Две половинки (Просто о любви) - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 14
И что-то шептал бесшабашно-порочное в розовое ушко и хохотал над тем, как она краснеет и шлепает его стыдливо ладошкой по плечу.
Они начали все сначала, с неспешного бесконечного поцелуя, осторожно осваивая неизвестное, не удержав медлительности, заспешили в конце, не могли оторвать взгляда друг от друга делясь потрясением еще более ярким, другим, чем первый раз!
Стаська заснула у него на руках, и Степан тихонько целовал ее в макушку, чтобы не разбудить, невидяще смотрел в слепое темное окно и улыбался умиротворенно своим мыслям.
Она очень быстро проснулась, и выяснилось, что они оба жутко голодные – нормальное состояние!
Они устроили варварский набег на кухню, закончившийся совсем не кухонными делами.
Вернулись назад в радостно принявшую кровать, целовались, смеялись, почему-то шептались, не рискнув разбить волшебство громкими голосами, и обессилевшие заснули, часов в пять утра с начинающимся рассветом.
Следующий день принес Стаське все ожидаемые и прогнозируемые самой себе «прелести» новой жизни.
И ничто, как водится, не предвещало…
Они завтракали, уставшие, восторженные, звучащие все еще в одном ладу.
– Слушай, Стася, а где мы территориально находимся? – спросил Степан, довольно потягивая кофе с молоком из большой кружки.
– На Сретенке.
– Не хиллари! – присвистнул он. – У тебя что, богатые родители?
Спрашивать про наличие богатого мужа или любовника Степану почему-то совсем не хотелось, даже не думалось.
– Богатые, – признала факт Стаська, примерилась и откусила от сложносоставного бутерброда, и уточнила ответ уже с полным ртом: – скрипачи. В австрийском Большом академическом оркестре.
– Однако! – прочувствовал Степан. – А тебя, значит, балуют?
– Пытаются. Я не даю, – размахивая рукой с зажатым в ней бутербродом, поясняла Стаська. – Они не то чтобы очень богатые, в Австрии дорогая жизнь, особенно в Вене.
– Ты к ним ездишь?
– Редко. Чаще они сюда, – без энтузиазма ответила она.
– Ясно. Не самая приятная тема, – присмотрелся к ней Степан.
– Да не то чтобы… но в двух словах не объяснишь, а вдаваться в подробности мне сейчас не хочется. Потом как-нибудь расскажу, ладно?
– Не грузись, – посоветовал он. – У большинства родители – это тема сложная.
– А у тебя? – живо поинтересовалась Стася.
– Бог миловал! Конфликтов нет, но, как и у всех, вопрос отцов и детей имеет место. Зато у меня полная благость и понимание с любимой сестрицей!
– А у меня полная благость только с тетушкой.
– А подруги, друзья?
– Имеются, но без душевного стриптиза и близости. Это все с княгинюшкой.
– С кем, с кем? – подивился Больших.
– Ну, мы так тетку называем в семье. Это отдельная история, – улыбнулась Стаська.
– Подозреваю, что необычная.
– Да уж, из разряда семейных былин! – рассмеялась Стаська.
Стаське исполнилось три года, когда бабушка и дедушка Ремизовы решили восстановить отношения с дочерью, увидеться наконец с внучкой и, так уж и быть – куда ж деваться! – познакомиться ближе с семьей зятя.
Воссоединение, назначенное на определенный день и час, происходило дома у Ремизовых.
Стаська помнила, как мама ужасно волновалась: то смеялась, то плакала и прижимала дочурку к себе, а папа ее успокаивал:
– Ну что ты, Олюшка, все же хорошо! Что ты так нервничаешь?
– Не знаю, – вздыхала мама и гладила задумчиво маленькую Стаську по голове. – Мне как-то не верится.
Стаську одевали с особой тщательностью и многократно повторяли, как следует себя вести, когда они придут в гости, что можно делать, а что нельзя. Стаська этого не понимала, привыкшая к мало чем ограниченной свободе, но послушно кивала, чтобы никого не огорчать.
Исторический час пробил, и все семейство Игнатовых, во главе с Симой, прибыло к Ремизовым. Незнакомые люди погладили Стаську по голове, повосхищались симпатичным ребенком, показали подарки в ярких упаковках, но открывать не разрешили.
