Там за облаками (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 34

   Славка проводил их до самого дома, забыв о возможности столкновения с Шуриком. Они проводили Славку до остановки, посадили в автобус.

   - Я позвоню на днях, - бросил он, стоя на подножке. Поторопился подняться в салон. Двери закрылись, автобус тронулся и, пыля, стал быстро удаляться. Сердце у Маши внезапно дрогнуло, сжалось в смертной тоске от дурного предчувствия, и она расплакалась.

   - Ты чего? - не поняла Маргошка.

   - Сама не знаю, - всхлипнула девушка. - Мне вдруг показалось, что мы видим его в последний раз, больше никогда не встретимся.

   Так оно и случилось. Ну, или почти так. Их вторая прогулка по набережной была последней настоящей встречей.

   - Он же сказал, что позвонит через несколько дней. Вытри слёзы, рёва-корова, - похлопала сестру по плечу Маргошка. - Я бы на твоём месте давно женила на себе Стаса. Сперва бы с Ирой развела, а потом на себе женила. Не хочешь? Ну и дура. Тогда так с ним будь, как у нормальных людей принято. Найдётся, что вспомнить в старости. А то вы, как первоклассники, ходите, за ручки держитесь. Смотреть противно.

   - Противно? Не смотри, - вытерла слёзы Маша и направилась к дому.

   Никто, абсолютно никто не понимал, не хотел понимать, что у них со Славкой отношения сложились на ином, гораздо более тонком и хрупком уровне. Все их торопили, либо подталкивая к несвоевременной близости, способной перечеркнуть, убить особый мир, в котором они существовали, находясь рядом, в надежде опустить эту парочку сумасшедших на грешную землю, либо, наоборот, силком оттаскивали в разные стороны, прочищая мозги, опошляя их чувства, заставляя видеть убогое, грязное в распахнутой навстречу душе. Наверное, не только к ней лезли советчики, но и Славке свою точку зрения навязывали. Но что, если она неправильно понимает Славку, неправильно понимает странную ситуацию, растянувшуюся на годы? Раз практически все против них ополчились, то, может, все и правы? Может, проще надо смотреть? Упрощение Маше претило, она сопротивлялась давлению со стороны, своим сомнениям, обычной житейской логике.

   Славка позвонил через день

   - Маня, поедем в лес, шашлыки жарить?

   - Поедем, - засмеялась она. Радовалась не сбывшемуся предчувствию.

   Выбрали день, место, время. Оговорили фрукты-овощи. Заспорили о напитках. Славка жаждал водки, Маша геройски защищала сухое вино.

   - Для чего тебе водка? Напиться? Не надо её.

   - Надо, Федя, ой, то есть, Маня, надо.

   - Для чего?

   - Расслабиться немного. Я не напьюсь, обещаю.

   Обещания свои Славка выполнял далеко не всегда. Маша предпочла не поверить, но и не высказала сомнения вслух, притворилась, будто поверила.

   - Хорошо. Тебе водка, мне вино, Маргошке лимонад.

   - Кому?! Маргошке?! - чуть не зарычал на другом конце провода Славка. - Маргошка с нами не едет.

   - Почему?

   - Она только всё портит.

   Маша быстренько прикинула: лето, лес, водка, они вдвоём. Совершенно ясно, чем закончится их пикник. Упёрлась:

   - Без Маргошки я не поеду.

   - Мань, не дури, - Славка пытался держать себя в руках, пока смягчал интонации. - Не нужна нам Маргошка. Неужели мы не имеем права побыть вдвоём, без посторонних?

   - Слав, знаешь, чем это закончится?

   - Знаю, - после заминки и уже совсем другим голосом отозвался он, насмешничал, - Лес, Маня, птички поют, тишина, воздух чистый, мы вдвоём. Ни одной тупой скотины рядом, никаких мещанских рассуждений о правильном и неправильном, о "можно" и "нельзя".

   Ей бы остановиться, услышав его тон, отыграть назад. Ведь поняла внезапную перемену, причину перемены поняла. Но нет, в памяти у Маши срочно, не вовремя и некстати, всплыли предупреждения Шурика, размышлизмы Татьяны и Маргошки. Увы, кажется, справедливые. В ту минуту она не верила Славке и себе, верила чужим наговорам.

   - Нет, Слав, без Маргошки не поеду. Я не собираюсь становиться твоей любовницей. Помнится, я уже высказывалась на эту тему.

