Маяк Фишера (ЛП) - Сивек Тара. Страница 7
После того, как военный врач объявил повреждения его нервных окончаний слишком серьезным, заявив, что о службе придется забыть, вопрос с выпивкой у Фишера только обострился. Я была счастлива от того, что теперь снова он никогда не покинет меня, и никогда добровольно не уйдет на целый год, но очевидно, он сам был очень недоволен, что не сможет вернуть в бой. Каждый час он смотрел новости, ожидая информацию о войне и друзьях, которых оставил и проклинал свое плечо, которое подкосило его возможность вернуться к ним туда и помочь. Разве он не понимает, что его жизнь и его психическое здоровье не стоит того? Так же, как и не стоит оставлять нашу совместную жизнь? Каждый раз, набравшись храбрости, чтобы сообщить ему, что я счастлива, что он больше никогда не уйдет от меня, я останавливаю себя в последний момент. Его жизнь заключалась в морской пехоте, в этой войне, в тех идеалах, в которые он верил, защищая страну, именно это он хотел сделать с самого начала, еще до того, как я встретила его. Я не смогу быть счастливой с ним из-за того, что он потерял что-то, что было настолько для него важно. Я просто хочу, чтобы он поговорил со мной и разрешил забрать у него некоторых из своих демонов, но я не знаю, как это сделать. Я не знаю, как, потому что он не допускает меня до себя. Каждый раз он уходит в гостевую спальню и хлопает дверью, и мне кажется, что так он захлопывает дверь в свое сердце, и я не жажду иметь ключ, чтобы еще раз открыть ее.
Глава 4
Фишер
Сегодняшний день
— Это совершенно не важно, пьешь ты или нет, парень, тебе все равно придется прийти к Барни и сказать всем привет, — говорит Бобби, наблюдая за мной, как я пробегаюсь наждачной бумагой по ручке кресла-качалки, над которым начал работать этим утром. Мое плечо болит, но работа с деревом — одна из немногих вещей в моей жизни, которая приносит мне удовольствие. Поскольку осколки от самодельной бомбы повредили нервные окончания в плече на моем последнем боевом задании, мне приходиться ограничивать время, которое я провожу в своей импровизированной мастерской. Если я работаю без перерыва несколько часов подряд, защемление в плечо распространяется вниз по моей руке и начинает так сильно болеть, что я теряю всю чувствительность. Онемение совместно с работой с электроинструментами — это не слишком хороший вариант.
Отбрасывая шкурку, я начинаю двигать плечом и растирать его, проклиная себя за то, что не сделал перерыв раньше. По-прежнему растирая напряженные мышцы, я поднимаюсь вверх по лестнице дома Трипа, и Бобби следует за мной. Когда я решил, что пришло время возвращаться домой, я, естественно, предполагал, что просто вернусь обратно в бывший наш дом с Люси, который стоит пустым уже больше года. Небольшой желтый коттедж с белой отделкой в тихой части острова, стоящий на берегу океана, с нашим собственным, небольшим частным пляжем, вернувшись домой со своего второго боевого задания, я удивил Люси, показав ей его, прямо перед тем, как мы поженились. Окруженный деревьями и цветами спереди, чтобы оберегать нашу частную жизнь, и вид на океан с задней части дома, возможность спускаться вниз к нашему пляжу, это был идеальный дом для нас двоих, чтобы мы смогли начать совместную жизнь.
Прошлой ночью прибыв на последнем пароме на остров, при этом чуть не потеряв по дороге свой ужин, я вошел внутрь нашего коттеджа, который теперь выглядел, как пустая оболочка, начисто стерев все упоминания о Люси. Я знал, что Бобби убирал дом, следил за мебелью, забрав всю мою одежду на хранение, но был не готов зайти в него и увидеть наш дом без моей Люси. Все, что превращало раньше этот коттедж в настоящий дом, и каждое воспоминание о нашей совместной жизни, прожитой в нем вместе, исчезло. Было такое чувство, как будто никогда не существовало нашей совместной жизни, как и тех восьми лет, что мы прожили вместе под этой крышей, ничего этого не было здесь больше, я больше не мог оставаться в этом месте ни секунды. Я вышел из коттеджа, запер за собой дверь, и направился в дом моего деда, как гребаный слабак. Он сказал мне, что я могу остаться у него настолько, на сколько захочу, помогая ему с различными делами на острове, когда у меня будет время.