Стаську усадили между Серафимой и мамой, на толстые книжки, стопкой уложенные на стуле и прикрытые платком, чтобы ребенок находился на одном уровне со взрослыми за столом.
Стаське все происходящее было неинтересно, она крутила головой, задавала какие-то, очевидно, неуместные вопросы. Официальная встреча в верхах катилась своим чередом.
И принесли чай с тортом.
Девочка Стася, помня все мамины наставления, старалась аккуратно отламывать ложечкой кусочки и доносить их до рта без потерь. Но один вреднющий кусок шлепнулся на ее прекрасное торжественное платье, невзирая на все старания. Стаська взяла его пальцами и отправила в рот, с удовольствием пережевывая.
– Девочка! – услышал ребенок возмущенный голос той самой незнакомой тети, что гладила ее по голове. – Так делать нельзя! Это очень плохо! Оленька, неужели никто не объяснил этой девочке, как надо вести себя за столом?!
Стаська прикинула, надо ли пугаться или разреветься сразу? Но ни пугаться, ни реветь ей не хотелось, и она совершенно не понимала, с чего бы. А потом она решила, что пора и то и другое, особенно плакать, потому что мама вдруг сказала таким голосом, которым никогда не разговаривала.
– Этого ребенка зовут Станислава! – громко, жестко, с акцентом на каждом слове, отчеканила тишайшая Олюшка.
И Стаська увидела, что сейчас ее мама заплачет. Это все увидели. Но за всех Игнатовых приняла решение и ответила Сима:
– Так! – сказала она, хлопнула ладонью по столу и поднялась со стула.
Взяла Стаську на руки и командирским тоном отдала указание:
– Родители, Оля, Рома, поднялись и за мной!
– Что происходит? В чем дело? Куда вы? – непонимающе спрашивал мужчина.
– Простите, – холодно-надменно отчеканила Сима, – но нам, князьям, ваше общество не по статусу!
– Вот после этого она и стала княгинюшкой! – смеясь, закончила повествование Стаська.
– И что, твоя семья с мамиными родителями так и не общается?
– Нет. Мама сказала, что у нее есть мы все, а это великое, редкое счастье, и больше ей ничего не надо. А папе для счастья, кроме мамы и музыки, вообще ничего не требуется.
– А ты? – тихо спросил Степан.
– Я на третьем месте после вышеперечисленного.
– Обижаешься? – посочувствовал он.
– Да что ты! – подивилась предположению Стаська. – Мои родители такие, какие есть, и я их очень люблю, но не знаю совсем. Они все в музыке, всегда. В музыке и друг в друге. Я их редко видела, они мотались по гастролям, сначала по стране, потом за границей, работали долго по контракту в Лондоне, а со временем и совсем в Европе остались. Они переживали, что я не с ними. Но им не разрешали меня вывозить власти, а когда власти разрешили, то Сима с бабушкой не дали, сказали: срывать ребенка с учебы, сами не устроены, по съемным квартирам мыкаетесь и работаете по двадцать часов, света белого не видите, куда вам еще и обуза? Они на самом деле трудно жили первое время. Да я и сама не особо рвалась с ними жить. Зато у меня всегда была княгинюшка. Ну, вот такая у нас странная семья…
И тут у него зазвонил телефон… В прихожей. В куртке.
– Извини, – чмокнул ее в щеку Степан и вышел из кухни.
И долго там разговаривал, она слышала его низкий голос. Он что-то говорил, слов не разобрать, только звук голоса, потом замолчал надолго. И Стаська поняла, что он обдумывает нечто важное, и это важное касается их…
– Не надо, Господи! – взмолилась она, зная, что Он не услышит и не поможет…
Звонила Вера. Боясь показаться навязчивой или не вовремя попасть, отвлечь, как всегда, робко спросила, когда он приедет.
– Завтра, – выдохнул Степан.
Сегодня он не сможет! Только не сегодня, сразу после Стаськи!
Они поговорили о ерунде незначимой и попрощались. Он просмотрел сообщения на обоих телефонах. На одном, рабочем, пропущен один звонок, но не от начальства, значит, ничего срочного. На втором, личном, пять звонков, пара эсэмэсок от сестрицы, одна от Веры.