, под батутом, учил меня с Джеком и Уиллом играть в покер.

Джек сказал, что проигравший пойдет волонтером в дом престарелых. Он знал, что папа согласится. Мы с Джеком потеряли день и сдержали слово. Это была единственная игра на моей памяти, которую он проиграл.

Джек достал коробку со старыми фишками для покера из-под кровати и дал каждому по горсти. Те же фишки, которыми мы всегда играли. Красные и черные, из казино в Вендовере.

Он сунул в рот зубочистку. Это так на него похоже.

— Ты помнишь… — начала я.

Он посмотрел на меня. И ничего не сказал. Я подумала, отчего он не спрашивает, но потом поняла, что он ждет. Все, что я сегодня скажу, я должна буду сказать сама.

Я закрыла лицо веером из карт, прячась от взгляда Джека. Я могу это сделать. Я могу это сделать.

— Меня не было очень долго, — сказала я. — Дольше, чем все думают.

Меня охватила дрожь то ли от сквозняка, то ли он внезапного осознания тяжести хранимой мной тайны, хотя Джек едва ли мог понять все значение моих слов.

Он посмотрел на свои карты и разложил их по порядку.

— Насколько долго? — спросил он.

— Многие годы, — выдохнула я. — Я знаю, как это звучит.

Но он не спросил меня о временном несоответствии. Вместо этого он спросил:

— Тебе было больно?

От неприкрытой невинности его вопроса мне стало грустно.

— Немного.

— Ты кому-нибудь говорила?

— Нет. Я… не знаю как… на самом деле, — голос мой начал дрожать, и я закрыла лицо руками. Меня трясло, и он развернулся и снял с кровати покрывало. Это покрывало сделала для него его мама, когда ему исполнилось двенадцать. Он сел рядом со мной и укрыл меня им.

— Ш-ш-ш. Все в порядке. Теперь все хорошо. Тебе не надо больше говорить. Просто закрой глаза. — Я свернулась в клубочек на полу, а он лег рядом со мной. Он погладил меня по руке. — Я здесь, Бекс. Что бы это ни было, что так пугает тебя, я здесь.