Я вытираю руки о свои джинсы и разворачиваюсь лицом к своему лучшему друга, как только мы добираемся до кухни. Удивительно, что до сих пор мы остались друзьями по истечении этих лет и всего дерьма, которое произошло между ними. Я практически отбросил его в сторону ради Люси в высшей школе, потому что был настолько погружен в нее и свою жизнь, связанную с пехотинцами, что у меня фактически не оставалось ни времени, ни сил для чего-либо или кого-либо еще, но Бобби был всегда здесь, на острове, ждал меня, и всегда был рядом, когда я нуждался в нем. Он был шафером на моей свадьбе, следил за моим дедом и Люси, когда меня не было в стране, и именно он в прошлом году, врезал мне как следует, заставив приземлиться на задницу, когда я выплескивал все свое дерьмо, устраивая пьяный дебош по всему городу, проволочив два квартала мое пьяное тело к парому на себе и доставив меня собственной персоной к входной двери военного реабилитационного центра.
— Послушай, мы собираемся туда, чтобы побросать дартс и немного расслабиться. Это вечер пятницы и пик сезона, парень. Ты хоть представляешь, сколько горячих телок будут ходить по всему городу, выискивая пару местных жителей, с которыми можно хорошо провести время? — со смехом спрашивает меня Бобби. — Это будет похоже на ловлю рыбы в бочке, забитой рыбой до отказа.
— Ты же знаешь, что я не для этого вернулся сюда, — отвечаю я, желая вернуться вниз и продолжить работу над вещью, которую делал. Мои работы по дереву начались, как хобби, когда я был еще молодым, и мой дед впервые научил меня строгать и вырезать замысловатые узоры из остатков древесины, которые валялись кругом. Когда я полностью освоил это, он научил меня, как использовать циркулярный станок, замерять и резать древесину. Пока он занимался оконными рамами или же потолочным плинтусом, мне стало скучно бесконечно строгать, я стал собирать разбросанные деревяшки, сбивая их вместе. Очень быстро таким образом я смастерил свою первую кресло-качалку. Получился еле стоявший покосившийся кусок дерьма, который, вероятно, не выдержал бы и котенка, чтобы не развалиться, но я был настолько горд своим деянием, потому что создал его с нуля. После этого, я изучил все книги в библиотеке, которые смог найти по изготовлению деревянной мебели, и тогда научился делать все правильно. Прошло совсем немного времени, после того, как жители острова увидели мои работы, и стали заказывать мебель для себя. Я делал все из оставшихся кусков древесины, добавляя что-то свое в каждую модель, например, резные фигурки всех их. Люди заказывали все, начиная от кухонных столов и заканчивая креслами-качалками, кроватями королевских размеров и книжными шкафами. Мое хобби превратилось в довольно прибыльный бизнес, мне не приходилось сидеть сложа руки, когда я вновь оказывался на острове между своим участием в военных действиях.
— Я знаю, я знаю, ты вернулся, чтобы начать с начала со своей женщиной и тому подобное. Но по крайней мере ты можешь хоть как-то поучаствовать в моем свидании. Можешь ты это сделать для меня? — умоляет Бобби.
— Хорошо. Играем одну игру в дартс, и я ухожу оттуда. Я не думаю, что я смогу начать пожимать руки и забыть свое чертово чувство вины перед всему горожанами, — отвечаю я ему, смывая древесную пыль с рук в раковине.
Бобби вздыхает, бросая мне полотенце.
— Они всего лишь кучка сплетников черт побери, которые не знают, как занять свое время. Потерпи пару дней, и все войдет в норму. Важно то, что ты снова здесь, а все остальное уляжется. Ты точно тихо и тайком не покинул остров, ты же понимаешь.
Ему не нужно напоминать мне об этом. К сожалению, я не был одним из тех пьяниц, которые в пьяном угаре могут совершить много глупостей, а потом отключиться и забыть все. Я совершенно отчетливо помню все — каждое слово, которое я кричал, когда шел через город, каждого местного, с которым я стал драться, и каждое окно, в которое я бросил камень или стул. Я чувствовал тогда, что делаю что-то неправильное, но ничего не мог с собой поделать, чтобы прекратить это. Тогда я совершенно запутался окончательно в своих мыслях, и если бы меня спросили, то я был бы не в состоянии сказать где я нахожусь, иду ли я по главной улице острова или нахожусь в засаде в Афганистане, потому что мне казалось, что все смотрели на меня, как на врага. Совершенно ужасные мысли промелькнули у меня в голове тогда, которые я когда-либо видел или делал, и меня совершенно не заботило ничего, кроме, как нападать на тех, кто встречался у меня на пути... Тогда я ненавидел себя, ненавидел свою жизнь, ненавидел тем, кем я стал, и тогда мне хотелось, чтобы страдали все, чтобы все испытали ту агонию, которую испытывал я.