   - Любовницей... Фу, как грубо, Мань. Не любовницей, любимой женщиной.

   - Пока ты женат...

   - Я формально женат, временно.

   - Разведёшься, тогда и Маргошку с собой таскать перестану.

   - Формалистка!

   - Виконт де Вальмон!

   - Мещанка!

   Они поссорились. Они поругались. Ссоры у них часто случались и раньше. Но ругались они впервые. Она стремилась к чистоте в отношениях, к элементарной порядочности. Он хотел, чтобы она ради него презрела всё, перешагнула черту обывательской морали и милой её сердцу порядочности. Ни звука о любви, о завтрашнем совместном дне, о предполагаемом будущем. Полежать на облаках, сколько удастся, только лишь. На облаках ли? Одни взаимные обвинения и напоминания о прошлых обидах. Закончилось хуже некуда.

   - Правильно меня ребята предупреждали, правильно Шурик говорит...

   - Ах, Шурик, - перебил Славка, окончательно выйдя из себя. - Ну и оставайся со своим Шуриком. Вы друг другу идеально подойдёте. Всё, никаких шашлыков! Ничего вообще!

   Он швырнул трубку. Маша сидела, ловя ухом короткие гудки, сердитые-сердитые. Сбылось предчувствие. Подошла Маргошка, отобрала телефонную трубку, положила её на аппарат.

   - Мы на шашлыки едем?

   Маша вспыхнула. Сестра подслушивала, свинёнок бессовестный.

   - Мы никуда не едем.

   - Почему? - капризные интонации Маргошке всегда отлично удавались. - Я хочу со Стасом на шашлыки. Пусть себе пьёт водку, сколько в него влезет. Может, пьяным меня наконец заметит.

   - Мало ли кто чего хочет, - отрезала Маша, постепенно повышая голос. - Не лезь не в своё дело. Что за дурная привычка - лезть не в своё дело?!

   - У кого? - недобро прищурилась Марго.

   - У тебя! - крикнула Маша. - У ребят, у Таньки, вообще у всех! Все лечат, все учат: так надо, так не надо! Задолбали!

   Маргошка застыла с раскрытым ртом. Маша не имела раньше привычки орать благим матом и швыряться вещами. Психоз натуральный. Ого, посуду пошла колотить! Сестрёнка предпочла сбежать из дома от греха подальше, не задев случайно эту ненормальную, истеричку бешенную.

   Истеричка два дня боролась с желанием обвинить Марго, мол, из-за тебя с ним поругалась. Знала, что за Маргошкой не главная вина. Два дня боролась с одолевавшими её нормами привитой с детства морали, страхом оказаться презираемой друзьями и знакомыми, страхом конфликта с родителями, ужасом перед собственным падением и вероятностью потерять Славку навсегда после того, как он получит желаемое. На третий день она сдалась. Будь что будет. Сама позвонила ему.

   - Слав, ну, мы поедем на шашлыки? Я согласна без Маргошки.

   Славка был спокоен и холоден.

   - Ты опоздала. Я передумал. С Маргошкой или без Маргошки мы больше встречаться не будем. Прощай, Маша, - он вздохнул и повесил трубку.

   Маша, не Маня. Назвав её Машей, он сказал слишком много, целое громадное объяснение уместив в одно короткое имя.

   Первые дни она и плакать не могла. Душа сжалась в крохотный комочек, поместившийся у солнечного сплетения, тихо ныла в омертвевшем теле. Ни единой мыслишки в голове. Родители и Маргошка с испугом наблюдали за ней, опасаясь подходить близко, задеть неосторожным жестом или взглядом. Маша напоминала им механическую куклу.

   Последние денёчки студенческих каникул, ласковые и светлые августовские дни. Ей бы уезжать куда-нибудь, в парк, например, или по городу бродить с утра до вечера, выдавливая из себя пустоту, отчаяние, ужас лишения чего-то по-настоящему прекрасного. Нет, она сидела на балконе и тупо разглядывала куст сирени, на который однажды спрыгнул Славка, доказывая ей, - сейчас она не сомневалась, - своё особенное отношение. Трижды звонил Шурик, приглашал в кино. Она соглашалась, договаривалась с ним и не ездила, оставалась дома. На четвёртый раз сама себе положила съездить. До назначенного часа оставалась уйма времени, можно ещё посидеть на балконе.