Маяк Фишера (ЛП) - Сивек Тара. Страница 45

— Возможно, нам просто нужно будет держать это в секрете и пригласить ее за пять минут до начала. Скажем так... в пятнадцатую годовщину, когда я наконец-то смогу убедить тебя пойти со мной на свидание. Встретимся у Маяка, и ты сможешь стать моей женой снова.

Люси кивает, приподнимаясь на носочках, чтобы поцеловать меня в подбородок.

— Свидание, да. Встретимся у Маяка.

Всего несколько минут стоя рядом с Люси и держа ее в своих объятиях, я чувствую себя в тысячу раз лучше. Я до сих пор слышу слабый гул голосов внизу, но теперь меня это не волнует. Я даже слышу, как хлопнула где-то дверь, но я не дергаюсь от беспокойства. Она все исправила... она делает так, что весь мир вокруг исчезает, и остаемся только мы вдвоем, и она права, все остальное совершенно неважно.

Я двигаться вперед и тяну ее за руку за собой в направление к шкафу в противоположном конце комнаты.

— У меня есть для тебя кое-что. Я тайком пробрался в эту комнату утром перед тем, как ты приехала, чтобы кое-что спрятать, — говорю я, подводя ее к шкафу. — Закрой глаза.

Она говорит с огромной улыбкой на лице:

— Мне кажется, что мы решили не дарить друг другу подарки на свадьбу, Фишер. Выйти за тебя замуж — это единственный подарок, который мне нужен.

Я отпускаю ее руку и открываю дверцу, и тянусь внутрь за подарком, который сделал специально для нее.

— Да, хорошо, я солгал. Открой глаза.

Она медленно открывает, и у нее появляются слезы, когда она видит, что я держу перед ней.

— Я подумал, что мы могли бы повесить ее рядом с входной дверью нашего дома, — говорю я.

Последние несколько недель, я трудился, делая табличку для нее. Это не так много, и она определенно не котируется с дорогим жемчугом, на котором настояла моя мать, чтобы я купил для нее, но я знаю, что Люси предпочла бы скорее подарок, идущий от сердца, чем все, что я могу купить.

— Ох, Фишер, это так красиво, — говорит она, пробегаясь пальчиками по деревянному овалу.

Я вырезал слова «Фишеры, год основания 2006» и под ними наш Маяк.

— Я не могу дождаться, чтобы повесить ее на дом. И я не могу дождаться, чтобы стать миссис Фишер.

Я опускаю дощечку вниз на пол рядом с нами, и притягиваю ее обратно в свои объятия.

— Ты делаешь все идеально, Люси. Ты мой свет и моя жизнь и все, что мне необходимо — это твоя любовь, направляющая меня домой, где бы я ни был.

Глава 28

Фишер

Сегодняшний день

— Фишер, сядь иначе ты протрешь дыру в ковре.

Я останавливаюсь и смотрю на Сет Майкельсона, качающегося взад-вперед на одном из стульев, которое я сделал для своей комнаты, пока нахожусь здесь. Ему к шестидесяти, полностью седой, Сет — ветеран Вьетнама, который проводит свое свободное время в виде добровольца в местном реабилитационном госпитале, после своего ухода на пенсию с сталелитейного завода, живет в пригороде Бофорта, Южная Каролина. Я считаю его своим другом, хотя, когда встретил первый раз, возненавидел его. Он консультирует ветеринаров в реабилитационном центре, относящемуся к Медицинскому Центру Ветеранов, где я провел последний год своей жизни. Он не сертифицированный психотерапевт или что-нибудь в этом духе, но он знает все о том, как тяжело акклиматизироваться к гражданской жизни после участия в боевых действиях. Клиника пробовала направлять ко мне психиатров, после того, как Бобби доставил меня к дверям и последний раз в прямом смысле угрожая надрать мне задницу, если я откажусь от помощи и разрешу всему своему дерьму мешать мне жить. Ни один из этих щеголяющих в белых халатах, заходящих ко мне в комнату, никогда не был на войне, все они только о ней читали, оперируя фактами и цифрами, приглашали меня лечь на диван и обсудить мои чувства к маме. После нескольких недель моя бурная истерика только усилилась в связи с последствиями алкогольной детоксикации, Сет вошел, сел на мою кровать и не сказал ни слова. Он сидел, развалившись на моей подушке, потом видно ему наскучило молчание, вытащил книгу из моей тумбочки, и начал читать ее. Это достало меня окончательно, я начал орать на него. Мой ор вызвал еще одну полноценную вспышку гнева, я выхватил книгу из его рук, швырнув через всю комнату. Но он по-прежнему не сказал ни слова. Я продолжал орать, а он сидел и разглядывал свои ногти, пока мои крики не превратились в бормочущие проклятия и мат, а затем медленно перешли в разговор. Я говорил и говорил до тех пор, пока голос не осип, и я полностью выдохся, сполз вниз по стены усевшись на пол. Когда я закончил, он поднялся с моей кровати, подошел ко мне, похлопал по спине и сказал:

— Я вернусь завтра. Мы пойдем на прогулку.

