Там за облаками (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 17

   Ни Татьяне, ни парням никогда она не рассказала о его ночном марш-броске ей на помощь, как молчала о его индивидуальных визитах к ней. О других случаях, когда он прибегал по её зову, тоже долго никому не рассказывала. Он не просил её молчать. Она сама не хотела посвящать посторонних в их тайный, странный и зыбкий мир, в котором не было места ни одному постореннему.

   Целое лето она не видела Закревского. Постепенно начала привыкать, что он, непоседа, не в состоянии долго находиться подле неё. Нет, он не скучал в обществе Маши. Но в нём вырабатывалось слишком много жизненной силы, слишком много весёлой и кипучей энергии, требовавших постоянного острого действия и смены декораций. Он ненавидел неизменную стабильность, ненавидел малейшее ограничение его свободы со стороны, ненавидел застывшие формы, унылость, бездействие. Человек-праздник, человек-фейерверк, Славка всегда ассоциировался у Маши с извергающимся вулканом при их ссорах и с бодростью, непрестанным движением, с целенаправленной созидательной деятельностью в мирные их периоды. Вечные проекты, планы, поездки, дела нужные и просто интересные. Успеть за ним порой не было никакой возможности. Торопился жить человек. Почти всегда оживлённый, он действовал на неё, как глоток шампанского. Увы, нечастого. Набегавшись где-то на стороне, всегда возвращался к ней, усталый, изредка и опустошённый. В её обществе отдыхал, набирался сил, оживая, и, восстановив необходимый градус жадности к жизни, вновь исчезал в неизвестном направлении на неопределённое время. Иногда Маша отождествляла себя с колодцем в пустыне, мимо которого Славкины верблюды никак не могли пройти. Пыталась свои представления зарифмовать:

   Не приходи - колодец старый пуст.

   Иссяк источник влаги не ценимой.

   А если нет, пусть не коснётся уст

   Вода живая, суть души гонимой.

   Ты столько раз куда-то уходил

   И возвращался, жаждою влекомый.

   И столько раз дыханием мутил

   Источник этот, хорошо знакомый.

   Ты целый караван мог привести.

   Верблюды жадно пили мою воду.

   Пятьсот идей ты мог изобрести.

   И я терпела всё тебе в угоду.

   Ты здесь, бывало, долго отдыхал

   В тени дерев, что выросли случайно.

   Но вспомни, что ты мне взамен отдал?

   Пусть ненароком, нехотя....

   Дальше у неё получалось уж вовсе коряво, и лишь слова "иди, мой друг, вода не твой удел" радовали точностью соответствия мыслям и чувствам.

   Татьяна её не понимала или не хотела понимать. Стремилась сохранить единство старой компании. Постоянно подбивая на совместные культурные вылазки и традиционные вечеринки. Маша шла у неё на поводу неохотно. Компания, в которой происходили необратимые изменения, по всему, разваливалась. На вечеринках парни стали сильно напиваться, зажимать девушек в мало-мальски удобных местах, точнее, где придётся: на кухне, в коридоре, в ванной комнате. Распускали руки, целовали припадочно. Доходило иной раз до спущенных дрожащими руками штанов. В трезвом состоянии парни обвиняли девушек в недопустимо вольном поведении, называли некрасиво, переваливая с больной головы на здоровую. Нормально держался один Болек. Татьяна негодовала:

   - Ты только посмотри на этих свинтусов! Мы, видите ли, нехороши. Можно подумать, мы их зажимаем и ремни им расстёгиваем!

   - Нет, конечно, - страдальчески скривилась Маша. - Но ведь позволяем себя целовать? Не бьём по морде, не кричим "пусти, придурок".

   - Может, лапать себя позволяем?

   - Нет, - вздохнула Маша.

   - Мы их жалеем, гадов. Им и целоваться пока не с кем.

   - Прав был Славка.

   - Да? - заинтересовалась Татьяна. - Ты обсуждала со Стасом эту проблему? Когда?

   - Давно. Весной ещё. И тогда проблемы не было. Она всего лишь предполагалась.

   - Ты не темни, не уводи в сторону, - потребовала Ярошевич. - Что тебе Стас говорил?

   - Боялся, скатимся к групповухе, и дело закончится плохо. Судя по всему, к групповухе мы все и придём. Лично я не хочу. Мне противно. Завязывать с вечеринками пора...