После ланча, я видел Сета каждый день, пока находился в реабилитационном центре. Он рассказал мне о своем участие в военных действиях во Вьетнаме, и как он справился со всем этим, вернувшись домой к жене и новорожденной малышки, но в основном, он слушал. Если у меня был плохой день, и я орал и злился на него, он называл все, что выходило у меня изо рта, полным дерьмом и говорил мне бросить свое нытье. Если я начинал жалеть себя, он говорил, чтобы я перестал быть слабаком и подумал о всех хороших вещах, которые происходили и произойдут в моей жизни. Сет был моим спасителем в самое темное время моей жизни, и наполнившись всеми противоречивыми мыслями, кружащими в голове в течение последней недели, я понял, что мне пора сесть на паром, отходящий на материк, чтобы увидеть его. Я провел последний час, перебирая в голове все события, которые произошли со мной за это время, ибо последний раз, когда я говорил с ним, было чуть больше месяца назад, именно тогда я вышел из клиники.

— Так ты волнуешься, что опять сделал больно Люси, оттолкнув ее от себя и разрушая все планы, чтобы приблизиться к ней снова. В этом суть вопроса? — спрашивает Сет.

— Да, скорее всего, я обидел ее. Сначала я пригвоздил ее к стене гребаного здания и укусил за шею. Я потерял контроль над собой, Сет. Проведя целый год, и учась контролировать свой гнев, я просрал все в мгновение ока, как только увидел ее целующуюся с придурком, с которым она встречается, — говорю я, снова начиная расхаживать.

— Значит она кричала на тебя? Говорила, чтобы ты остановился, боролась с тобой, ударила тебя, проклинала? — спрашивает Сет. Я слышу нотки веселья в его голосе, потому что он знает чертовски хорошо, что собственно ничего такого не случилось из моего объяснения.

— Все произошло так быстро. У нее не было времени, чтобы бороться со мной, но я знаю, что она хотела, — отвечаю я, запинаясь, но не убедительно.

Сет смеется.

— Правда? У тебя открылись телепатические способности?

— Пошел ты, — рычу я. — Я знаю Люси, и она не хотела бы, чтобы я так с ней обращался. Я превратился в гребаное животное, и она, наверное, ненавидит меня сейчас еще больше, чем прежде. У нее есть Мистер Совершенство, который, вероятно, одевает белые перчатки, чтобы прикоснуться к ней, не запачкав, а потом она встречает меня, грубо обращающегося с ней в темном переулке.

Сет встает с кресла-качалки и направляется ко мне, встав напротив.

— Ты провел тринадцать месяцев вдали от нее, так что вполне возможно ты не знаешь ее настолько хорошо, как тебе кажется. Многое меняется и люди тоже. Ты не думаешь, что из-за того, что случилось с тобой после участия в военных действиях, ты изменился, а? Что-то изменилось внутри нее, она стала немного сильнее, немного увереннее и научилась приспосабливаться?

Теперь Сет начинает ходить по комнате, и я наблюдаю за ним, слушая внимательно:

— Моя Мэри Бет была серой мышкой, когда я уехал во Вьетнам. Никогда не повышала голос, никогда не спорила... она была одной из тех жен, которые молчат, смотрят и слушают, так ее научила мама. Она успокаивала мой взрывной характер и это срабатывало, пока я не вернулся немного другим, я был зол на все постоянно. Она подпитывала мой гнев, и мы пришли к «ссоре на ринге» на середине кухни с бросанием тарелок и стаканов в мою голову, пока я разглагольствовал в бреду, и бросался на всех. На следующий день, я встал перед ней на колени и практически рыдал, что мне жаль, она просто рассмеялась, обняла меня и сказала: «Сет, сражение с тобой было самым интересным я за все эти годы. Если тебе нужно как-то выплеснуть свой гнев, нет проблем, вместо того, чтобы выпускать его на улице, ты можешь выпустить его на меня. Но если ты когда-нибудь поднимешь на меня руку или сделаешь что-нибудь еще, чем страсть, которую ты испытываешь, я возьму ружье из шкафа в прихожей и прострелю твою жалкую задницу».