   - Ну да, - не дослушав подругу, рассудила Татьяна. - А Стас у нас чистенький. Учитель жизни. Парни на стену скоро без женщин полезут, а ему всё нипочём. Он на стороне пробавляется. Сам бабник невозможный. А мы рядом с ним грязными выглядим.

   - Он свою грязь в компанию не тащит, - заступилась за Славку Маша. - Друзья для него - святое. Он за нас переживает. Может, он прав, Тань, а?

   - В чём? - нахмурилась Татьяна.

   - Свой опыт надо получать на стороне и в гнезде не гадить.

   - Ну, милая, для этого надо хоть изредка из гнезда вылетать.

   - А я уже...

   - Что уже?

   - Вылетела. Я, Тань, влюбилась.

   - Да ты что? А как же Стас?

   - Славка здесь причём?

   - Он знает?

   - Пока нет.

   - Знаешь, что будет, когда он узнает?

   - Не знаю, и знать не хочу.

   - Он или тебя по стенке тонким слоем размажет, или сам непоправимых глупостей наделает.

   - Ты хочешь, чтобы я всю жизнь провела в ожидании, когда он решится на что-нибудь определённое? А если не решится? Вот сколько уже лет ты его дожидаешься? Он бегает, наслаждается, живёт на полную катушку. А мы с тобой под охраной парней, под строгим присмотром и с лимитированными развлечениями, лишний раз на дискотеку не сходить - обиды смертельные, с лимитированным кругом общения. Надоело. Человек я или...

   - Или, - перебила Татьяна.

   - Фигушки! У меня с прошлой субботы новая жизнь началась. И новые друзья появились.

   - Иди ты. Познакомишь?

   Маша познакомила. Татьяна без проблем втянулась в найденную подругой новую жизнь, надолго там не задержавшись. В чём-то у неё определённо имелось сходство с Закревским. Легкомысленность, вероятно, их роднила, стремление к новым, ярким впечатлениям. Маша не сожалела, что Татьяна недолго делила с ней радости новой жизни. Маша была влюблена. Взаимно. Мир окрасился во все цвета радуги. Новая история казалась красивой, как в кино, над ухом пели незримые флейты. Четыре месяца сплошного дурмана. Она не встречалась со своей компанией, ни разу никому не позвонила. Позвонил ей Шурик Вернигора.

   - Мань, ты куда запропастилась?

   - Шурик, не называй меня, пожалуйста, Маней. Терпеть не могу.

   - А Стасу, значит, можно?

   - Можно. У него особые заслуги.

   - Какие?

   - Не скажу.

   - Подумаешь! Больно надо!

   - Тогда тем паче не скажу, коли тебе всё равно не надо. Как твои дела, Шурик? Какие новости? Мы давно не виделись.

   - Во! Я потому и звоню, - обрадовался Вернигора. - Пора бы собраться. Тут у Казимирыча день рождения скоро. Пойдёшь?

   - А он зовёт?

   - Ясен пень. Куда мы без вас с Танькой? Подарочек Серёге мы присмотрели. С тебя пятёрка. За деньгами, если хочешь, я сам заеду, или с Танькой передай. В следующую субботу, к шести.

   - Договорились.

   - Может, тебя того... сопроводить? - неловко спросил Шурик.

   - Для чего? - не поняла Маша. - Сама как-нибудь доберусь. Где Серёжка живёт пока не забыла.

   - И это, Маш, я тебя попросить хотел, - смутился Шурик. - То есть, не один я, все ребята просят. Ты со Стасом, с одной стороны, помягче будь, а с другой - не морочь ему голову, ладно?

   - Чего-чего? - обалдела Маша. - Славка сам кому угодно голову заморочит. И вообще, я не поняла, что за наезды?

   - Чего там понимать?

   - Шурик, не мямли. Поясни кратко и чётко.

   - Мы, короче, тут посовещались...

   - Мы - это кто? - уточнила Маша, перебивая Вернигору.

   - Мы все. В общем, посовещались и решили, что не надо вам со Стасом никаких дел иметь. У него своя жизнь, у тебя своя. Ты сейчас нехорошо себя с ним ведёшь, Маш, некрасиво. Ты там по слухам в очередной раз замуж собралась?

   - Сбрендил, Шура? Никуда я не собралась. Клевета и грязные инсинуации. Нет, мне нравится - я себя нехорошо веду! А Славка - божий одуванчик?